рыбу на волю. Что писать идей так и нет.
В отчаянии он начинает судорожно набрасывать интересные факты о летучей рыбе, которые узнал за последние дни. Может из этого хоть что-то родится?
1) Летучие рыбы могут пролететь пятьдесят метров на своих крыльях, но, используя потоки воздуха, способны растянуть полет до четырехста;
2) Именно их икра, «тобико», используется в суши;
3) Летают они хреново и врезаются в проходящие корабли;
4) «Крылья» — на самом деле длинные брюшные или грудные плавники;
5) …
6) …
7) …
8) Меня уволят из-за сраной рыбы. Подпись, сургучная красная печать, критик Канцелярии второго ранга Доктор физических наук Людвиг Корнивальд.
Людвиг проводит остаток дня шляясь по улочкам любимого города. Снуют трамваи и велосипедисты, легкий ветер колышет многолетние вязы, щадящее солнце бежит по крышам особняков, переживших не один десяток войн. Проходят стайки студентов, от которых ощутимо пахнет травкой, усатые грузчики восседают с кружками пива в складской забегаловке со столами в бело-красную клетку, а из овощного здороваются редкие здесь мигранты, которые всегда опрятны и приветливы. Под вечер, проголодавшись, и так ничего и не придумав, он в расстройстве идет в облюбованное местечко близ центрального парка. В биргартене херра Беккера как всегда многолюдно, шумно и накурено. Кивнув улыбчивой официантке-блондинке, Людвиг берет 0,5 Эггера, венский шницель и немного шнапса. После третьей рюмки приходят воспоминания — его первые нелегкие шаги в физике. Которая далась ему намного сложнее словесности, в первый год он нередко приносил домой тройки и двойки, а родители, ничего не понимавшие в точных науках, пытались отговорить сына от бесплодных усердий и предлагали заняться тем, к чему действительно есть предрасположенность. Литературой.
Рюмка шнапса застывает на полпути ко рту. Озарение.
За полчаса до окончания рабочего дня Людвиг вбегает в зал Канцелярии, хватает перо, проливает полбанки чернил и размашисто пишет:
«Зачем рыбе крылья?
Странно признавать, что летучая рыба вызвала во мне бурю эмоций. Прозвучит смешно, но в своих стремлениях Parexocoetus brachypterus походит на Homo Sapiens. Созданная, чтобы просто существовать, быть частью пищевой цепи и размножаться, она, как человек, то и дело выходит из зоны комфорта, пытаясь сделать что-то для себя нехарактерное, вспарить к небесам, когда сама природа и сила гравитации тянет ее к поверхности. Как братья Райт, стремившиеся к небу, как физики, бьющиеся над загадками вселенной, как писатели, испытывающие муки творчества, столкнувшись с задачей создать нехарактерный для себя текст, летучая рыба раз за разом прыгает из воды и бьет о воздух плавниками, ведь она все время хочет большего и летит за мечтой»…
* * *
Где-то на другом конце Земли, на островах Полинезии, полночь. Вирему и десятки других рыбаков идут к лодкам, покачивающимся на воде, неся на плечах тяжелые рыболовные сети. Вирему знает, что где-то севернее удильщики выходят в океан с утра, с первыми лучами солнца, но здесь у них уже сотни лет другие порядки. Несмотря на мощный прилив он отводит лодку от берега метров на триста в полной темноте — смог бы сделать это и с завязанными глазами. Вдали то и дело слышатся всплески воды и едва различимые в шуме волн колебания воздуха. Вирему разворачивается к корме, поправляет сеть и включает направленный на черную гладь фонарь. Рядом зажигаются другие огоньки, и километры океана освещаются линиями покачивающихся всполохов.
И вдалеке, обгоняя друг друга, и то и дело выпрыгивая над водой, появляются косяки летучих рыб.