Он выбрал сумки, помог нам получить остальной багаж и проводил до машины.
…Проснулась окончательно я от звонка в дверь. Я спала в незнакомой комнате, в приоткрытую балконную дверь врывался запах свежего хлеба. Как выяснилось позже, эту квартиру Ольга снимала на время своих визитов в Москву. Она открыла входную дверь и впустила мальчишку, он держал в руках корзину роз.
– Просили передать девушке, которая любит выпить и поплакать.
Она взяла у него цветы и стала их разглядывать.
– Он вчера просил передать тебе номер его телефона, но я не советую тебе звонить. Это может плохо сказаться на твоем психическом здоровье… А розы действительно хороши: на длинных ножках, значит он при деньгах и не жмот.
Она поставила корзину на стол и ушла по своим делам. Рядом на столе лежал скрученный авиабилет, на нем несколько раз были прорисованы цифры – номер телефона. Я понюхала цветы, выбросила бумажку в мусорное ведро и решила прогуляться по Москве. Прогулка затянулась во времени, поскольку я уехала в в другой конец города и заблудилась. Вернулась около одиннадцати часов вечера.
– Где ты была? – в ее голосе слышались металлические нотки, мне это сразу напомнило голос моего мужа.
– А что, теперь ты будешь оберегать мою нравственность?
– Я беспокоилась. Ты не знаешь города. У тебя топографический кретинизм. Впрочем, не только топографический…
Она всегда была до неприличия права, это раздражало меня. От усталости и запаха роз кружилась голова. Я влезла под одеяло и закрыла глаза. Ругаться с ней, мне было лень.
На следующий день он повел нас в ресторан, не очень дорогой, но кормили там сытно и вкусно. Он оказался директором института аэрогеодезических исследований и что-то говорил про аэрофотосъемку и полезные ископаемые. Ольга вдруг вся раскраснелась и обрушила на него все свои познания в области геологии. Меня всегда поражала ее осведомленность в разных сферах жизни. Я подумала, что должно быть за это ей и платят так много денег. Он оценил ее познания в области полезных ископаемых, но было заметно, что содержимое моего декольте его интересует больше. Он подвез нас на такси до дома и корректно попрощался.
Весь следующий день я провела в постели. Обложившись стопками женских журналов, пакетиками с миндальными орешками, соками и йогуртами, я лелеяла свое разбитое сердце и пыталась выудить из журнальных статей какие-нибудь практические рекомендации по излечиванию сердечных ран. Ничего дельного я не нашла. Кроме рекламы постельного белья. «Простыни из египетского хлопка излечат Ваши раны». Египетским хлопком была застелена кровать моей подруги. Я быстро перебралась туда со всем своим имуществом. Ольга вернулась домой поздно, уставшая и озлобленная. Видимо, дела ее не клеились.
– Перестань жрать в моей постели! – с порога заорала она.
– Ты ведешь себя точно так же, как мой муж. Разве ты не видишь, что я страдаю?
Она заметно смягчилась, тембр моего голоса действовал на нее успокаивающе:
– Я сказала: «в моей постели». В своей можешь страдать, сколько тебе вздумается, – сказала она и пошла принимать ванну. Я подумала о том, что ее постель для страданий гораздо удобнее и о том, что это только начало. Два однополых существа змеиной породы вряд ли уживутся в одной норе. Об этом мне следовало подумать раньше. Теперь уже ничего не поделаешь.
Она вышла из ванны, уселась в кресло, стала делать себе маникюр и одновременно завела со мной беседу. Как это ни странно, но у нас были не приняты долгие душеспасительные беседы, как это обычно бывает у близких подруг.
– Знаешь, Катя, в чем причина всех твоих бед? В том, что ты думаешь, что ты – центр мироздания, и вокруг тебя должно быть все закручено.
– Видимо, центр мироздания – это ты?
– Нет. Я – обычная баба с нереализованным материнским инстинктом, – сказала она, и я тут же пожалела о своих словах. По-своему она всегда любила меня, да и я была к ней привязана.
– Как ты думаешь, в чем разница между ребенком и взрослым? – спросила она назидательным тоном, и тут же сама ответила на свой вопрос, – взрослый человек сам выбирает себе жизнь, а за ребенка это делают другие.
– Ну знаешь, я тоже выбираю. Я всегда выбирала себе мужей, – гордо сказала я. Она так смеялась, что перевернула бутылочку с лаком для ногтей.
– Ты никогда не могла окупить свою собственную жизнь. Ты как собака, можешь любить или не любить лишь того, кто тебя кормит. О каком выборе может идти речь? – говорила она, продолжая смеяться.
– Я выбирала из тех, кто выбирал меня, – сказала я и снова пожалела об этом – она порезала пилочкой палец и кровь закапала ей на халат. Зачем это я? Ведь я знала: ей-то вечно не из кого было выбирать.
– Оля, пожалуйста, прости меня, я не хотела сделать тебе больно, – я пыталась приложить ватный тампон, смоченный в одеколоне, к ее руке. Она швырнула им мне в лицо.
На следующий день нам позвонил Анатолий, так звали нашего знакомого. Он пригасил нас на выставку минералов.
– Ты поезжай сегодня вместо меня. Решишь вопрос с поставкой новых шин для «Москвичей», – сказала она.
– Ольга, ты что с ума сошла? Я же там никого не знаю…
– Это не имеет никакого значения. Тебе и не надо никого знать. Они будут гнуть свою линию о предоплате. А ты должна убедить их в том, что мы рассчитаемся по факту доставки. Вот тебе пакет документов нашей фирмы.
– А ты что будешь делать?
– А я пойду на выставку минералов. Ты все равно в этом ничего не смыслишь.
Вечером я вернулась домой как на крыльях. Ольгины дела делались как по маслу. Моей неопытности никто не замечал. А, возможно, им просто легче было уступить мне, чем ей. Во мне они не чувствовали соперника.
– Ольга! Они согласились! Но ведь они рискуют, и к тому же им это не выгодно. Почему они пошли на это?
– Доллар растет. В договоре речь идет об оплате в долларах. А с нами они работают давно, поэтому доверяют. Им это выгодно, Катя. Но в любом случае, ты не так безнадежна, как я думала. Завтра поедешь уточнять условия доставки.
Она пила красное сухое вино и разглядывала свое отражение в зеркале. Мою подругу трудно назвать красавицей, но отшлифованные манеры стервы были ей к лицу. Прямой, с легкой горбинкой, нос. Тонкий извилистый рот. Серые холодные глаза. Иногда они лучились мягким и теплым светом, но это случалось редко. Этот взгляд был предназначен не для широких масс, а для узкого круга. По неясным причинам я входила в число таких счастливцев. Под маской прагматичной суки скрывалась тонкая умная женщина с добрым сердцем.
– Позвони в фирму, осуществляющую железнодорожные перевозки, узнай тарифы. Нам выгоднее действовать через такую контору. Но они будут настаивать на своей доставке. Убеди их согласиться на наши условия. Должна же ты хоть как-то отрабатывать свой хлеб?
В тот вечер я рано легла спать: так устала, что даже забыла спросить ее, как прошла экскурсия на выставку минералов.
Утром я встала в 8 утра, чего не случалось со мной много лет. Мне поразительно везло. Москвичи согласились принять наши условия. И даже пригласили меня на обед. Домой я вернулась раньше, чем предполагалось вначале. Я открыла своим ключом дверь и застыла в замешательстве:
– Зачем она тебе нужна? – говорила моя подруга, – Катя – законченная дура, эгоистичный ребенок… Тебе быстро надоест натирать педагогические мозоли. Ей уже двадцать семь. Она потеряет время и в тридцатник останется ни с чем. Если ты всерьез намерен жениться – женись на мне.
– Но я люблю ее.
– Ты не можешь любить ее, потому что не знаешь. Она – не женщина, и, возможно, даже не совсем человек. Это маленький красивый зверек, который разорвет на части твою душу. И сбежит. А через полгода с трудом вспомнит твое имя. Если, конечно, ты ей вдруг зачем-нибудь понадобишься.
– Я ее чувствую, а о тебе я действительно ничего не знаю.
– Я тебе все расскажу.
– Может быть, я ему расскажу о тебе? – они оба не ожидали моего вторжения, но реагировали по-разному: он – растерялся, а у нее не дрогнул на лице ни один мускул.
– Не утруждай себя, дорогая… А то вспотеешь. Лучше пойди, сделай мне бутерброд с салями.
– А ноги тебе не помыть? Ты за глаза поливаешь меня грязью, а я должна делать вид, что ничего не замечаю?
– Что ты называешь грязью? Правду жизни? Тебе мало того, что ты уже сделала с собой и с другими людьми?
Я стояла посреди комнаты, вся растрепанная. Она сидела в кресле, положив ногу на ногу. Атмосфера накалилась до предела. Мы вполне могли бы подраться, такой опыт у нас уже когда-то был. Мужик с интересом следил за нами и в разговор не вмешивался. Мы обе одновременно заметили это и сбавили тон. Разговор плавно перешел в другую плоскость: мы стали вспоминать старые обиды. Он почувствовал себя лишним и ушел.