Читать интересную книгу Короткая память - Вера Александровна Колочкова

жили, и хорошо жили, Нинель такой счастливой была… Порхала как бабочка. Крылышками нарядными трепетала. Никаких забот, одно чистое счастье. Жить бы да жить, господи! Хотя чего уж теперь-то… Теперь все в прошлом. Оборвал Паша ей крылышки-то. Как есть оборвал. Бессовестный. Да разве ж так можно было… Ведь знает, какая она… К жизни не приспособленная…

С каждым шагом обида и злость на зятя росли, хотя вроде и расти больше некуда. А как иначе, как? Ведь все сердце изболелось уже за доченьку драгоценную! Бабочку легкокрылую, белокурого ангела ясноглазого! Вся ее жизнь – в доченьке… Вся душа в нее вложена, все силы материнские. Смысл всей неказистой жизни… Растила ее, как нежный цветок, а теперь вынуждена смотреть, как тот цветочек сломали безжалостно.

Наверное, сама виновата, если по большому счету. Недодала доченьке чего-то главного. Стойкости в ней не воспитала, как сейчас модно говорить – стрессоустойчивости. Наверное, зря даже именем таким нежным назвала – Нинель?

Хотя чего уж теперь сожалеть – поздно. Только сердце зря рвать. Нельзя его рвать, пригодится еще. Жить надо, сильной быть надо. Хоть и возраст уже не обманешь, силы не те, не те… Но все равно – нельзя о покое думать! Какой такой покой? Это ж как в стихах – покой нам только снится… Нет, нет! Где покой, там и смерть близко. А умирать ей никак нельзя – Нинель же совсем одна останется. И свою дочку поднять не сможет…

А все-таки странно – почему Нинель дочку Ниночкой назвала? Что за путаницу такую придумала – Нинель да Ниночка? Получается, теперь обе Ниночки… Спросила ее однажды – зачем так? А Нинель ответила капризно – ничего ты не понимаешь, мам… Я так хочу, я так специально сделала. Пусть Паша теперь всегда говорит про нас – мои Ниночки… Пусть мы будем для него неразделимы – дочка и я. Двойное счастье. Красиво же, правда?

Вот вся в этом Нинель и есть – пусть будет красиво, а остальное не важно. Красивое личико, красивая одежда, красивые семейные фотографии в интернете… Ох, как она любила себя с дочкой фотографировать, как любила выставлять напоказ красоту! И подписывать при этом хвастливо, вроде «мы папины радости», «две папины Ниночки», «ждем нашего папочку»… А папочка взял да бросил, и нечем теперь хвастать, выходит! Дохвасталась…

Так ушла мыслями в досаду, что не заметила, что поднялась на лишний этаж. На шестой надо, а не на седьмой! Вот же ворона старая… Только зря силы израсходовала.

Прежде чем открыть своим ключом дверь, постояла, отдышалась немного. Попросила мысленно – господи, дай мне сил… Дай сил не расплакаться, не усугубить дочкино состояние. Как сказал недавно врач скорой помощи – опасно пограничное…

* * *

Встретить ее вышла Ниночка, проговорила совсем взрослым для восьмилетнего ребенка голосом:

– Хорошо, что ты пришла, бабушка. Я тебе звонила, ты не ответила. Хотела, чтобы ты быстрее пришла…

– Прости, я не слышала. Телефон в сумке был. А что такое, Ниночка?

– Да маме совсем плохо… Я ей воды принесла, а она даже стакан взять не может, руки сильно дрожат. И с утра ничего не ела. И молчит… Я разговариваю с ней, а она не отвечает. Я боюсь, бабушка…

– Чего ты боишься? Не бойся. Пусть мама молчит. Хоть не плачет и не кричит, и то ладно. А таблетки она пила, не знаешь?

– Нет… Только одну воду пила. Лежит, отвернулась к стене и молчит. Может, еще пусть врачи приедут, а?

– Да уж надоели мы врачам-то… Уж сколько раз вызывали… Нет, не надо, я думаю. Боюсь, только хуже сделаем. Еще маму в психушку заберут, не дай бог…

– А что это – психушка, ба?

– Ну, это больница такая… Особенная… Кому очень плохо или у кого горе какое, того туда увозят…

– Так ведь маме как раз плохо! У нее горе! Папа нас бросил!

– Ну, я не такое горе имела в виду… И это не горе вовсе… Это у мамы пройдет, Ниночка. Само пройдет…

– И тогда папа вернется, да?

Елена Михайловна только вздохнула, отводя глаза. И поймала себя на мысли, что разговаривает сейчас с Ниночкой как со взрослым человеком. А так ведь нельзя, нельзя… Она ж маленькая еще, не понимает ничего. Но на вопросы все равно отвечать надо, никуда не денешься. Знать бы еще, как на них отвечать… Ну как, как объяснишь ребенку, что происходит? И Нинель тоже хороша – позволила себе расклеиться. Лучше бы Ниночку пожалела!

– Так он вернется или нет, ба? – тихо и требовательно повторила Ниночка.

Опять вздохнула. Вместо ответа произнесла строго:

– А ты сама-то ела сегодня что-нибудь? Или голодом сидишь?

– Ела. Бутерброд с колбасой.

– И все? А обедать? Я же вчера борщ сварила! И котлеты в холодильнике, в кастрюльке… И картофельное пюре…

– Я не хочу. Мама ничего не ест, и я тоже не буду. Пусть меня вместе с ней в ту больницу отвозят! В психушку!

– Ох, Ниночка, Ниночка… Ну что ты такое говоришь, сама не понимаешь! Ну нельзя же так, Ниночка! Давай я тебя в деревню к тете Тамаре отвезу… Уж сколько раз предлагала… Там хорошо, там лес и речка, там грибы с ягодами… А? Давай?

– Да отстань ты от меня, ба… Не поеду я к твоей тете Тамаре. Мама тут болеет, а я уеду, что ли? Скажешь тоже!

– Так я же как лучше хочу, Ниночка… Чтоб тебе не глядеть на все это… А потом, знаешь… Ведь маме так даже лучше будет! Она быстрее поправится и тоже к тебе приедет! И вместе будете в речке купаться, в лес ходить…

– Вот когда поправится, тогда и поедем, – сухо произнесла Ниночка, глядя исподлобья. – И не приставай ко мне больше, ба.

– Ладно. Не буду. Я уж знаю, какая ты упрямая.

– Тем более папа все равно скоро вернется к нам. Я знаю, что он вернется. Я ему сегодня звонила.

– Да? И что он сказал?

– Да то же самое, что и раньше. Что они с мамой больше не будут жить вместе. И что будто бы для меня это ничего не значит, все равно он меня любит… Ерунда какая-то, правда? Я так ему и сказала – не говори ерунды! Как это можно – не жить вместе и все равно любить? Так же не бывает, бабушка! Ведь правда? Он сам поймет, что ерунду говорит, и вернется! А иначе… Иначе он мне и не папа вовсе!

– Да как же, Ниночка…