это настоящее издевательство!
А байк… Вот, где чистый, безо каких-либо примесей, кайф!
Всю дорогу я молюсь о том, чтобы она никогда не кончалась, но небеса глухи к моим мольбам, и уже до обидного скоро мы въезжаем в наш пригород. Парень сбавляет скорость и кричит себе за плечо:
– Куда дальше?
– Пока прямо! – кричу я ему в ответ. – А на следующем перекрёстке направо и сразу налево. И там до самого тупика.
Соседские дома снова начинают мелькать с невероятной быстротой, буквально превращаясь в одно разноцветное пятно. А искусное вхождение в повороты на такой скорости как дополнительный впрыск адреналина в кровь. Очень круто! Очень-очень! Жаль, что мало…
Мы тормозим у профессионально подстриженных кустов близ моего дома, и мне приходится отлепиться от спины парня и слезть с чёрного красавца, в которого я безнадёжно влюбилась…
Пока я стягиваю с головы шлем, Савва, как-то странно ухмыляясь, с интересом рассматривает мой дом, а затем с насмешкой замечает:
– Красиво жить не запретишь, да? Кто твои родители? Бизнесмены?
– Музейные работники, всего лишь, – возвращаю я ему шлем.
– Ну-ну, – хмыкает он, одевает шлем и вновь заводит двигатель. – Ну… Ещё увидимся, если выдастся случай.
Байк тут же срывается с места, оставляя меня в недоумении пялиться в спину парня.
Впрочем, долго задаваться вопросами у меня не выходит.
– Валерия! Ты… Ты приехала домой на этом?!
Я разворачиваюсь к маме, которая спешит ко мне, пальцами одной руки придерживая на груди полы своего строгого халата. Выражение её лица забавно сочетает в себе волнение и осуждение.
– И даже выжила, мамуль! – комично воздеваю я руки к небу. – Невероятно, да?
Мама словно не верит мне на слово и придирчиво осматривает меня с головы до ног. И, видимо, убедившись, что на мне нет и царапины, с некоторым недовольством смотрит за мою спину.
– Кто это был, Лера?
– Плохой парень на байке, – пожав плечами, подхватываю я её под руку и направляю нас к дому. – Ничего особенного.
– Ох уж, эти твои шуточки, дочка, – заметно успокоившись, пеняет она мне. – Когда-нибудь…
– Вы подумаете, что я вновь шучу, и не поймёте, что мне нужна помощь, помню, – улыбаюсь я. – Папа дома?
– Да, готовится к лекции.
– Хорошо. Не пугайся, мам, но мне нужно с вами серьёзно поговорить.
Мама бросает на меня недоверчивый взгляд, отчего я печально вздыхаю. Да уж, чего-чего, а серьёзности от меня родители ждут в последнюю очередь. Впрочем, сама виновата.
Я очень сильно отличаюсь от своих мамы и папы. Они у меня оба рассудительные, здравомыслящие и консервативные. Работники музея… Ага. Так говорить проще, чем перечислять все их заслуги. Например, мой папа кандидат искусствоведения, старший научный сотрудник местного музея искусств и профессор «по вызову» в институте, в котором, как он и мама думают, я буду учиться… Также папа заведует советским разделом виртуальной библиотеки Russian Records и коллекционирует отечественные и зарубежные аудиозаписи 1900–1950-х годов.* А мама… Мама директор того же музея, художественный критик и культуролог. Читать лекции студентам она тоже иногда ходит.
И они оба поклонники, скажем так, высокого искусства. Будь то театр, балет или опера. Целью их жизни было приобщить к этому всему и меня. Но если говорить о музыке, я предпочту рок – классическому оркестру. Американскую комедию – немому кино. Приколы и пранки на каком-нибудь видеоканале – постановке в театре.
Езду на байке с незнакомцем – безопасности машины класса «люкс»…
Нет, родители никогда не запрещали мне быть той, кто я есть. Они позволяли мне многое, не спорили и не осуждали. С одним маленьким условием. Я должна учиться в институте современного искусства. Пойти по их стопам.
Их идея заключалась в том, что у меня было целых семнадцать лет на безрассудства, глупости и развлечения по вкусу, и теперь настала пора этот самый вкус облагородить по высшему разряду.
Я усаживаю родителей за обеденный стол: папа во главе, мама напротив меня. Они оба с тревогой посматривают в мою сторону и переглядываются между собой. Я набираю в лёгкие побольше воздуха и выпаливаю на одном дыхании:
– Мои горячо любимые родители, я поступила на юрфак!
Тишина.
Мама слегка хмурится, словно ей не хватает информации, чтобы понять, о чём я говорю. Папа просто ожидает продолжения, в котором я, очевидно, скажу, что пошутила.
Я вздыхаю, прилипнув взглядом к бабочке на шее отца, которую он вместе с рубашкой носит даже под домашним халатом, и медленно проговариваю:
– Да, мы договаривались, что я поступлю в институт современного искусства. И я поступила. Но… В последние недели всё изменилось. Я честно взвесила все «за» и «против», подошла к вопросу со всей серьёзностью. И… Мам, пап, – по очереди смотрю я на них, – своё будущее я хочу связать не с искусством. Я хочу стать следователем.
– Сле… Следователем? – сглотнув удивление, сильнее хмурится мама. – Но…
Она смотрит на отца, рассчитывая на его помощь, и он её не подводит. Прокашливается, поёрзав на стуле, и спрашивает у меня:
– Как так вышло, что ты неожиданно захотела стать следователем, солнышко?
Я закусываю нижнюю губу, потому что так и не придумала достойного ответа на этот вопрос. Не рассказывать же им о наркотиках, которыми опоили Лизу, ведь именно с этого момента всё закрутилось и привело меня к мысли самой бороться с преступностью. Да, мы выяснили, что Кичигина, наша с Лизой бывшая одноклассница, не просто потакала взбалмошности чокнутой сестре Руслана Климова**, парня Лизы, но и торговала «веселыми таблетками». Мы с Лизой устроили всё так, что её взяли с поличным, но… Девчонку отпустили в тот же день. Не передать словами, как меня возмутило это событие! Зло не должно остаться безнаказанным. И я хочу стать частью той силы, которую не пугают положение преступников в обществе и не прельщают их деньги.
А ещё сам процесс расследования преступлений кажется занимательным и интригующим.
– Я не могу этого объяснить, но… – наконец отвечаю я родителям. – Мне жизненно-важно стать тем, кто будет упекать преступников за решётку.
– Лера, это