девушки, чей жених обозвал её сукой, надрался и валялся в канаве.
— Почему я здесь?
— Леон, у тебя дома… Там с Лимпопо беда.
У меня чуть сердце не выскочило. Все уже знают! А я ещё не в тюрьме.
— Он жив? — я молился, чтоб нет. Если хоть один из По заговорит, мне конец.
— Братья как всегда подрались спьяну. Уши покусаны, ногти сломаны. Похоже, кто-то из По разбил Лиму голову крышкой от супницы. И он умер.
Как удивительно логично это звучало со стороны.
— А По?
— Доктор сказал, у Лима и правого По было на двоих одно сердце. Оно остановилось и приговорило обоих.
Иветти рассказала, что левый По спятил из-за смерти братьев и всё выкрикивал: «…устрица! …устрица!». Само собой, инспектор решил, что братья поскользнулись на устрицах. Моллюски валялись по всему вагончику. Полиция объявила несчастный случай.
Я вернулся домой к полудню. Лимпопо увезли в госпиталь, так что я первым делом бросился к шкафу-домино. Белый ящик, мне был нужен белый ящик… Но фаянсового петушка в нём не оказалось. И в другом тоже. И в большом белом ящике — не было чертового петуха. Что такое? Момент, когда я прятал фигурку, был самым ярким за прошедшую ночь.
Инспектор обыскал шкаф, нашел петушка, измазанного кровью, и заподозрил убийство? Ведь По не мог встать, чтобы положить его в шкаф. Зная, какие злые шутки играет с нами память, я без всякой надежды распахнул наугад чёрный ящик.
Внутри лежал петушок.
Что за…
Дверь — заперта. Ставни — задвинуты. Я — в своём уме. Зажмурившись, я повторил чудовищную сцену от начала до конца. От первого касания супницы до попытки спрятать улику. Я открыл глаза, как только взялся за ручку шкафа. Да, ящик был точно белым! Тогда я бросил петушка внутрь, закрыл, открыл… и кажется, поседел. Фигурка исчезла. Бешеный от догадки, я заметался по вагончику. Хватал всё, что попадалось под руку, бросал в белые ящики и закрывал там. В ту же секунду распахивал дверцы — и предметы испарялись. Трубка. Пенсне. Консервная банка. Появлялись они в чёрных ящиках целыми и невредимыми. Даже наша облезлая кошка.
Да. Уродливый шкаф творил чудеса. А я-то хотел его пилить!
Тем вечером я убеждал Иветти, что никакой это не фокус, и шкаф действительно волшебный. Она поверила, когда мы усадили в белый ящик пуделя. Эта кучерявая бестия тявкала не затыкаясь: когда путалась под ногами, когда я брал её на руки, когда сажал в шкаф. Но как только закрыл за нею дверцу…
— Леон, что такое? — в полной тишине Иветти оттолкнула меня и открыла тот же ящик. — Где Безе?
Собаки внутри не было. Я засиял. Иветти проворчала: «не смешно…» и взялась за ручку чёрного ящика. Только щёлкнул замочек, как раздался визгливый лай. Толкнув дверцу изнутри, на грудь хозяйке выскочил пудель.
— Вот это будет номер! — Восхитился я.
— М-м… Не-а, — возразила Иветти. — Как ты докажешь людям, что собака просто не перелезла внутри шкафа, куда её научили? Это скучно.
Дьявол. Она была права. В телекинез с одной полки на другую никто не поверит. Вот если бы чёрная и белая половины — вход и выход из портала — стояли на разных концах сцены…
— Распилить? — засомневалась Иветти. — А ты его не сломаешь?
— Без этого магия шкафа ничего не стоит. Номер провалится! Рискнём.
К ночи мы аккуратно разделили шкаф на две части, заменив одну из перемычек куском шпона. После мы заново пропустили через ящики едва ли не весь вагончик. Всё, что смогли туда уместить. Даже проклятая гагатовая шпилька вернулась к Иветти. Портал работал, как часы. Разве что петли скрипели, но это придало номеру антураж.
— Не хватает главного, — осенило меня. — В конце мы должны переправить тебя, Иветти.
— Меня?..
— Ну, как же! Величайшие маги пилят, топят и жгут красивых помощниц. Только ради этого папаши и ведут детей на шоу.
Её это подкупило. Вздохнув, Иветти скукожилась в белом ящике и поджала ноги. Я закрыл дверцу. Тотчас распахнул — и живот свело. Чрево шкафа пустовало, как никогда прежде. Казалось, Иветти пропала насовсем. Не умерла, не спряталась — будто и не существовала, только чудилась. Безе скулила, а я вспотел. Спотыкаясь, шагнул к чёрному шкафу. Дёрнул ручку…
— Получилось! У нас всё получилось! Вот это будет номер, — верещал я, кружа Иветти по вагончику. — Что там внутри? Пустота? Полёт?
Она задумалась:
— Ничего. Щёлкнул замок, стало темно — и вуаля, опять ты.
— Я придумал: надо сперва пооткрывать мелкие чёрные ящички. Будто ты можешь оказаться там, ха-ха! Для эффекта.
— Тогда давай ещё.
Мы начали заново. На этот раз Иветти сама вызвалась усадить пуделя в белый ящик. Я изображал магические пассы, когда в дверь вагончика постучали. «Полиция», — струсил я, отпирая. Но пришел мсье Жако:
— Ох ты ж!.. Ваша псина? — буркнул он. — Крутится тут под ногами.
Я узнал Безе. Тварь сбежала из шкафа на улицу, пока мы отвлеклись. Иветти подхватила её и унесла внутрь. Без грима, в свете луны директор был похож на собственный труп:
— Леон, я пришёл… сказать: левый По скончался. Лимпопо мёртв.
— Это ужасно, — соврал я. — Он так и не пришел в себя? Говорил что-нибудь ещё?
— Нет. Так и стонал: «…устрица, …устрица». Боже мой! Какая потеря для варьете. Леон, не подведи завтра, уж ладно? Готов номер-то?
— Почти.
После его ухода Иветти расплакалась по Лимпопо, и мы решили, что на сегодня лучше закончить.
А ночью я проснулся от страха. Чёрный шкаф скрипел. Спросонья мне пришло в голову, что он голоден и просит есть, хлопая губами-дверцами. Но спустя минуту тишины я понял, в чём дело. Мы мало репетировали. В прошлый раз беспечность привела к фиаско. Теперь я не мог уснуть, не перепроверив всё заново.
В клетке под потолком спали голуби — из тех, которых достают из шляпы. Я взял одного. Сердечко билось мне в ладонь. Через минуту, совершив обычные ужимки фокусника, я закрыл его в белом ящике.
— Дамы и господа, это не чудо, — я демонстрировал воображаемой публике пустой шкаф. — Чудо ещё впереди! Проверим, куда магия занесла нашу птичку. Может, она… вот тут?
Я подлетел к чёрному шкафу и открыл крошечный ящичек. Меня шатнуло.
Голубь.
Но птица была велика, а вещи не появлялись в ящиках не по размеру. Той ночью что-то пошло не так: внутри лежало пернатое тельце. Без головы. Шкаф выдал мне столько голубя… сколько вместил в первый открытый ящик. Такого не случалось, пока мы не распилили шкаф. Повезло, что