Читать интересную книгу Ночные тени (сборник) - Ирина Глебова

Он сел рядом. В его хриплом тихом голосе она, видимо, уловила что-то такое, отчего опустила руки, расслабилась. И тут же слёзы потекли из глаз.

– Лида, но почему? Зачем он был тебе нужен?

Она плакала, и беззвучные рыдания сотрясали плечи.

– Ты не любишь меня больше?

Теперь она рыдала вслух. Нет, притворства здесь не было: Александр чувствовал, что тихие звуки рвались из сердца. И заикаясь, сквозь рыдания, она повторяла:

– Люблю… Всегда любила…

– Но ты предала меня! – Его голос сорвался, он вскочил, заходил по комнате. – Предала, как те негодяи!

– Нет! Нет!

Лидия исступленно мотала головой, пряди волос прилипли к мокрым щекам. Вдруг он снова сел рядом с ней, схватил обе её руки у запястий, тряхнул. Сказал властно:

– Успокойся! Ты можешь искупить свою вину. Сделаешь?

Её глаза мерцали – от слёз ли, света ночника или внутреннего напряжения? Александр смотрел, не мог отвести взгляд. Она тоже смотрела прямо на него. Легонько освободила одну руку, потянулась к его лицу.

– Да, сделаю. Всё, что скажешь.

Тонкие горячие пальцы коснулись его небритой щеки, и Александру вдруг захотелось прижаться к ним губами. Он с трудом подавил порыв нежности.

– Этот… человек, он ведь похож на меня?

– Не знаю…

Лидия смотрела удивлённо, но через минуту выражение лица изменилось.

– Да, кажется, похож.

Она как будто только сейчас осознала это. Но он уже говорил дальше:

– Ты скажешь в милиции, что это – я. Что я покончил с собой… Я ведь и вправду хотел это сделать: убить тебя и себя. А вот как получилось.

Женщина не поняла его. Она всё ещё сидела, прикрываясь рубахой, смотрела растерянно и испуганно.

– Ты убил себя? Как?.. Не знаю… Почему?

Александр стиснул зубы, подавляя внезапную вспышку злости.

– Да, я хотел себя убить! А теперь хочу жить! В том, что случилось – твоя вина! Так помоги мне!

– Но как это возможно, выдать его за тебя?

Злость отпустила. Устало сев к столу, он сказал:

– У твоего любовника теперь нет лица. А во всём остальном он вполне сойдёт за меня. Или кто-то знает, что ты с ним?..

– Никто.

– А соседи?

– Нас никогда не видели.

– Ага! – Александр вскочил, но, увидев, как Лидия сразу задрожала и сжалась, заставил себя сесть. Сквозь зубы сказал:

– Значит, это не в первый раз… Ладно, не хочу и знать. Скажи только, кто он? Его должны искать?

– Он не из нашего города, командировочный…

– Значит, хватятся не скоро. Это хорошо…

Он смотрел, как жена тихонько, настороженно поднялась, достала из шкафа и стала надевать другую его рубаху – длинную, байковую, в красно-чёрную клетку. Быстро натянула, торопливо застёгивая пуговицы. Рубаха доходила ей до середины бедра, и в ней, просторной, со свисающими рукавами, Лидия казалась особенно стройной, длинноногой. У мужчины, глядящего на неё, горячо стало внизу живота, сладкой судорогой потянуло мускулы ног. Сердце заколотилось, и он понял, что сейчас, через секунду, вновь снимет с неё эту рубаху. Что-то, какое-то чувство пыталось остановить его, кто-то там, в той комнате… Но он уже расстёгивал пуговицы, глядя в её близкие испуганные глаза.

– Боже мой, Алик, – шептала она. – Разве можно… Там мёртвый…

– Забудь! Как я забыл. Пока…

Он почувствовал, как податливо раскрывается она, впускает его в себя, и со сладостным стоном и вправду забыл обо всём… Они были вместе, одно целое, их любовь не пропала, наоборот – сильнее вжимала их друг в друга, наливала обнимающие руки силой, а губы жаром. Словно это было их первое, вновь первое соитие. И последнее.

Потом она плакала, уткнувшись мужу в плечо, а он молча гладил её волосы. И лишь когда она стала быстро и мелко солёными губами целовать его грудь, Александр сказал:

– Я вернулся из командировки неожиданно, ты меня не ждала, крепко спала. Разбудил тебя выстрел… Логичнее было бы сделать это здесь, в кабинете, но… как объяснить тогда кровь в спальне? Значит так: я зашёл, тронул тебя за плечо, разбудил, сказал что-то вроде: «Прощай, Лида, прости, не могу дальше жить…» Вообще, ты могла точно спросонья да с испугу не запомнить. И потом выстрелил сам в себя… Да, так будет лучше, правдоподобнее.

Она молчала, вновь сжавшись в клубочек. Он прикоснулся губами к её виску, успокаивая.

– Не бойся. Всё будет нормально. Тебе поверят, у меня были причины так поступить. Следователь всё равно будет проверять, найдёт подтверждение… У него вещи есть с собой?

– Портфель. Там, в комнате…

Александр поднялся.

– Оставайся здесь. Я сам всё там сделаю, что нужно.

Он надел только плавки: с тела кровь легче смыть, чем с одежды. Мёртвый лежал на спине, раскинув руки. Он был страшен, кругом кровь и что-то грязно-серое, комками… Но Александр сказал сам себе вслух:

– Ты это сделал, вот и смотри, не отворачивайся.

На убитом была рубаха в чёрную полоску – такие нынче модны, продаются на вещевом рынке в любом городе. Это хорошо, у него самого вполне могла быть такая. И брюки тоже самые ходовые – из мягкой, похожей на замшу зеленоватой ткани. На нём самом надеты почти такие же, только серые. На стуле лежал, небрежно брошенный, пушистый импортный джемпер. Конечно, кто кроме жены знает, какие были у него вещи. Но всё же, если милиция станет сильно докапываться, сослуживцы могут сказать, что подобного джемпера у него никогда не видали. Это вызовет подозрение… Решено, джемпер он заберёт с собой.

Да, теперь главное – карабин. Александр взял на трельяже, из Лидиной шкатулки, две бумажные салфетки, обернул одну руку носовым платком и тщательно протёр приклад, дуло, курок… Потом осторожно опустился около мёртвого на колени, с правой стороны, взял холодную вялую руку, положил ладонью на приклад, курок…

Ну, кажется, всё. Он прихватил джемпер, красивый кожаный портфель-чемоданчик и пошёл к двери. На выходе оглянулся: вот лежит он, Александр, по лицу не опознать, а особых примет у него нет. Хотя… стоп! На левой ноге ноготь большого пальца тёмный. Давняя история… Студентом он играл в университетской футбольной команде. Один из игроков, его друг, сломал ногу, и Александр пошёл его проведать. Парень ловко прыгал на костылях с загипсованной ногой. Они шли на кухню покурить, когда приятель наступил ему костылём прямо на ногу, на палец! Случайно, конечно. Долго у Александра палец болел, он даже не мог играть в футбол. Вот тогда по-настоящему и увлёкся программированием… А ноготь на травмированном пальце стал чернеть. Сам палец давно уже не болит, а вот ноготь так и остался тёмно-жёлтым. Впрочем, кто об этом знает, кроме Лиды? Никто, как будто. А она не станет говорить. И всё же, через силу, он вернулся, стоя на коленях, стащил с левой ноги мёртвого носок. Ещё раньше он заметил на прикроватной тумбочке свою пепельницу с парой окурков и чужой зажигалкой. Теперь он взял эту зажигалку, крутанул колёсико, поднёс пламя к ногтю большого пальца…

Глубоко в подсознании он повторял сам себе, успокаивая, убеждая: «Ему не больно, я уже сделал самое плохое – убил его, и теперь ему не больно…» Но в само сознание, которое в эти минуты двигало его руками, дыханием, взглядом, сердцебиением, Александр не пропускал ни одной мысли, только то, что доходило извне: дробь дождевых капель о стекло, скрип половиц, шорохи его собственных движений… Ладонью он стёр копоть с ногтя. Что ж, какая-то имитация получилась: ноготь на большом пальце левой ноги убитого немного потемнел. Вряд ли кто-то будет доискиваться причины, а внешнее сходство есть. Пусть даже про эту примету никто и не вспомнит, он, Александр, теперь будет более спокоен.

Как только он ступил в коридор, сейчас же спазм, давно назревавший, скрутил желудок. Александр еле успел добежать до туалета. Его рвало долго, мучительно, до желчи, и в ванную он почти вполз – дрожащий, мокрый от пота, обессиленный. Горячий душ привёл его в чувство, но когда он вошёл в комнату к жене, был бледен, со взглядом пустым и погасшим. Полчаса они ещё сидели, обнявшись, обговаривая детали того, о чём придётся рассказывать Лидии… Когда он уходил из дома, надев чужой серый плащ, он обернулся в дверях, долго смотрел на жену – дрожащую, с огромными, полными слёз глазами, сцепленными у подбородка ладонями, и сказал только лишь:

– Ты меня погубила, ты меня и спасёшь!

* * *

Ещё в квартире Александр заглянул в портфель: ничего особенного, обычный дорожный набор командировочного. Тут же были и документы убитого. Они оказались тёзками – даже здесь совпадение! Ох, Лида, зачем?.. Но нет, он не хотел думать о жене и этом человеке. Ведь теперь бедняга был мёртв, убит им самим. Он был уже не мужчина – ничто! – и Александр не мог теперь думать о нём, как о любовнике своей жены. И о ней, обнажённой, с разметавшимися волосами, изогнутым станом, верхом на… ком? Его уже нет в природе! Нет, и о ней он не мог думать. Он думал о себе.

Но сначала он выбросил портфель. Хотел взять его себе, воспользоваться чужими документами – свои пришлось оставить в квартире. Но совсем немного отошёл от дома и почувствовал, как оттягивает руку как будто лёгкий портфель. И понял, что не сможет жить под именем убитого им человека. Бог с ними, с документами! Сейчас такое время – неразбериха, миграция, беженцы. Никому ни до кого нет дела. Устроится как-нибудь и документы новые достанет. А потом, может быть, свяжется с Мазером, тот организует ему выезд за границу – не откажет!..