Читать интересную книгу Ночное солнце - Герай Фазли

- Наше село Чеменли - как раз у подножия Кавказских гор, - мягко пояснила Гюльназ. - В окна видны горы.

Старик все с той же улыбкой заключил:

- Представь, что и мы, глядя на тебя, видим те горы. На твоем лице будто остался след горного солнца. - Теперь он ласково взглянул на Веру, как бы ища поддержки. - Я верно говорю?

- Конечно, верно, - поддержала его Вера. - Очень даже верно, простите, я не знаю вашего имени...

- Зуберман... Герман Степанович.

- Тогда... давайте знакомиться. - С этими словами Женя протянул руку и громко представился: - Евгений Петрович Лисицын... муж Веры Ивановны Лисицыной.

- Нечего меня подначивать, - Вера обернулась к Гюльназ: - А как тебя зовут, дочка?

- Гюльназ... Абасова Гюльназ Алмардан гызы.

- Я не разобрала, повтори-ка еще раз.

На помощь Гюльназ пришел зеленоглазый старик.

- Гюльназ... В переводе на русский значит - Гюля, верно, дочка? Гюля Алмардановна?

Гюльназ незаметно для себя постепенно привыкла к этой компании. Восторженные взгляды, обращенные к ней, заставили на время позабыть о всех своих тревогах.

- Мама зовет папу просто Марданом. И вы называйте меня Мардановна... Теперь она совсем уже освоилась.

- Прекрасно, Гюля Мардановна, отлично звучит! - поднял руку со стопкой Евгений Петрович. - А теперь давайте выпьем за наше знакомство, друзья, за эту ночь, объединившую нас.

Лисицын, выпив первым, поставил рюмку, Вера Ивановна грустно посмотрела на Гюльназ:

- Гюля, выпить хочешь? Пей, дочка, не стесняйся. Ради тебя я тоже выпью.

- Нет, Вера Ивановна, я в жизни не пила... Даже вкуса не знаю.

- Это к лучшему, я тоже не люблю... Иногда разве ради Евгения Петровича чуть пригублю...

На какое-то время в купе воцарилось молчание. Герман Степанович по настоянию Лисицына придвинулся к столу, отпил половину рюмки и поставил ее на место. Он слушал, что говорил Евгений Петрович, но изредка с ласковой улыбкой поглядывал на Гюльназ. Она чувствовала тепло этих заботливых взглядов, в душе ее рождалась благодарность к этому незнакомому человеку. "Это он, увидевший на ее лице отблески солнца, появляющегося из-за гор Большого Кавказа, возник тогда на перроне, чтобы проводить ее к Искендеру". Теперь Гюльназ в это поверила. Но сейчас и Евгений Петрович и Вера Ивановна представлялись ей в совершенно ином свете. Вера Ивановна все еще искоса поглядывала на нее то со скрытым, то с явным восхищением, будто хотела раствориться в глубине ее глаз, плененная их сиянием. И Гюльназ ее понимала, "видно, тетя Вера впервые встретила такую черноглазую, чернобровую девушку". И это было действительно так. Особенно восхитил Веру блеск ее черных, как агат, волос.

- Ты к кому едешь в Ленинград, Гюля? - неожиданно поинтересовалась Вера Ивановна, и Гюльназ почувствовала, что этот вопрос - самый трудный из всех, что до сих пор встречался ей в экзаменационных билетах. К тому же не успела еще Вера Ивановна закончить фразу, как она перехватила лукавый взгляд Германа Степановича. А следом и Евгений Петрович, поставив на стол полную рюмку, что держал в руке, с беспокойством, даже удивлением обернулся к ней.

Девушка растерялась, и чуть было не призналась: "Я - беглянка, я совершила дурной поступок, отстаньте от меня!" С этими словами словно дикарка она должна была вскочить и выбежать в коридор. "Что вы все на меня уставились? Я знаю, куда я еду, а вам-то что? О нет, вы не будете со мной так приветливы и деликатны, если узнаете, кто я и зачем я еду, тут же отвернетесь от меня..." И тотчас другая мысль: какая несправедливость, как она смеет так сурово судить о людях, которых почти не знает, но таких приветливых. А потом, что, собственно, произошло? О чем спросила ее Вера Ивановна? Просто поинтересовалась, куда она едет, только и всего.

В наступившей тишине Гюльназ видела, что все взгляды обращены к ней. Хотела что-то произнести, может быть, даже что-то придумать, - но не смогла...

- Я еду в Ленинград, к своему жениху... - И будто гора свалилась с плеч.

- Как это - к жениху? - Вера Ивановна словно услыхала о каком-то чуде. - Кто этот счастливчик, девушка?

Герман Степанович опередил Гюльназ.

- Вера Ивановна, это сообщение, кажется, не пришлось вам по душе, не так ли? - Затем обернулся к Евгению Петровичу: - Я не ошибаюсь, Евгений Петрович?.. Нет ли у вас в семье парня, которому пора жениться.

- Вы точно угадали, Герман Степанович, сейчас у Веры одна забота подыскать сыну невесту.

- Женя, что за слова, я ищу сыну подругу, а себе - невестку, рассмеялась Вера Ивановна и, как бы желая склонить Гюльназ на свою сторону, восхищенно прошептала: - Я не могу на тебя наглядеться, красавица моя!

И вдруг она схватила стоявший перед ней маленький стаканчик, поспешно протянула его Евгению Петровичу.

- Женя, налей немного... Я хочу выпить за здоровье Гюли.

- Молодец! - поддержал ее Евгений Петрович. - Почему одна? Мы тоже готовы выпить за здоровье Гюли Мардановны.

Гюльназ не знала, как поступить, эти люди были так веселы и заботливы. А сердце ее сжималось. В нем противоборствовали две силы, огромные как горы: радость и печаль. Они противостояли друг другу, как Бабадаг и Карадаг, что окружали Чеменли. Поезд вез ее к человеку, по которому она тосковала. Это решение она приняла сама, и никто на свете пока не знал об этом. Школьные товарищи, что приехали с нею вместе на экскурсию в Москву, и учительница Чимназ узнают об этом лишь завтра. А что будет потом, когда они возвратятся в Чеменли и когда придет ее пропитанное слезами письмо? Бедная мама... несчастная мама! Перенесет ли она такое горе? Громкий голос Евгения Петровича был фоном, на котором слышался ей горестный плач матери, будто бежавшей за этим мчащимся во мгле поездом, на каждой станции она пыталась остановить его, но не хватало сил, а поезд, наматывая на колеса ее крик, тащил и тащил за собой в Ленинград.

- Вы думаете, Витя живет в Ленинграде? Ничего подобного, Герман Степанович... - Возбужденный голос Веры Ивановны оторвал Гюльназ от ее страшных мыслей. - Наш Витя служит в Кронштадте, он моряк. А как же... Пошел по стопам своего деда... Он тоже был моряком...

Гюльназ поняла: Витя - их сын, а сами они едут в Кронштадт, чтобы с ним повидаться.

Герман Степанович спросил:

- Наверное, Витя знает, что вы...

- Конечно, знает, - обрадованно перебила его Вера Ивановна. - Завтра ведь выходной. Наш сын заблаговременно отпросился у своих командиров. Утром будет нас встречать... Я вас обязательно познакомлю... - Вдруг Вера Ивановна, вспомнив что-то, обернулась к Гюльназ. Как только было произнесено имя Вити, все включились в разговор и, к великой радости Гюльназ, о ней совсем позабыли. - Гюля, я и тебя познакомлю с моим сыном. Вот увидишь, что за парень. Высокий, статный, а глаза - само сияние.

- Нехорошо так, Верочка. - Захмелевший Евгений Петрович укорял ее с печальной лаской. - Гюля подумает, будто ты...

Он не закончил фразы, все и так поняли, Гюльназ уставилась в пол. Вера Ивановна привлекла ее к себе.

- И пусть думает. Я и хочу, чтобы Витя понравился Гюлечке...

- Нет, Верочка, наш Витя - не такой парень. Он не станет отбивать чужую невесту.

- Да еще восточную девушку... - Герман Степанович многозначительно растянул слово "восточную". - Вите, наверное, известно, что восточные люди девушка или парень - дают слово только один раз. - И обернулся к Гюльназ: Кажется, у вас есть такая поговорка: "Умереть - да, свернуть - нет". Не так ли?

- Правильно, Герман Степанович, - еле слышно выговорила Гюльназ. - У нас еще и так говорят: "Красив тот, кого любит душа". - Сказала и смущенно посмотрела на Веру Ивановну, мол, пусть она при ней не очень расхваливает своего сына. Ведь для нее Искендер - самый красивый парень на свете. Но Вера Ивановна не собиралась сдаваться:

- Мой Виталий нравится не только тем, кто его любит!

- Получается, Вера Ивановна, что есть и такие, кто любит вашего сына...

- Не просто любят, дочка, а умирают по нему в нашей деревне. - Со стороны Веры Ивановны это был вызов. - Девушки в очереди стоят, дожидаются его. Осенью, как только у Вити закончится срок службы и он вернется домой, выстроятся на пороге в шеренгу - выбирай любую.

Вера Ивановна собралась было перевести дух, как ее перебил Евгений Петрович. Но Гюльназ его не слышала, теперь почему-то голосом Искендера говорила Вера Ивановна: "Не знаю, чего больше - звезд на небе или людей на земле. Знаю только, что в людском море я выбрал только тебя, Гюльназ. Глядя на это людское множество, я увидел только тебя, лишь тебя полюбил..."

Так он написал в первом письме, но уже давно эти слова сделались для нее живыми, стали ее задушевными друзьями. И сегодня они звучали призывом. Заставили вступить, кто знает, возможно, на самый недостойный путь в глазах отца, матери, брата Эльдара.

Вера Ивановна все еще продолжала говорить о своем сыне, Евгений Петрович держал в своих больших грубых руках длинные тонкие пальцы нового знакомого и, наверное, уговаривал его выпить еще стопку. Гюльназ, откинув голову на спинку сиденья, думала об Искендере. Вспоминала чеменлинскую "тюрьму" - небольшую комнатку, сквозь крышу которой виднелось звездное небо, вспоминала, как они расстались с Искендером, который уехал учиться в Ленинград, и она его забыла, а потом влюбилась в другого мальчишку - своего одноклассника. Время от времени Гюльназ поглядывала на Германа Степановича, ей казалось, что только он один догадывается о ее сложных чувствах, о которых она никогда и никому не рассказывала, но Евгений Петрович так заморочил ему голову своим разговором, что у Зубермана не было возможности даже взглянуть на Гюльназ. Поэтому девушка старалась заполнить тревогу этой ночи сладкими и горькими воспоминаниями.