Прибывший в конце 414 года в Африку молодой испанский пресвитер привез в подарок Августину собственное сочинение «Наставление относительно заблуждения присциллиан и оригенистов». 16Свидетелем тому выступает сам Августин, который сообщает в письме, адресованном Эводию, о том, что прибыл к нему молодой пресвитер Орозий из Испании, которого он просветил «по поводу ереси присциллиан и в отношении некоторых суждений Оригена, которые не приняла Церковь». 17Действительно, Августин вскоре ответил жаждавшему совета и поддержки Орозию своим сочинением «Против присциллиан [12] и оригенистов». 18Пробыв некоторое время в Гиппоне, Орозий, по совету Августина, отправился в Палестину к Иерониму, дав своему учителю обещание вернуться и использовать полученную на Востоке мудрость в Испании. 19Августин, воспользовавшись отъездом Орозия в Палестину, передал с ним письмо Иерониму, послужившее нашему испанцу некоторой рекомендацией.
Будущий автор «Истории против язычников» прибыл в Вифлеем в самый разгар борьбы ортодоксов с Пелагием и его сторонниками 20и оказался активным участником религиозных споров. Летом 415 года в Иерусалиме начал свою работу поместный собор, на котором Орозий присутствовал в качестве одного из основных обвинителей Пелагия, однако партия антипелагианцев оказалась, в целом, слабее, и обвинения с ересиарха были сняты. В период между сентябрем и декабрем Орозий написал небольшой трактат «Апологетик», направленный против пелагиан. 21
Уже в январе 416 года Орозий отправился в обратный путь. Он выбрал сухопутный маршрут, поскольку море из-за погоды было непригодно для мореплавания. 22С собой Орозий вез многочисленные послания, в том числе письмо Иеронима, адресованное Августину, а также дорогую реликвию — мощи св. Стефана Мученика. 23После новой встречи с Августином испанский пресвитер [13] поселился в Карфагене, где он приступил к окончательной доработке своей «Истории против язычников», на что ушло чуть больше года.
Осенью 417 года, предположительно в октябре или ноябре, Орозий решил покинуть Африку. Однако путь его лежал не в Испанию; очень скоро мы встречаем нашего героя на одном из Балеарских островов, Менорке: о его пребывании на острове сообщает Север, епископ Меноркский, в своем послании «Ко всем Церквям». 24На Менорке Орозий пробыл недолго (поп longe tempore),после чего в начале 418 г. решил, по словам Севера, вновь отправиться в Африку. Перед отплытием Орозий передал мощи св. Стефана Северу, в церковь Магоны (совр. Маон на Менорке). 25
Как сложилась судьба Орозия после этого посещения Севера Меноркского — неизвестно. 26Имя его перестает фигурировать в переписке христианских интеллектуалов, не появляются новые произведения, подписанные именем Орозия. Как предполагает М.-П. Арно-Линде, Орозий безвременно скончался, возможно, во время возвращения по морю в Африку. 27
«История против язычников» — главное, что оставил после себя Орозий. Появление ее на свет вызвано вполне конкретным событием, имевшим не только важнейшее [14] значение для политической жизни Римской империи, но и поколебавшим веру римлян в незыблемость их мира. Речь идет о «катастрофе» 410 года, в августе которого полчища вестготов под предводительством их короля Алариха Балты вступили в Рим. Падение Вечного Города сразу же вызвало несколько толкований. Язычники, чьи позиции были традиционно сильны в Риме, обвинили в случившемся христиан, которые предали забвению религию предков, за что разгневанные боги отвернулись от Рима. Эти обвинения христиан со стороны язычников не остались лишь устными упреками; вскоре после готского нашествия появились антихристианские сочинения, в том числе сочинения исторические. Вполне допустимо, как считает Франсуа Пашу, что «История против язычников» Орозия была ответом на «Историю против христиан» неизвестного языческого автора, которая появилась вскоре после 410 г. 28
Одновременно с этим в христианской среде рождались свои объяснения «ужасной катастрофы». С одной стороны, под влиянием эсхатологических ожиданий среди многих христиан окрепла вера в то, что конец света не только близится, но уже наступает, тем более, что конец света, безусловно, должен был быть связан с гибелью Римской империи, о чем неоднократно говорили и писали самые авторитетные отцы. 29С другой стороны, особенно среди христиан, живших в отдалении от Рима и не видевших ужасов готского разграбления, появилось более оптимистическое объяснение случившегося. Захват готами Рима, по их мнению, вовсе не означал гибели Римского мира, тем более что готы вскоре ушли, а спустя несколько [15] лет стали римскими федератами, а Римская империя восстанавливала свое могущество. В то же время, поскольку события лета 410 г. требовали объяснения, в пику тезису язычников было высказано естественное для христианской мысли толкование катастрофы как проявления гнева Божьего по отношению к римлянам, упорствующим в языческих заблуждениях.
Вскоре после событий 410 г. гиппонский епископ Августин взялся за написание своего знаменитого трактата «О граде Божьем», первые десять книг которого были посвящены именно полемическим целям. Уже в 413 г. увидели свет первые три книги этого труда, а к Пасхе 415 г., когда Орозий находился в Африке, появились еще две. 30В начале IV книги своего «Града Божьего» Августин, продолжая полемику с язычниками, которые, критикуя христианскую веру, заявляли, будто бы никогда прежде, в языческие времена, не было «подобных бедствий», ставит перед собой задачу с помощью исторической аргументации доказать обратное (Aug. De civ. DeiIV. 1).
В теоретическом трактате Августина историческая аргументация часто тонула среди философских размышлений автора, к тому же исторические примеры, подобранные Августином, не укладывались в стройное, последовательное, исключавшее временные лакуны повествование, действительно способное продемонстрировать, что языческое прошлое не только не уступает количеством и силой бедствий христианскому настоящему, но превосходит его. Потому вполне логичным было бы появление наряду с трактатом Августина труда, в котором бы описывалось как прошлое, так и настоящее всего человеческого рода. [16] Таким трудом и стала «История против язычников» Павла Орозия. Августин сам предложил прибывшему к нему испанскому пресвитеру взяться за этот труд, о чем свидетельствует пролог к «Истории» (Hist.I. prol.1-2).
Уже в Африке Орозий приступил к работе над «Историей против язычников». Перед ним стояла огромная задача: в сравнительно небольшом сочинении необходимо было охватить все человеческое прошлое, не замыкаясь при этом на событиях исключительно римской истории. Подобную задачу еще никто не решал в христианской литературе. Безусловно, к V веку уже оформилась христианская хронистика. Написанная в 280 г. Евсевием Кесарийским «Хроника» была переведена на латинский язык Иеронимом и доведена до 378 г., 31и Орозий не только знал о ее существовании, но и активно использовал данные «Хроники» в своей работе. Однако дающая безусловно важный материал для временной локализации одних и синхронизации других событий «Хроника» оказалась непригодной для создания картины, способной убедить противную сторону в несомненном превосходстве ужасов прошлого над несчастьем настоящего. Тем более, что в споре с язычниками куда весомее выглядели аргументы, предоставленные самими языческими писателями. Обращение к греко-римской исторической литературе давало к тому же необходимые образцы: именно жанр всеобщих историй, идущий, главным образом, от Полибия, несмотря на то, что отошел в начале нашей эры, после «Исторических комментариев» Страбона и «Historiae Philippicae» Помпея Трога, 32в прошлое, претендовал как [17] ни один другой на возрождение в христианской исторической литературе, чей интерес не мог быть ограничен какими бы то ни было этническими рамками.