Читать интересную книгу Мотылек, который топнул ногой - Редьярд Киплинг

- О царица, красуйся во веки веков! Ты же знаешь, что такое мужья!

И царица Балкида, мудрая Балкида Савская, подняла руку к губам, чтобы скрыть улыбку, и сказала:

- Да, сестра моя, знаю.

- Они выходят из себя по пустякам,- сказала Бабочка, быстро-быстро раскрывая и складывая крылышки,- и мы должны ублажать их, о Царица, чтобы они не ворчали. Они никогда не думают даже половины того, что говорят. Если мужу моему так хочется верить, будто я поверила, что стоит ему топнуть ногой и дворец Сулеймана-ибн-Дауда исчезнет, пускай себе верит, не стану ему возражать. Все равно завтра он об этом забудет.

- Да, сестра моя, ты совершенно права,- сказала Балкида,- но, когда он в следующий раз начнет перед тобою похваляться, поймай его на слове. Скажи ему, чтобы он и в самом деле топнул ногой, и посмотри, что из этого выйдет. Он будет сильно посрамлен. Вот увидишь.

Бабочка улетела к своему Мотыльку, а через пять минут они уже ссорились еще сильнее, чем прежде.

- Вспомни,- сказал Мотылек,- вспомни, что я могу сделать, если топну ногой!

- Я тебе нисколечко не верю,- ответила Бабочка,- и я была бы рада поглядеть, как это у тебя получится! Топни! Топни! Пожалуйста, топни!

- Я обещал Сулейману-ибн-Дауду не топать, и я не хочу нарушать свое слово.

- Сколько ни топай, все равно ничего не получится. Даже маленькая травинка, и та не шелохнется. Что же ты не топаешь? Топни! Топни! Говорю тебе: топни!

Сидя под камфорным деревом, Сулейман-ибн-Дауд слышал каждое слово и смеялся так, как еще никогда не смеялся.

Он забыл про цариц, он забыл про Зверюгу, выплывшую из морской глубины, он забыл про свое хвастовство. И Балкида, стоя за деревом, тоже смеялась, потому что ее возлюбленному было так весело.

Но вот Мотылек, раздраженный, взволнованный, снова спустился под камфорное дерево и сказал Сулейману-ибн-Дауду:

- Она хочет, чтобы я топнул. Она хочет поглядеть, что из этого выйдет. О, Сулейман-ибн-Дауд, ты же знаешь, что у меня ничего не получится! И теперь она уже никогда не поверит ни одному моему слову и будет смеяться надо мной до конца моих дней.

- Нет, о брат мой,- сказал Сулейман-ибн-Дауд,- этого не будет, уверяю тебя.

И он повернул на пальце кольцо (только для того, чтобы помочь Мотыльку, а не для того, чтобы похвастаться своим всемогуществом), и в мгновение ока четыре огромных Джинна возникли перед ним из-под земли.

- Рабы,- сказал Сулейман-ибн-Дауд,- когда этот господин, что сидит у меня на пальце (там сидел хвастливый Мотылек), топнет левой передней ногой, сделайте так, чтобы разразилась гроза, грянул гром и этот дворец и все эти сады сгинули с глаз, исчезли. Когда же он топнет опять, осторожно поставьте их на прежнее место.

- Теперь, о брат мой,- сказал он Мотыльку,- отправляйся к жене и топай в свое удовольствие.

Мотылек подлетел к жене, которая все это время кричала:

- Что же ты не топаешь? Топни! Ну, топни же! Топни!

За оградой, окружавшей дворец, Балкида увидела четырех Джиннов и сказала:

- Наконец-то Сулейман-ибн-Дауд для спасения Мотылька сделает то, что давным-давно должен был сделать для собственного спасения: угомонит этих сварливых цариц.

Мотылек топнул. Джинны подхватили дворец и сады и унесли их по воздуху за тысячу миль. Послышался страшный гром, и небо стало чернее чернил. А Бабочка летала во тьме и кричала:

- О, я больше не буду браниться! И зачем я подстрекала его! Мой любимый, мой милый муж, возврати назад и дворец, и сады, и я больше никогда не стану перечить тебе!

Мотылек и сам испугался не меньше своей жены, а Сулейман-ибн-Дауд хохотал так, что в первую минуту даже не мог прошептать Мотыльку:

- Топни опять, о брат мой, верни мне мой дворец, о великий волшебник!

- Да, верни ему дворец! - воскликнула жена Мотылька, которая летала во тьме, как ночная бабочка.- Верни ему дворец и не занимайся больше таким ужасным чародейством!

- Ладно, дорогая, так и быть! - сказал Мотылек, всячески стараясь придать себе храбрости.- Вот видишь, что получилось оттого, что ты придиралась ко мне. Понятно, я лично нисколько не беспокоюсь о том, вернется ли дворец или нет, такие дела для меня не впервой, но из уважения к тебе и к Сулейману-ибн-Дауду я не возражаю против того, чтобы все воротилось на место.

И он топнул еще раз, и в ту же секунду Джинны без единого толчка водрузили и сады и дворец на прежнее место. И все было по-прежнему. Темно-зеленая листва апельсиновых деревьев ярко сверкала на солнце, фонтаны играли меж алых египетских лилий, птицы пели как ни в чем не бывало, а Бабочка лежала на боку под камфорным деревом. Крылышки у нее трепетали, и, задыхаясь, она повторяла:

- Прости меня! Я больше не буду!

Сулейман-ибн-Дауд так смеялся, что с трудом мог вымолвить слово. На него напала икота. Изнемогая от смеха, он протянул Мотыльку палец и сказал:

- О великий волшебник, что из того, что ты возвратил мне дворец, если веселье, которое ты мне доставил, сведет меня сегодня же в могилу?

Тут раздался страшный шум, потому что из дворца выбежали все девятьсот девяносто девять цариц и стали пронзительно кричать, и визжать, и звать своих малых детей. Они бежали по мраморной лестнице, спускавшейся вниз от фонтанов,- сто женщин на каждой ступени.

Премудрая Балкида выступила величаво вперед, встретила их и сказала:

- Чего это вы так испугались, царицы?

Они же стояли на мраморной лестнице - сто женщин на каждой ступени - и кричали:

- Чего мы испугались? Это всякому ясно! Ведь мы жили себе поживали в своем золотом дворце, и вдруг наш дворец исчезает неизвестно куда, и мы попадаем в кромешную тьму, и над нами грохочет гром, и Джинны и Африды шныряют во тьме! Вот чего мы испугались, о царица цариц, и мы чрезвычайно испуганы нашим испугом, ибо это самый страшный испуг из всех испугов, какие приводилось нам испытывать за всю нашу жизнь.

Тогда Балкида, Прекраснейшая царица, любимейшая из всех жен Сулеймана-ибн-Дауда, почти столь же премудрая, как сам Сулейман-ибн-Дауд, сказала:

- Ничего особенного не произошло, о царицы. Просто Мотылек пожаловался на свою жену, которая ссорилась с ним, а Сулейману-ибн-Дауду захотелось научить ее кротости и вежливой речи, ибо это считается добродетелью среди мотыльковых жен.

И тогда встала египетская царица, дочь фараона, и сказала:

- Наш дворец нельзя вырвать с корнем, как порей для какой-нибудь ничтожной букашки. Нет! Сулейман-ибн-Дауд, должно быть, уже скончался, и земля сотряслась от горя, и загремели небесные громы, и на землю спустилась тьма.

Тогда Балкида, не поднимая глаз, поманила к себе пальцем эту дерзкую царицу и сказала ей, да и всем остальным:

- Вы можете пойти и поглядеть.

Они спустились по мраморной лестнице широкими рядами - в каждом ряду была сотня цариц - и под камфорным деревом увидели премудрого царя Сулеймана-ибн-Дауда, все еще изнемогавшего от смеха. Он сидел и покачивался взад-вперед, и на одной руке у него была Бабочка, а на другой Мотылек. И царицы услышали, как он говорит:

- О жена моего брата, который летает по воздуху, запомни же отныне и на веки веков, что ты должна угождать своему мужу во всем, иначе он рассердится и топнет ногою опять, ибо он великий чародей и колдун и может, когда ему вздумается, похитить дворец у самого Сулеймана-ибн-Дауда... Ступайте же с миром, вы оба.

Он поцеловал у них крылышки, и они улетели прочь.

Тогда все царицы, которые до сих пор все еще стояли и улыбались, все, кроме Прекрасной и Великолепной Балкиды, пали ниц, потому что они сказали себе: "Если творятся такие дела из-за того, что Мотылек недоволен своею женою, что же будет с нами, докучающими своему повелителю криками и буйными ссорами?"

И они накинули на голову прозрачные ткани, и, зажав себе ладонями рот, тихо как мыши удалились к себе во дворец.

Тогда Балкида, Прекраснейшая и Великолепная, вышла из зарослей алых лилий под сень камфорного дерева и, положив руку на плечо Сулейману-ибн-Дауду, сказала:

- О господин мой, сокровище моей души, радуйся, потому что мы дали всем этим царицам Египта, Эфиопии, Персии, Индии, Китая хороший урок, который они запомнят навеки.

И Сулейман-ибн-Дауд, все еще глядя на мотыльков, игравших в лучах солнца, спросил:

- О моя госпожа, драгоценный камень моей радости, когда же это случилось? Ведь как только я вошел в сад, я принялся шутить над Мотыльком.

И он рассказал Балкиде все, что он делал в то время.

И Балкида, ласковая, милая Балкида, сказала:

- О мой господин, владыка моей жизни! Я спряталась за камфорным деревом и видела все своими глазами. Это я надоумила Бабочку, чтобы та заставила Мотылька топнуть, ибо я надеялась, что мой господин шутки ради совершит какой-нибудь волшебный поступок, который испугает цариц.

И она рассказала ему все, что подумали, увидели и сказали царицы.

Тогда Сулейман-ибн-Дауд встал под камфорным деревом, протянул руки и в веселии сердца сказал: