Читать интересную книгу Глаза войны - Вячеслав Миронов

Через полчаса женщина отправилась в обратную дорогу. Мы ее по-тихому перехватили у самого дома. Рот зажали, руки за спину. При ней ничего не было. Нам было все ясно, но надо было узнать, сколько в этом недостроенном бункере сидит бандитов, чем вооружены, что замышляют.

Она поначалу отказывалась говорить. Когда объяснили, что за ней следили, показали баллончик, который обронили боевики при отходе, она начала что-то кричать на чеченском. Допрашивали у нас в отделе, в подвале, так что ори, не ори, никто не услышит. Наши объяснения, что хотим взять их живыми, что в стране мораторий на смертную казнь, и ее друзья, или кто он там, будут жить, тоже не принесли результата: уперлась бабенка. То в молчанку играет, то матами нас кроет. Потом попыталась глаза мне выцарапать. Да и хрен с ней! Заперли ее. Может, потом что-нибудь расскажет.

Тут же вывели на этот схрон военных. Попросили, чтобы по возможности кого-нибудь живьем взяли, для допроса, для получения информации. Конечно, разбежались! Окружили они хату, и сразу из гранатомета три раза как дали. И все. Допрашивать там уже некого было. Размазанные по стенам подвала останки трех духов догорали долго и «воздух не озонировали».

На грохот взрывов примчались чеченские менты и попытались качать права, что федералы, мол, не имеют права проводить спецоперации по уничтожению боевиков без согласования с ними. Ага, тот самый случай!

Медсестру мы наутро допросили, она уже была сломлена морально, и тихо, не поднимая головы, отвечала на вопросы (мы ей предварительно показали останки ее дружков). Да, это она передала ингалятор больному боевику — дальнему родственнику. Нет, сама в боевых действиях участия не принимала. Лечила боевиков, кто приходил в деревню. И в первую кампанию, и сейчас тоже. Как часто они приходят? Раз в три-четыре месяца. По два-пять человек. Иногда потом уходят на «материк» — в Россию, а в основном обратно — в горы, леса. Послушно перечислила всех, кого знала, помнила. Сообщила приметы, в чьих бандах состояли. А также, кто в деревне поддерживает с бандитами связь, принимал их на постой. Она была как в трансе, отвечала на вопросы монотонным голосом, качаясь на стуле. Вперед-назад, вперед-назад. Как маятник. Голос был тих. Было видно, что она устала от всего этого. И не скрывала своей вражды к нам. Монотонно перечисляла известные ей факты, фамилии, адреса, способы связи. И точно таким же голосом, не меняя интонаций, раскачиваясь в такт своим словам, оскорбляла нас и призывала на наши головы всевозможные проклятья, мешая чеченские и русские слова.

Муж дамочки погиб при штурме Грозного в первых числах 95-го. Старший сын — при обороне Комсомольского, младшему сейчас 14 лет, воюет где-то в горах. Ну, а мамаша содействует боевикам. Несколько раз выезжала в банды — помогала врачихе, с которой работает здесь, проводить операции.

Да многие деревенские помогают боевикам. Некоторые ходят в горы на несколько месяцев, потом полгода отсиживаются дома и снова в горы. Несколько милиционеров также являются боевиками. Получалось, что примерно полдеревни замешано в этом. А может, и не стоило военных сдерживать?

Но надо сказать, это была оперская удача. Медсестра рассказывала три часа. Называла фамилии, адреса тех, кто помогал боевикам. Дело оставалось за малым: взять эту банду с поличным.

Тем временем возле нашего домика собралась толпа, примерно человек пятьдесят. Они требовали, чтобы им отдали медсестру, незаконно, по их мнению, удерживаемую, и чтобы мы убирались в свою Россию. Многовато они хотели, за один-то раз.

«Расколол» медсестру старший опер — майор Иванов, к которому я сейчас и шел. История для мадам закончилась скверно: ее отправили на «фильтр» — фильтрационный пункт. В тот же день она повесилась в камере. Как утверждали женщины, которые сидели вместе с ней в одной камере, она обмотала себе горло мокрым вафельным полотенцем: по мере высыхания то сжималось, и перекрыло, в конце концов, сонную артерию. По словам тех же «товарок», она убивалась, что русские, мол, ее изнасиловали, и поэтому она добровольно отправляется на тот свет, не вынеся позора. Да кому она нужна, насиловать ее!

Только вот ногти у трупа были почему-то обломаны, руки исцарапаны, лицо в ссадинах и гортань переломана, что полотенце ну никак не могло сделать.

Иванов испуганно клялся и божился, что пальцем ее не трогал. Представители прокуратуры хищно поглядывали на нас и задавали провокационные вопросы. Вскрытие расставило все по своим местам. По крайней мере, для прокуратуры. Но не для местных. Как рассказывали, через три дня на одном из прочеченских сайтов в интернете появилась информация о том, что федералы похитили медсестру, изнасиловали ее и повесили. Вот как бывает.

На ее могиле развевается на шесте зеленая повязка — мол, неотомщенная.

А потом мы начали проводить адресные зачистки. Начали с милиционеров, на которых нам указала перед смертью женщина. У одного много интересного нашли. Например, пять автоматов, радиостанцию, тол, выплавленный из мин и снарядов. Много литературы ваххабисткого толка на арабском, чеченском и русском языках. Чеченец молчал как партизан, и мы отдали его военным, чтобы те сопроводили юношу на «фильтр». Страж порядка был убит при попытке к бегству.

Следующий милиционер, у которого был менее богатый улов, — но на пожизненное заключение хватало — оказался более сговорчивым, дополнил имеющуюся у нас информацию. Потом мы взяли еще пять человек. С оружием, с литературой, да взрывчатки было изъято около двухсот килограммов.

Многие скрылись, когда пошли аресты. Но зато в окрестностях села прогремело два взрыва — фугасы. Один не причинил никакого вреда: подорвался сам минер, когда его устанавливал, а на втором подорвалась чеченская машина — в момент взрыва она обгоняла БТР, и приняла на себя всю убойную силу. Наших лишь контузило.

Не зря я здесь поработал три недели. Почему я? Я же не Остап: «Командовать парадом буду я!» Мы все вместе, шесть оперов вместе с начальником, падая с ног от усталости, сделали это. Вскрыли бандитскую сеть, изъяли прорву взрывчатки, предотвратили новые терракты, спасли деревню. И вот сейчас надо с ними прощаться и убывать к новому месту службы. А так неохота!

Я вошел в кабинет-комнату Иванова. Он здесь и работал и спал. Комнатка маленькая — метров восемь. Иванов внимательно изучал какой-то документ. Увидел меня, листок перевернул и положил на стол.

— Здорово! Шифруешься? — я кивнул на перевернутый документ.

— Да, нет, — он улыбнулся, — просто привычка.

— Понятно, — я кивнул, сам такой, это уже в крови. — Значит так, Паша, я поговорил с шефом насчет тебя.

Иванов напрягся. Кому понравится, когда насчет тебя ведутся переговоры, а ты об этом ничего не знаешь.

— Расслабься. — Я положил руку ему на плечо. — Я предложил тебя заместителем.

— Строчку второго зама ввели? — в голосе Иванова неподдельное удивление.

— Да нет! Скучно мне здесь стало. Попросил перевести куда-нибудь, где пожарче, а ты себя отменно зарекомендовал в работе с дамочкой — вот и говорю, что заслужил.

— Заливаешь? — Иванов был и удивлен и насторожен, не разыгрываю ли я его.

— Вам, предводитель, давно уже пора лечиться электричеством. Не устраивайте преждевременные истерики! — ответил я.

— И что дальше?

— Как что? — я хлопнул его по плечу. — Принимай у меня дела и должность, а вечером накроешь стол — за то, что я такой добрый. Приказ уже состоялся. «Шура, пилите гири — они золотые».

— Врешь! — Иванов не верил мне.

— Пойдем к шефу.

Константиныч все подтвердил. Иванов долго тряс мне руку. Дела и должность я передал ему очень быстро, минут за двадцать. А потом он начал готовить стол. Надо же было представиться перед личным составом в новой должности: пусть временной, пусть в командировке, но все равно — приятно. А мне приятно и за товарища — за его карьерный рост, и за то, что мне удалось его разыграть с «протекцией» — люблю розыгрыши. Ну, и стол накрытый — тоже хорошо!

— Давай, Паша в складчину. Я делаю «вынос тела», а ты представляешься.

Ну, не совсем же я наглец.

— Хорошо, — согласился новоиспеченный зам.

И вот через три часа мы собрались за одним столом. Шесть оперативных работников и начальник.

Вот они сидят. Паша Иванов — новый заместитель начальника группы. Сам он из Костромской области. Великолепный психолог, как он эту медсестру расколол!

Женя Грачев. Прозвище у него «Мерседес». У прежнего министра обороны — однофамильца Жени — была такая кличка. Питал сей муж склонность к дорогим иномаркам. У нашего Грачева не то что «Мерседеса», квартиры не было. Сам он из Амурской области. Жена беременна вторым ребенком. Всего год назад перевелся из Таджикистана, был там особистом — военным контрразведчиком. Воевал. Перевелся в Россию в территориальное Управление, думал, что здесь отдохнет, но не получилось. Пообещали, что когда вернется из Чечни, поставят в льготную очередь на получение квартиры. Женя бегло знал арабский, что нам помогало при расшифровке радиоперехватов. Однажды мы его переодели и посадили в камеру на «фильтре» к арабу-наемнику, взяли того раненным. Этот араб-подлец ни черта по-русски не говорил. Женя сумел его разговорить. Прикинулся новообращенным исламистом, мол, с Украины доброволец, принявший ислам. Клюнул араб, клюнул! Женя много полезной для федерального здоровья информации из него выкачал. Женя скрывал ото всех, но потихоньку писал стихи. Я однажды случайно услышал, как он вполголоса рифмовал. Стихи были посвящены его жене.