Читать интересную книгу Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё - Пер Валё

она становится все меньше и меньше.

– Тебе здесь не скучно, мама?

– Мне? Я никогда не скучаю.

Ответ прозвучал слишком быстро для того, чтобы быть правдивым. Мать поставила кофейник на плиту, а вазу с цветами – на стол.

– Не беспокойся обо мне, – сказала она. – У меня здесь очень много занятий. Я читаю, беседую с другими старушками и еще вяжу. Иногда выхожу в город. Просто ужасно, как его разрушают! Ты знаешь, что здание, в котором работал твой отец, снесли?

Мартин Бек кивнул. Отец имел небольшую транспортную фирму в округе Клара; теперь на ее месте возвышался торговый центр из стекла и бетона. Бек посмотрел на фотографию отца, стоящую на тумбочке у кровати. Снимок сделали в середине двадцатых годов, когда Мартину не исполнилось и семи лет, а его родитель был еще молодым мужчиной с ясными глазами, блестящими волосами, расчесанными на косой пробор, и упрямым подбородком. Говорили, что сын похож на отца. Сам Бек никакого сходства обнаружить не мог, но даже если оно и имелось, то ограничивалось лишь физическими чертами. Он помнил своего отца как открытого, веселого человека, который часто смеялся и шутил, и его все любили. Себя же Мартин мог назвать застенчивым и достаточно скучным субъектом. В то время, когда отец снялся на фото, он работал строителем, но через несколько лет начался кризис, и ему пришлось два года мыкаться без дела. Мартин Бек считал, что мать так и не смогла забыть об этих годах нищеты и тревоги, и, хотя потом все наладилось, она по-прежнему вечно беспокоилась о деньгах. Она до сих пор не могла заставить себя сделать покупку, если та действительно не была абсолютно необходимой. Одежда и мебель, взятые Оттилией сюда из дому, служили ей много-много лет.

Мартин Бек время от времени пытался давать матери деньги и предлагал заплатить за квартиру, однако гордая и упрямая старушка предпочитала сохранять независимость.

Как только кофе закипел, Мартин Бек снял кофейник с плиты и позволил матери разлить напиток в чашки. Она всегда заботилась о сыне и, когда он был мальчиком, не разрешала ему даже помочь ей вымыть посуду или застелить его собственную постель. Он до тех пор не понимал, насколько пагубна ее заботливость, пока не обнаружил, что ужасно неуклюж при выполнении простейших домашних дел.

Мартин Бек с изумлением увидел, как мать отправила кусочек сахара в рот, прежде чем сделать глоток кофе. Раньше он никогда не замечал, чтобы она пила кофе вприкуску. Перехватив его взгляд, она сказала:

– Ах, в моем возрасте уже можно разрешить себе маленькие вольности. – Она поставила чашку и откинулась на спинку кресла, положив худые веснушчатые руки на колени. – Ну а теперь расскажи мне, как поживают мои внуки.

В последнее время Мартин Бек соблюдал особую осторожность и рассказывал матери о ее внуках только хорошее, ибо она считала их самыми умными, талантливыми и красивыми. Она часто упрекала сына за то, что он недооценивает своих детей, и даже обвиняла его в том, что он груб с ними. Он же полагал, что может трезво оценить их способности, и считал, что его дети такие же, как и все остальные. Он был в прекрасных отношениях с шестнадцатилетней Ингрид, живой, умной, очень общительной девушкой, легко одолевавшей школьную премудрость. С Рольфом же, чей возраст приближался к тринадцати годам, проблем возникало побольше. Учеба в школе его совершенно не занимала, он рос ленивым и замкнутым; казалось, у него вообще отсутствуют какие-либо интересы. Мартина Бека беспокоила пассивность сына, но он надеялся, что это объясняется переходным возрастом и скоро парень выйдет из состояния летаргии. Ничего хорошего о Рольфе сейчас рассказать Бек не мог, а правде мать все равно бы не поверила, поэтому он решил вообще не упоминать о сыне. Но рассказ об успехах Ингрид в учебе старушка неожиданно прервала:

– Рольф не собирается после окончания школы пойти по твоим стопам?

– Не думаю. К тому же ему еще нет и тринадцати. О таких вещах пока рановато беспокоиться.

– Если он захочет, ты обязан остановить его, – сказала она. – Я никогда не понимала, почему ты с таким упрямством рвался на службу в полицию. А сейчас это еще более ужасная работа, чем тогда, когда ты только начинал. Кстати, Мартин, почему ты стал полицейским?

Мартин Бек с изумлением уставился на нее. Он знал: она была против его выбора профессии двадцать четыре года назад, но его удивило, что она снова затронула эту тему. Уже примерно год он числился комиссаром государственной комиссии по расследованию убийств, и теперь условия его работы совершенно отличались от условий труда молодого патрульного, каковым он когда-то являлся.

Он подался вперед и положил ладонь на ее руку.

– У меня все хорошо, мама, – сказал он. – Сейчас я в основном сижу за письменным столом. Впрочем, я сам часто задаю себе твой вопрос.

Это была правда. Он часто спрашивал сам себя, почему стал полицейским.

Конечно, он мог ответить так: в то время, в военные годы, это был хороший способ избежать службы в армии. После двухлетней отсрочки, вызванной нездоровыми легкими, его признали годным и больше не дали освобождения, так что причина у него имелась, и достаточно веская, ведь просто отказников в 1944 году не слишком жаловали. Но многие из тех, кто, подобно ему, избежал службы в армии, поступив в полицию, давно сменили профессию, а он дорос до звания комиссара. Очевидно, это должно было означать, что он хороший полицейский, хотя сам он не был в этом уверен. Он даже не был уверен в том, хочется ли ему быть хорошим полицейским, если это означает быть пунктуальным человеком, который никогда ни на йоту не отклоняется от инструкций. Он помнил слова, однажды сказанные Леннартом Кольбергом:

– Есть много хороших полицейских. Тупые парни – всегда хорошие полицейские. Бесчувственные, ограниченные, грубые, самодовольные типы тоже хорошие полицейские. Однако было бы намного лучше,