гонявшего мух.
— Джон! — Раздался женский голос. — Джон Джимс!
Замер.
— Где тебя носит? — Поинтересовался голос.
— Я здесь. А ты кто? — Произнёс с дрожью в голосе.
Из темноты вышла полная женщина азиатской внешности, держа за шиворот грудного ребёнка. Бамбуковая юбка прикрывала срам, грязные длинные волосы свисали до пояса.
— Это твой сын! Хусейн Джимсович!
Мужчина открыл рот от изумления.
— Нет! Не может быть! Отстань, ведьма! — Заорал, спустя несколько секунд, отмахиваясь руками.
— Может, Мэмбо, может! Что ты сделал первым делом, когда сбежал из плена во Вьетнаме?
Джон Джимс задумался, вспоминая те события, однако, разум не мог освежить в памяти даже то, как оказался здесь, в этой кромешной тьме.
— Ты, гад, — продолжала незнакомка, — как только выбрался из ямы, сразу же накинулся на меня, громко выкрикивая ругательства!
Мэмбо плюхнулся на пятую точку и раскраснелся, как варёный рак, а незнакомка перечисляла бранные слова монотонным голосом.
— Мне, наверно, просто надо было снять напряжение! — Выпалил Джон.
Женщина сплюнула под ноги.
— Как же я жалею о том, что не дала проткнуть твой прокисший мозг кривым копьём моему брату Хунь Мунь Цонгу, когда ты был привязан к пальме. Держи! — Швырнула ребёнка в собеседника.
Мужчин зажмурился, заорав во весь голос. Однако, ничего не происходило. Открыв глаза, обнаружил, что сидит напротив «Закусочной» в сугробе. Ноги украшали домашние тапки, аляпистые семейные трусы, испещрённые мелкими прожженными дырочками, покрылись льдом.
Провалы в сознании ветерана Вьетнамской войны последнее время происходили достаточно часто. Головные боли, бессонница сделали из него параноика, и только бутылка хорошего вискаря помогала в трудную минуту.
Быстро поднявшись, он влетел в «Закусочную». Пару стариков в ковбойских шляпах, находившиеся у стойки, разглядывали посетителя с улыбкой на лице. Мэмбо осматривал помещение, оценивая угрозу профессиональным взглядом бойца специальных подразделений.
— Чего смотрим?! — Выкрикнул Джон с остервенением.
Сделав мощный рывок, оказался возле пенсионеров. Заглотил содержимое их стаканов и сорвал ковбойские шляпы. Какое — то время скакал на головных уборах, выкрикивая оскорбления, после чего приметил продавца. Девушка безмолвно стояла, наблюдая за происходящим с ужасом в глазах.
— Они повсюду! Проклятые! — Кинулся к прилавку.
Ударил кулаком сотрудницу питейного заведения промеж глаз и схватил бутылку виски с витрины.
— Мне нужна ваша одежда! — Строго посмотрел на стариков.
Бросив безумный взгляд на барменшу с заплывшим глазом, он задумал снять напряжение, но вспомнил азиатку и тут же отказался от этой мысли. Быстро одевшись, выскочил на улицу.
— Они везде! — Кричал обезумевший герой, шпаря в сторону оружейного магазина.
Глаза Джона Джимса налились кровью, изо рта валил пар, нижнее бельё звенело, словно ёлочные игрушки на ветру. Он бежал, расталкивая прохожих, обвиняя всех в предательстве и требуя право на аборт.
Яшка-фуфломицин
Замерзшие безлюдные улицы, бесконечно тянувшиеся сквозь город, пугали своей тишиной. Первый час ночи, однако, надо продолжать идти. Оставалось не так много до пункта назначения. Мороз пробирал до костей, пальцы на ногах задубели и не ощущались. Перекрёсток, с мигавшим жёлтым огоньком светофором, преградил дорогу. Следом ещё один, за ним третий, четвёртый… Чёрт, такое ощущение, что ты в зеркальном лабиринте. Нет, через перекрёсток нельзя! Перекрёсток — это лава! Сворачиваю во двор многоэтажного дома. Вижу ледяную горку, разбегаюсь и начинаю штурмовать эту высоту. Добравшись до половины, поскользнувшись, падаю. Барахтаюсь, пытаясь зацепиться за обжигающую поверхность, но безрезультатно. Ещё разгон и снова тот же финал. Наконец-то, взобравшись на вершину с четвёртой попытки, радостно вскидываю руки вверх с воплем: — Я царь горы, мать вашу! Вот вам, проклятые ублюдки! В ответ всё та же тишина.
— Хватит спать, суки! Новый год на дворе!
Достав из-за пазухи пузырёк и отхлебнув немного самогона, продолжаю свой путь. Да, с Новым годом я переборщил. Девятое число, вернее, уже десятое. Утром на работу. Надо, как можно быстрее добраться до Яшки.
Пятиэтажка на окраине города наводила ужас. Обшарканные, потрескавшиеся стены, сугробы, свисавшие с козырьков у подъездов, отдавали опасностью. Того и гляди прибьет льдом по голове. Будешь лежать, превращаясь в мёрзлого тюленя, до весны, а потом оттаешь и пойдёшь по своим делам. Посмеявшись возле входной двери, снова делаю глоток пойла с довольным и протяжным: — Ааааааа! В конце добавляю: — Хорошо, блять!
Третий этаж, квартира двадцать пять. Вот оно, логово Яшки-фуфломицина. Секретный стук для своих: три удара друг за другом и ещё три с перерывами в пару секунд. В квартире раздался шорох, затем, что-то разбилось. Дверь резко распахнулась и посыпались матерные обороты, которые произносились с выражением, казалось, что гениальный поэт читает свои шедевральные стихи.
— Чего надо? Новый год! Я отдыхаю! — Дочитав шедевр, рявкнул Яша.
— Братан, завтра на работу. Сделай, что-нибудь. — Протягиваю отпитую полторашку самогона.
Мужчина, пошатываясь, вглядывался в моё лицо. На вид ему было около сорока лет. Однако, точный возраст никто не знал, наверно, даже сам Яша. Лет десять назад он работал в городской больнице номер шесть хирургом. Проводил несложные плановые операции и носил гордое звание Яшка-хирург, затем Яшка-пенициллин, а потом окончательно спился и стал Яшка-фуфломицин.
— Не дадут Новый год отпраздновать по человечески. Заходи! — Пробурчал, выхватив пузырёк.
Однокомнатная квартира в старом доме источала мерзкий запах перегара, табака и помойки. Стряхнув окурки с дивана, хозяин предложил мне лечь.
— Слушай, друг, это не опасно? — Спрашиваю, разглядывая грязную мягкую мебель.
— Не ссы, епта! Всё тип-топ!
Над диваном, привязанная скотчем к люстре, висела бутылка «Портвейна», от которой тянулась трубочка с иголкой на конце. Яшка-фуфломицин капал себе вино в целях экономии. Потребляя алкоголь таким образом, ему хватало пол-литра на пару дней. Отхлебнув самогона, Яшка прицепил вместо «Портвейна» трёхлитровую банку с жижей коричневого цвета.
— Отличная бадяга! Мой рецепт! Через пару часов будешь, как новенький! — Хлопнул меня по плечу.
Прищурившись, ловким движением руки подключил к зелью и скрылся в санузле. Через пару минут приволок огромный ржавый таз. Стянув с меня штаны, подсунул жестянку под зад.
— Можешь гадить. Не стесняйся. — Снова отхлебнул из полторашки.
Я лежал, наблюдая, как коричневая субстанция сползает по трубке. Ноги стали ватными, сильно хотелось спать. Сил сопротивляться больше не было, закрыл глаза и провалился.
— Как он, Ирина Петровна?
— Завтра будет, как огурец!
Слышу сквозь сон чью-то речь, открываю глаза.
— Ага, проснулся. — Шлепок по щеке.
Поднимаю голову. Передо мной стоят двое в белых халатах.
— Вы кто? Где Яшка? — Спрашиваю.
— Всё хорошо. Ты в психиатрии. — Улыбнувшись, отвечает высокий мужчина.
— Какая психиатрия?! Идите на хер! — Пытаюсь встать.
Ничего не получается. Руки и ноги пристёгнуты к койке. Начинаю орать, как бешеный, извиваясь, словно змея. Огромный шприц в руках женщины,