Читать интересную книгу Ведьма на выданье - Алексей Герасимов

На самом деле, даже и не знаю, что мне в них нравится. Вот меня пару раз приятельницы спрашивали, какого б я мужа хотела? Ну не дурацкий ли вопрос? Как любая нормальная женщина, я хочу, чтобы был он таков, чтоб ощущать себя как за каменной стеной, потому что воля, это хорошо, конечно, лавка моя, это очень даже замечательно, но как порой завидуешь этим почтенным матерям семейств, у которых в голове всего только три «К» — kinder, kirche und k?hen. Ведь они счастливы. Хотя, может быть, только притворяются…

Да нет, вряд ли. Глянешь порой, как идет под ручку прожившая не один год пара пожилых людей, и прямо всей кожей чувствуешь, какое от них идет спокойствие и умиротворение. И может порой приходит он домой пьяный, возможно и поколачивает временами, а, однако же, жмется она к нему под бочек, а он в это время горделиво оглядывает улицу, мол, смотрите, какую женщину я у вас у всех увел, и до глубокой старости готов перегрызть глотку тому, кто скажет, что его жена — не самая первая раскрасавица.

Дверь приоткрылась, и в лавку просунулась растрепанная и чумазая мальчишечья голова.

— Привет, Клархен. — пискнула она. — А у тебя колокольчик с двери стибрили.

— Привет, Гансик. — кивнула я, и с удивлением поглядела на склянку с готовой мазью для фрау Елизы. Когда только приготовила? За мыслями и не заметила, как руки сами сделали привычную работу. — Правильно говорить не стибрили, а украли. Вот он, на прилавке лежит — сам отвалился.

— Все равно — стибрили. — мальчик шмыгнул носом и улыбнулся озорной улыбкой. — Хочешь, папка тебе его приделает обратно? Он может.

Он то, конечно, может, и еще как. Столяр и плотник, на все руки мастер, да еще и вдовец с пятью оглоедами, мал мала меньше, на шее. Ганс у него старшенький, старается по дому помогать — хороший малец, весь в отца. Очень мечтает, чтобы тот меня к алтарю отвел. Тот, правда, ни о чем таком и не думает, поскольку ему нужна добропорядочная супруга, а не рыжая ведьма из дома по соседству, но не говорить же этого мальчишке восьми лет от роду, который в тебе души не чает.

— Подумаю над твоим предложением. — дипломатично ответила я и улыбнулась. — Гансик, нужен пфенниг?

— А то! — мальчик кивнул и появился в лавке весь. Как ни много работает его отец, а денег все равно у них не густо.

— Ма-а-ать ты моя, что с тобой? — ахнула я.

Конечно, без женщины в доме и одежда у детей будет вечно не постиранной да незаштопанной, и умываться по утрам заставить некому, но чтоб ТАКОЕ с ним было — этого я не припомню. Рубаха грязная, будто он на брюхе половину города прополз, ворот разорван чуть не до пупа, на груди, через прореху, виднеется синяк

— А, это… — мальчик потупился. — Баронский гонец по улице мчался, а я его не заметил вовремя. Чуть под копыта не попал.

— Хотя бы не сломал ничего… Ну-ка, подь сюды. — поманила я его пальцем и поставила склянку с мазью на столик для готовых снадобий.

— Чего это? — насторожился Гансик и приготовился дать деру.

— Рубашку тебе заштопаю, чудо ты мое. — вздохнула я. — Ведь попадет же от отца, не иначе.

— Попадет. — вздохнул мальчик, и зашел ко мне за прилавок. — А про пфенниг ты что говорила?

— Мазь надо фрау Елизе отнести. — вздохнула я. — А мне в лес срочно надо, за дубовым мхом. Рубаху-то снимай, чучело, не на тебе же штопать буду.

— На. — Ганс стянул рубаху и протянул ее мне. — Держи. Спасибо тебе, Клархен.

— Не за что. А-ну, покажи-ка спину.

— Зачем? — мальчик прижался к стене. — Нету там ничего.

— Сама знаю, что крылья у тебя не растут. — фыркнула я. — Давай, поворачивайся. Ну! Долго мне ждать?

— Ну…

— Ах, ты ж, етишкин кот! — ахнула я. — Чтоб его за ноги взяли, да башкой об забор, козла неприятного!

Вся спина у Гансика представляла из себя неприятную смесь ссадины и кровоподтека, продолжавшегося, судя по всему, и под портками. Как мальчишка себе ничего не сломал — ума не приложу.

— Иди в заднюю комнату и раздевайся. — приказала я. — Будем лечить, а то загниет вся спина.

— Так я… уже.

— Что — уже?!! — рыкнула я.

— Разделся, — пискнул Гансик, — уже.

— Портки снимай, горе луковое. — вздохнула я. — Синяк-то под портки уходит. Или ты думаешь, что я увижу что-то такое, что не видела раньше? Марш в комнату, раздевайся и ложись на сундук. Животом вниз, естественно. Где ж у меня мазь от ссадин была?..

— А поможет?

— От боевых ранений помогало.

— Ух! — мальчишка сделал большие глаза, — А ты не говорила, что солдат лечила.

Язык мой — враг мой…

* * *

— Не держитесь за древко копья, как за свою невинность!

Во время строевых упражнений десятник Басмиони любил поюморить. Особенно во время занятий с нами, обозниками. Не то, чтобы кто-то из нас должен был ходить в атаку или принимать удары вражеской кавалерии на копья, но на войне бывает всякое, так что возница или маркитантка должны уметь постоять за себя, если враг прорвался к обозу. По крайней мере, так считал капитан ди Валетта.

— Хельга, ведьма старая, ты столько лет в отряде, а оружие держать так и не научилась! Твоя Клариче лучше с ним управляется, чем ты!

— Не такая уж и старая, ты, лысый мешок с брюквой. — отрезала моя наставница. — Когда тебе в следующий раз что-нибудь отрубят, можешь ко мне даже не подходить!

Это точно, если не знать, что ей уже сорок лет, никогда в жизни не подумаешь. Кожа у нее свежая, светлые волосы без седины, морщин почти нет, зубы все свои, да белоснежные — Хельга знала, какие зелья приготовить для омоложения организма, какую травку пожевать после еды и чем прополоскать волосы, а потому куртизанки при отряде кондотьеров ди Валетты выглядели презентабельнее всех. Умела она и раны врачевать, так что капитан неплохо сэкономил на отрядном медикусе.

В некотором роде мне даже повезло стать ее ученицей, хотя язык у нее был острый, характер несносный, а рука, что я нередко на себе испытывала, тяжелой.

Вообще-то о призвании лекарки, как и о жизни в отряде кондотьеров, я с детства не мечтала. Жила себе спокойно, до десяти лет, в нормально деревенской семье, как могла, помогала по хозяйству — ничего интересного в общем. Нормальная жизнь крестьянской дочки у меня была, покуда герцог наш, семью семь похабных хворей на него, не поссорился с соседями. Война, как водится, подкралась незаметно, вместе с парой дюжин фламандских наемников, которым чем-то очень приглянулась наша деревня. Мужиков, кто сопротивляться надумал, естественно, перебили, баб и девок, кто не сбежал или не спрятался — по закону войны. Вернее по кустам.

Наемникам, им плевать, старая ты, молодая ли, красивая или страхолюдина редкая — дырка есть, значит пойдешь в дело. Вот и я одному… глянулась. Подхватил поперек туловища, да под раскидистые яблони поволок, и прощай бы мое девство, кабы в тот самый момент, как он портки спустил, в деревню не влетели всадники да Валетты.

Капитан, конечно же, мужик неплохой, да только в жизни б не полез в драку, если бы именно в нашу деревню не отрядили его отряд для постоя. Мы-то сами ему что? Прах, бауэры тупые, только на то и пригодные, чтобы его отряд кормить. Говорили, что когда сигнор Джованни увидал над деревней дым (какой же грабеж без пожара?), он на миг застыл в седле, словно мраморное изваяние, удивленно поглядел на ехавшего рядом лейтенанта Ринальди, и полным изумления голосом произнес: «Винченцо, да нас грабят». «Поразительная наглость, сигнор. — ответил лейтенант. — Будем дожидаться пехоту, или положим мерзавцев сами»?

Положили — полтора десятка тяжелых кавалеристов, это вам не толпа перепуганных замордованных крестьян. Ох, и визжала же я, когда насильник вдруг булькнул что-то невнятное, и рухнул на меня, придавив к земле всем весом, а вокруг раздались злые вопли, ржание коней, и отборная италийская ругань. Лучше б молчала, дуреха, конечно. Никто, разумеется, особо не следил, кого именно и куда растаскивали фламандцы, так что мне б тихонько уползти бы, да молчать себе в дальнейшем, да только задним умом крепки мы все. Не сообразила, испугалась — какой с меня спрос-то, соплюхи зеленой?

В общем, когда извлекли меня из под покойника, доказывать кому-то, что ничего он со мной сделать не успел, было бесполезно. Для всех я была уже девка порченная, к замужеству не пригодная — хоть иди да топись. Тут же и доброжелатели нашлись, которые внятно и доходчиво мне все это объяснили. Так что, когда в деревню подтянулись пехотинцы и обоз, я сидела в самом темном уголке нашего сарая, и тихонько выла от горя — слез уже не было, только ком в горле, да лед в сердце. Там меня и нашла Хельга, которую, вместе с парой маркитанток, староста определил на постой к нам. Не знаю уж, что она во мне такого разглядела, однако тем же вечером категорически заявила моим родителям, что забирает их дочурку Клархен себе в ученицы. Учитывая то, что выбор был небольшой, те дали свое согласие, и даже собрали для меня кой-какие вещички.