Читать интересную книгу Посланник Ориона - Людмила Милославец

Девушка, взмахнув краем яркой юбки, подбоченилась и, подмигнув, продолжила:

– С ума ты спятил, старый плут,Напился ты опять!Гуляет по двору свинья,Что мне прислала мать.

Присев у столика, за которым устроились торговцы табаком, она вместе со всеми пропела припев:

– Прислала мать, ты говоришь?– Прислала, говорю!

– Свинью прислала, говоришь?– Прислала, говорю!

– Свиней немало я видал,Со свиньями знаком,Но никогда я не видалСвиньи под чепраком!

И вновь цыганка, играя юбкой, пошла между столиками:

Вернулся мельник вечерком,Идёт к своей женеИ видит новенький мундирИ шляпу на стене.

– Хозяйка, что за командирПожаловал в мой дом?Зачем висит у нас мундирИ шляпа с галуном?

– Побойся бога, старый плут,Ни сесть тебе, ни встать!Мне одеяло и чепецВчера прислала мать!

Мужчины, подняв кружки, дружно подхватили:

– Чепец прислала, говоришь?– Прислала, говорю!

– И одеяло, говоришь?– Прислала, говорю!

– Немало видел я, жена,Чепцов и одеял,Но золотого галуна,На них я не видал!

Девушка ловко повернулась и, застучав каблучками, исполнила несколько танцевальных движений, затем продолжила песню:

Вернулся мельник вечерком,Шагнул через порогИ видит пару щегольскихНачищенных сапог.

– Хозяйка, что за сапогиТорчат из-под скамьи?Свои я знаю сапоги,А это не мои!

– Ты пьян, как стелька, старый плут!Иди скорее спать!Стоят под лавкой два ведра,Что мне прислала мать.

– Прислала мать, ты говоришь?– Прислала, говорю!

– Прислала ведра, говоришь?– Прислала, говорю!

– Немало вёдер я видалНа свете до сих пор,Но никогда я не видалНа вёдрах медных шпор[1]!

Последние слова песни утонули в громком свисте и хохоте зала.

– Ратри, танцуй! – кричали возбуждённые мужчины, – танцуй, Ратри! – И под ноги красавицы полетели золотые и серебряные монеты.

Я с интересом наблюдал за девушкой. Ратри – «ночка», так переводилось её имя. И она, черноволосая и черноглазая, таинственная и влекущая, оправдывала своё имя.

Музыканты заиграли кастильскую сегидилью. Это был озорной, буйный танец, а в исполнении цыганки он превратился в увлекательный сладострастный спектакль. Зал неистовствовал, танцовщица полностью завладела его вниманием. Лица мужчин налились кровью, их глаза горели лихорадочным, накалённым возбуждением.

Я невольно подумал, что столкнулся сейчас с животной, ничем не прикрытой человеческой натурой. Мужчины, захваченные азартным безумием, погружались в игру танца и любви, в чувственное, доходящее до лихорадочного исступления похотливое возбуждение, и их нервы напряглись до предела.

Не привлекая к себе внимания, я наблюдал, как вампиры присматривают себе добычу. Такая накалённая до неистовства атмосфера как нельзя лучше подходила для этого. Сердца людей колотились с дикой силой, разгоняя по венам горячую, взбудораженную кровь. Вампиры ждали, как ждёт хороший повар, когда блюдо поспеет, прежде чем подать его на стол.

– Браво, браво! – неслось со всех сторон, когда смолкла музыка и цыганка застыла в последнем движении, высоко подняв голову.

– Ещё! Танцуй ещё! – кричали зрители, кидая к ногам красавицы деньги.

– Фламенко, Ратри! Танцуй фламенко! – крикнул сидящий у подмостков вампир.

Девушка, не отвечая на крики и комплименты, быстро удалилась из зала.

Музыканты сидели, лениво перебирая пальцами струны гитар. Они играли монотонно и преувеличенно отрешённо, словно происходящее в зале их совершенно не касалось. Сигары, торчащие изо рта, сыпали пепел на их яркие одежды.

Через несколько минут цыганка вернулась на постамент под оглушительные крики и аплодисменты. На ней было другое платье. Оно плотно обтягивало её стройное тело, но юбка, расширявшаяся к полу, была сшита из красного материала в белый горошек и украшена понизу широкими оборками и воланами. На её бёдрах была затянута белая в красных розах шаль.

То, как Ратри встала, слегка откинувшись назад и приподняв голову, как сложила руки, какая грация была в её позе, осанке, неожиданно навело меня на мысль, что эта девушка не может быть простой цыганкой. Во всем её облике было столько благородства, что чистота её крови говорила сама за себя.

А танцовщица замерла, стоя с полузакрытыми глазами, как будто ожидая чего-то. Гитаристы продолжали негромко наигрывать, красиво перебирая аккорды. Я с интересом смотрел на девушку, стараясь предугадать, что же будет дальше. Публика, притихшая поначалу, стала нетерпеливо хлопать и стучать ногами в такт музыке, но цыганка оставалась неподвижной и абсолютно безучастной.

И вдруг взлетели руки, щёлкнули кастаньеты, и музыка бешеным темпом помчалась вслед за ней, когда она сорвалась в танце.

Зал замер. Ни малейшего звука, ни одного движения среди зрителей, пока она неслась в стремительном танце. Только звон гитар и перестук высоких каблуков. Неожиданно остановившись, танцовщица, изогнулась, и почти не двигая широко разведёнными руками, в которых слегка потрескивали кастаньеты, начала медленно кружиться. Мужчины, затаив дыхание, смотрели на тонкий изгиб ее юного тела, на манящие, возбуждающие движения.

И не было сил оторваться, отвести взгляд!

Но вот перебор струн становится всё стремительнее, быстрее, сухой треск кастаньет становится всё яростнее, жгучее, и танец Ратри всё ускоряется и ускоряется, преисполняясь огромной соблазнительностью и энергией, чудесным и редкостным ароматом древней страсти.

И снова сжались руки мужчин, и прервалось дыхание!

Но вдруг её тело становится на несколько мгновений неподвижным – лишь слышен лёгкий перестук каблучков, а руки всё так же выплетают в воздухе неспешные узоры. И всё время в ее подвижных руках поют, звеня серебряными колокольчиками, звонкоголосые кастаньеты…

… И снова сорвалась она в неистовство, изгибаясь, кружась, оборачиваясь. Цыганка была похожа на богиню любви, сошедшую с небес. Вихрем пламенной пляски она отменила и уничтожила все существующие законы.

И вдруг, когда возбуждение зала достигло предела, звон гитар оборвался, девушка застыла, точно статуя древней богини. Несколько мгновений в таверне стояла оглушительная тишина. Затем разгоряченная толпа взорвалась громогласным рёвом.

Оставив деньги на столе, я поспешно вышел на улицу. Ночной бриз гнал в сторону океана застоялый воздух города. Я остановился у большого дерева и прислонился к нему спиной. Угар лихорадочного опьянения не отпускал меня.

– Дьяволица, – думал я о цыганке, – никакая человеческая женщина не способна на такое! Но она и не вампир!

Постояв немного, я медленно побрёл вдоль улицы. Я не был голоден, но взвинченные до предела нервы требовали разрядки. Мне сейчас было всё равно, как это сделать: ввязаться в драку с вампиром или убить задиристого прохожего.

Проходя мимо высокого забора, я услышал стук сердца и печальный вздох. Не раздумывая долго, я перепрыгнул через ограду и оказался в большом ухоженном саду. В его глубине виднелся богатый двухэтажный дом.

На втором этаже у раскрытого окна стояла девушка. Она мечтательно смотрела на луну и думала о том, что с наступлением бального сезона ей предстоит первый выезд в свет. В романтических грёзах девушке виделся красивый молодой офицер, который влюбится в неё с первого взгляда. Он сразу же сделает ей предложение, и отец не сможет ему отказать, потому что наречённый будет очень богат и знатен. Жених увезёт её в большой город, где у него, несомненно, есть прекрасный дом и много слуг.

Девушка мечтательно улыбнулась и вздохнула. Задёрнув занавес, она повернулась… и встретилась с чёрным взглядом моих горящих страстью глаз…

Глава 2

Утро застало меня далеко в горах Аппалачи. Я долго бродил среди их первозданных лесов, купался в ледяных озёрах и старался не думать о красавице-цыганке. Но это плохо удавалось. Юная девушка, залюбленная мною до смерти и опустошённая до капли, тоже не выходила из головы.

Наконец, измученный самоедством и разозлённый на самого себя, я твёрдо решил больше никогда не ходить в эту проклятую таверну. Но едва вечер опустился на землю, я уже стоял на пороге «Ржавого якоря». И вновь: бешеный танец, дерзкие и чувственные руки, каскад пышных волос, блеск гипнотических глаз, первобытная искренность эмоций, музыка, разрывающая душу! Невероятное, магическое притяжение юной танцовщицы снова заставило моё неживое сердце дрожать и волноваться.

С тех пор каждый вечер я сидел за своим столиком и неотрывно следил за Ратри. Я не мог прочесть её мысли, но это только усиливало моё к ней притяжение. Мне хотелось разгадать тайну её непреодолимого на меня влияния. Меня манило сиянье её бездонных глаз, когда она, отрешаясь от всего мира, самозабвенно кружила в танце. Они светились таким восторгом и счастьем, безумием и страстью, что я забывал на время о тяжести оков, что сковали моё сердце ледяным захватом, о том, что мне не суждено больше любить и быть любимым. О тягостном одиночестве, что гонит меня по земле, как перекати-поле.