стоять невеста в белом платье.
— Натаниэль с радостью наденет белое платье для тебя.
Мика засмеялся.
— Знаю, но предпочитаю видеть его в белом смокинге.
— Он так счастлив, что ты сказал да.
— Мне жаль, что я не ответил сразу из-за своих тараканов в голове.
— Натаниэль твой первый бойфренд. Я знаю, что ты никогда не хотел жениться на мужчине.
— Надеюсь, он не думает, что я его избегаю. У меня сейчас куча работы вне города.
— Мы стараемся проводить больше времени вместе. Натаниэль ездил с тобой во Флориду.
— А ты не поехала, потому что ловила плохих парней.
— Когда мы приедем на свадьбу Теда и Донны, у нас будет время побыть всем вместе, потому что я не буду ловить преступников, а ты спасать оборотней.
— Эти оборотни не хотели, чтобы Натаниэль был на встречах с ними и он пошел смотреть город один, с телохранителем.
— Он говорил. У нас будет время погулять вместе до и после свадьбы. А Натаниэль тогда нашел отель, в котором поженятся Тед и Донна. Так что она получит свою свадьбу на пляже, а мы сможем свободно носить оружие.
— Да, в итоге неплохо получилось, но мне вас не хватает.
— В последние несколько месяцев то ты уезжал из города, то я.
— Да, и я часто думаю, что мне надо меньше работать.
— А ты сможешь? Было бы здорово, но ты знаешь, что я никогда не попрошу тебя пожертвовать работой.
— Потому что я никогда не попрошу тебя о том же, — сказал Мика и радости в его голосе не было.
Мика был сам на себя не похож. Он никогда не жаловался — ни на нас с Натаниэлем, ни на наши сложные полиамурные отношения, ни на нашу работу. У меня засосало под ложечкой и голос в моей голове сказал: «Видишь? Мика перестал быть идеальным и дальше будет только хуже».
— Не знаю, что сказать. Я маршал. Это не просто работа, это моя суть.
— Я знал, кто ты, когда мы встретились. Я не хочу, чтобы ты изменилась.
— Хорошо, а то мне стало не по себе.
— Я пришлю тебе первую фотографию.
Он так внезапно сменил тему, что это застало меня врасплох, но я ничего не сказала. Я была рада поговорить о чем-нибудь другом. Я услышала звук сообщения и должна была убрать телефон от уха, чтобы посмотреть.
— Мне включить громкую связь?
— Не надо, я подожду.
На фотографии был мужчина, которого я никогда не видела. Голый по пояс, худой, но не благодаря занятиям спортом, а скорее потому что был молод. Он выглядел обычным, но что-то было не так с его правой рукой. Татуировка? Щупальце? Я увеличила изображение. Вместо руки была змея с треугольной головой. Значит, ядовитая. Я еще увеличила. Качество ухудшилось, но я увидела желтые глаза змеи с вертикальными зрачками, как у гадюки.
Я снова приложила телефон к уху.
— Это фотошоп. Никто не может вырастить змею из тела. Мы видели верзмей, это ламии или наги — наполовину змея, наполовину человек. Рука не может заканчиваться головой.
— Это не фотошоп.
— Ты видел своими глазами?
— Да.
— Никогда с такой хренью не сталкивалась.
— Я попрошу, чтобы они разрешили показать фотографии Эдуарду. Если кто-то и видел такое раньше, то это он.
— Согласна. Покажу ему.
— Нет, это будет предательство доверия. Не веди себя как коп, хорошо?
— Я коп, но ладно. Здесь же нет никакого преступления?
— Нет. Высылаю вторую фотографию.
На фотографии был другой мужчина, старше, больше, но не толще, просто не такой худой. На этот раз это была левая рука и дело не ограничилось головой змеи. Рука как будто разделилась на букет змей, прямо от плеча. Похоже на Медузу, но в фильмах ее всегда показывают эротичной, а здесь был просто кошмар.
Я сделала глубокий вдох.
— Это ты тоже видел?
— Да, — сказал он мягко. Я поняла, что его грусть была связана не только с необходимостью уезжать и быть в разлуке со мной.
— Они перекидываются в полнолуние?
— Сначала.
— В смысле?
— Это большая семья, Анита. Большинство из них выглядят как нормальные люди, но некоторые начинают… изменяться в подростковом возрасте. Самый младший изменился в 15, самый старший почти в 40. Если до сорока такого не случилось, они в безопасности, но все еще могут передать это своим детям.
— Единственная ликантропия, которая передается по наследству — тигриная, но они начинают перекидываться в подростковом возрасте. Но это полное изменение, а не частичное, как здесь.
— Обычно начинается как на первом фото: ладонь, рука или что-то другое, но со временем становится хуже, как на второй фотографии.
— Ты сказал, что это начинается в полнолуние. Я так поняла, что потом это происходит чаще.
— Да, как и при обычной ликантропии. Стресс, гнев, любая сильная эмоция может привести к изменению и иногда оно остается навсегда.
— Есть худшие случаи?
— Отправляю последнее фото. Там все плохо.
Телефон зазвонил, и я не хотела на него смотреть. Я видела свою долю ужасных фотографий с адских мест преступления, я пережила свою долю сцен с серийными убийцами — но я все еще не хотела видеть хуже на этот раз. Мика видел это лично. Если он смог видеть это вживую, то и я смогла бы посмотреть на картинку.
В верхней правой части тела человека было множество извивающихся змей. Правая сторона его лица была покрыта ярко-зелеными чешуйками. Я ожидала, что его глаз на этой стороне будет похож на глаза змеи, но он все еще был человеческим, коричневым и обычным. Из его шеи и по краю лица было больше змей. Как будто его человеческое тело превращалось в массу змей.
Я вернулась к телефону; мой голос был настолько пуст, насколько я могла это сделать. Картина была слишком ужасна для меня, чтобы добавить больше эмоций в ситуацию.
— Они в конечном итоге превращаются в целую кучу змей? Человеческое тело теряет целостность и просто становится отдельными змеями?
— И это одна из причин, по которой я хотел поговорить с тобой об этом. Я бы никогда не подумал задать подобный вопрос. Если ответ «да», это что-то меняет? — спросил он.
— Может быть. Я имею в виду, они просто становятся массой змей и никогда не превращаются в человека, или они остаются привязанными друг к другу, как действительно жуткая версия Медузы?
— Я спрошу.
— Становится ли их змея или змеи, зверем, подобным твоему и моему? Я имею в виду, у моих внутренних зверей есть мысли, эмоции, и если мое тело позволит переменам произойти,