до него, положил за пазуху, и довольный пришел домой угощать мать. Опять та же ситуация:
— Сам бы съел, вон сколько яблок-то.
— Это же белый налив, да какой наливной, а Вы такого никогда не пробовали.
Прослезилась мать, но яблоко взяла.
Надо сказать, к матери мы все обращались на «Вы» в знак высочайшего к ней уважения. У меня никогда не поворачивался язык назвать ее мачехой. Вторая мать — другое дело. Не мачеха она, а Мать с большой буквы. Да, строгой материнской любви и ласки ребенку не хватало, но он был счастлив, что у него есть мать.
Вспоминается один случай. Мать уже тяжело болела. Старшие были в школе, а я должен был приглядывать за матерью. Ко мне зашли друзья и позвали покататься на коньках на прудах, где летом пеньку мочили.
— Не, ребята, я не могу. Мне матери помогать надо.
— Ничего, сынок, мне пока ничего не надо. Иди покатайся с ребятами.
Естественно, я увлекся и довольно долго развлекался, а когда вспомнил про мать, сильно испугался, что накажет. У нее всегда в изголовье большой кленовый прут лежал. Никогда никого она им не наказала, но все этого боялись. Пришел домой сам не свой, сильно расстроился. Мать поняла это и сказала:
— Ничего, сынок, у меня все в порядке, а ты покатался, и хорошо.
На всю жизнь запомнил это.
Я с малых лет любил мастерить. Отец где-то раздобыл трофейные немецкие рубанок и маленький топорик. Ими я и мастерил. Городки, ходули, скворечники и разную мелочь. Но наиболее сложным для меня изделием были деревянные коньки. Надо было аккуратно вытесать треугольный брусок с заострением спереди, на ребро пристроить проволоку, сбоку забить четыре скобки, привязать к ним веревочки. Коньки привязывались к валенкам, и катайся, сколько хочешь.
Как-то мать попросила меня сделать скамейку. Картошку чистить на табуретке высоко, а на детском стульчике — низко. Надо было сделать что-то среднее. А делать было не из чего и нечем. Я взмолился:
— Как же я сделаю эту скамейку? Ведь ничего нет.
— А ты сделай как-нибудь, лишь бы было хорошо.
Стал я думать. Нашел во дворе подходящих размеров суковатую доску, где-то раздобыл четыре бруска на ножки, обрезал по размеру, обтесал, прострогал. А чем же пробить отверстия, куда вставляются ножки? Долота в хозяйстве не было. Нашел большой ржавый и кривой гвоздь, выпрямил, на обухе топора расплющил острый конец и заточил. Получилось что-то вроде долота.
Стал пробивать отверстия в доске. Лезвие гнется через три-четыре удара. Надо поправлять. С горем пополам пробил отверстия и закрепил ножки. Получилась неказистая, но достаточно прочная скамейка. Мать осталась очень довольной.
— Ну вот и получилось хорошо. А говорил, что нельзя сделать.
Эта поговорка материт преследовала меня всю жизнь, и заставляла меня искать выход из безвыходных ситуаций. Так мать учила меня из подручных материалов делать хорошие вещи. И учила она меня не только этому. Именно меня, потому как сестра вскоре вышла замуж, а брат учился в десятилетке в соседнем селе. Шесть лет мы с ней по сути дела вдвоем жили, потом техникум, работа, институт, своя семья, реже виделись. Но жили душа в душу. Она заботилась обо мне, а я пока жива была заботился о ней.
Как-то раз я с ребятами залез в чужой сад. Хозяин спугнул нас. Ребята разбежались, а я бегал плохо, и оказался крайним. Хозяин и нажаловался матери.
— Ну чего ты полез в этот сад? Ты же знаешь, что у тебя больные ноги и ты не можешь бегать, как другие.
— Все шли, и я пошел.
— Так что, если бы все шли топиться, и ты бы пошел?
Я задумался.
— Нет, не пошел бы.
— Запомни раз и навсегда. Прежде, чем куда-то войти, подумай, как оттуда выйти.
Казалось бы, всем известные прописные истины, но сказанные в особой ситуации человеком, которого обожаешь, запомнились на всю жизнь. Не раз меня эти правила спасали от неприятностей, и научили думать самому, а не поддаваться стадному чувству.
А еще она учила меня быть добрее к людям, терпеливее относиться к их недостаткам. Она любила повторять: «Как ты к людям, так и люди к тебе». И еще «Подумай, что о твоем поступке люди скажут».
Как-то уже в аспирантские годы ситуация была настолько тяжелой, что я надумал бросать аспирантуру. Тем более начальник управления приглашал и предлагал хорошую должность. Сестра, узнав о моем намерении, высказалась категорически против.
— Ты что? А что ж люди скажут? Все знают, что ты поступил в аспирантуру, а теперь бросаешь? Что, кишка тонка? Нельзя тебе бросать. Забирай жену в Киев и продолжай учиться.
— Куда ж я ее заберу? Сам без прописки и живу на квартире.
— Куда хочешь, но забирай. Вместе легче будет.
Задумался. Доводы для меня серьезные. Сделал так как она сказала. И не ошибся.
Может поэтому в моей жизни так часто встречались хорошие люди и помогали мне в критических ситуациях. А по отношению к плохим людям, мать говорила грубую, но доходчивую фразу: «Не трогай говно. Вонять не будет».
Уже в зрелом возрасте я как-то хорошо помог дочке знакомой женщины. Талантливая девочка, сирота из глухой деревни. Моей помощи оказалось недостаточно. Нужен был звонок одному должностному лицу. Я звоню своему другу, начальнику департамента министерства.
— Ты можешь хоть раз просто так помочь человеку?
Обиделся.
— Ты чего это, сразу вот так? Что я не человек, что ли? Если могу, то помогу. А в чем дело?
Я объяснил ситуацию. Он сам нашел телефон и позвонил кому надо. Попросил повнимательней присмотреться к девочке. Сработало. Присмотрелись. Помогли. Девочка попала, куда хотела, где смогла реализовать свой талант. И мать, и девочка не знали, как меня благодарить.
— Большое спасибо Вам за помощь. Как я могу отблагодарить Вас?
— Деточка! Никакой благодарности мне не надо. Мне столько людей делали добро, что дай бог каждому, а я не могу их отблагодарить. Теперь я должен делать добро другим людям, чтобы как-то компенсировать то добро, что мне перепало. Мне достаточно того, что ты достигла, чего хотела.
Мне люди помогали, и я помогал. Не все помнили добро, но не ради благодарности я помогал. Как-то я помог людям, которые не заслуживали этого. Жена была в недоумении.
— Зачем ты им помогаешь? Они же столько гадостей тебе сделали.
— А я не им помог, а себе.
Жена не поняла.
— Понимаешь, я всем помогаю, а если я им не помогу, люди подумают, что я злопамятен, и уважать меня перестанут. А так