– Вот. Рублей нет. Возьмите доллары, возьмите больше, господин генеральный прокурор.
Генеральный прокурор (презрительно): «Кому они нужны, ваши зеленые». И снова: «Взять».
– Стойте, стойте. Господин генеральный прокурор, я знаю важную государственную тайну. Но это не для всех. Это страшная тайна. Я только что собирался звонить в Кремль. Но раз вы здесь…
Губернатор подошел к Генеральному прокурору и прошептал ему что-то на ухо. Тот вздрогнул, огляделся вокруг, не слышал ли кто. И бросился в дверь. За ним вся свита.
* * *
Однако нет ничего тайного на свете, и нет ничего сильнее русской водки. А причем здесь русская водка станет ясно из слов секретарши губернаторской, когда вбежала она в чум к деду, запыхавшись так, что и сказать сразу ничего не могла. Сам же старик сидел, впялясь в телевизор, где плескалось синее море, зеленели пальмы, и шла бесконечная мыльная опера. Сидел, покачиваясь, куря трубку и блаженно щурясь.
– Дедушка, дедушка, беда, беда. Снегурочку на мячик поменяли, – прокричала на последнем дыхании девушка.
– А?… Что?… – безразлично ответил старик, не отрывая взгляда от телевизора.
– Да как тебе не стыдно, дедушка. Снегурочку, говорю, на мячик поменяли, А ты?
– Как так? Снегурочку? Ай, как нехорошо. Выдумала, небось, Гулька. Книжек глупых начиталась, боевиков насмотрелась.
– Ничего не выдумала. Мне пьяный Терминатор рассказал. Он вместе с Фреди Крюгером привез какой-то мячик Кармано́вичу, а тот ему взамен карту дал, где Снегурочка живет. Они сейчас на вертолетах туда полетят, ее украдут, к себе увезут. У них в вертолетах одни фреды крюгеры с когтями и терминаторы с пулеметами. Сама видела. Спасать Снегурочку надо, дедушка.
– Сейчас, сейчас, что-нибудь придумаем. С вертолетами нам не справится, внученька. Тундру надо звать. Она одна поможет, больше некому.
– Забыла тебя Тундра, старый. Ты ее который год не навещаешь.
– Не забыла. Тохтамыла тундра любит. Помнит. Все простит. Потому что душа у Тохтамыла чистая, как снег, прозрачная, как ручей, теплая, как ягель.
– Да быстрее же, дедушка, заладил, делай хоть что-нибудь. Полетят сейчас вертолеты, не догнать.
– Тихо, тихо внученька. Тундру нельзя торопить. Тундра тишину любит, покой, от крика она убегает, сердится. Подожди немного, подожди.
Разложил старик на полу ветки, мох, ягель, олений рог, поколдовал, пошептал, поджег мох, встал на колени, поднял к небу руки.
– Тундра, тундра, отзовись. К Тохтамылу повернись. Из моря беда пришла, помощь нам твоя нужна. Все обиды позабудь. Нам в беде подмогой будь.
Потемнел дым посреди комнаты, зашевелился, закружился, расползся по потолку хлопьями, и вышла их дыма Тундра белоснежная.
– Здравствуй старый Тохтамыл. Ты меня совсем забыл. С телевизором живешь, а оленей не пасешь. Тундру в радости не знаешь, только в горе поминаешь. Коль в тебе бы усомнилась, ни за что б не появилась.
– Не ворчи старая. Не злись. Времени нет. Потом разберемся, – запричитал старик. – Снегурочку у нас хотят украсть, за море увезти.
– Знаю, знаю, – проговорила Тундра. – Много их прилетело на вертолетах вонючих. Силой с ними не справится, стрелять будут, хитрость тут нужна.
– Потому и позвал Тундра. Думай милая, думай быстрей. Ты одна нам заступница. Остановить их надо, снег, метель нашли, головы заморочь.
– Хорошо, Тохтамыл, так и быть. Еще раз помогу, – последний. Но и в этот раз поллитру не поставишь – весь род твой прокляну, в снегах застынете, слезами умоетесь.
Пал старик на колени: «Тундра, родная, времени нет. Земля пропадет, леса сведут, ягель высохнет, олень помрет, если Снегурочку не убережем».
– Сделаю, что могу, старый, но одной мне не справится, и вы постарайтесь. Мчись к Снегурке, Тохтамыл. В сани ее сажай, в тайгу вези. Пусть прячется. А ты милая, – повернулась Тундра к девушке, – собирай подружек. Помоложе, да поядренее. Наряжайтесь, одевайтесь, вертолеты окружайте, песни, танцы начинайте. Пулеметы чтоб молчали, надо чтоб глаза стреляли. Поднимайте юбки выше, пусть враги неровно дышат. Обнимите, приласкайте, про любовь наобещайте. Задержите хоть на час, чтоб старик Снегурку спас. Ну а чары не возьмут, водки пусть побольше пьют. Каждый коль по чарке хлопнет, их, глядишь, затея лопнет. А теперь вперед друзья. Времени терять нельзя.
Растаяла Тундра, заполошились старик с внучкой. И понеслось, закружилось времечко, да люди.
* * *
Подлетели к черным вертолетам нарты с девчонками, гитарами, балалайками. Выскочили из них бодренькие чукчонки, вытаращили свои черненькие глазенки, застреляли ими из стороны в сторону, закружились под музыку в танце так, что выше пояса юбки поднялись. И пошел гул по всей тундре, аж олени ногами затопали. Не выдержало, застонало чрево вертолетов, заскрипели зубами фреды-крюгеры с когтями и терминаторы с пулеметами, замаслились суровые очи киллеров, пот потек по узким лбам, штаны стали узкими. Изо всех сил держались они дрожащими руками за пулеметы с гранатами, за ширинки вздувшиеся, но увидели тут подносы с чарками полными, и застучало, забряцало оружие, когда зашвыряли его в сторону. «Терминатор молодой, ты возьми меня с собой. Буду я тебя любить, самогонкою поить», – разносилось окрест. И плясали вместе дружные народы, и целовались, и в снегу валялись, потому что веселье у всех одинаково. Но вдруг застучал станковый пулемет, закричали порезанные когтями солдаты, утихла музыка. Главный Терминатор и самый страшный Фреди Крюгер врезались в толпу, отшвырнули прочь девчат молоденьких, настучали по зубам храбрым воинам, загнали тех в вертолеты черные, и закрутились лопасти винтов, поднимая снежную пыль. «Куда же вы, Янчики», – неслось им горестно вслед.
* * *
А Снегурочка тем временем жила и беды не чуяла. Сидела на скамеечке рядом с нянюшкой, смотрела, как подружки хоровод водят, и тихо пела.
– Я девчоночка была. Забот не знала.Словно ласточка свободная была.На свою беду тебя я повстречала.Позабыть как ни старалась не могла.Завладел ты моей девичьей душою…
– Не пела бы ты эту песню, Снегурочка, – остановила ее няня. – Грустная она.
– Почему же грустная, нянюшка. Она ведь про любовь.
– Потому и грустная, что про любовь.
– А что такое любовь, нянюшка? Все про нее говорят, глаза закатывают, а объяснить не могут.
– То-то и оно, милая. Никто того не знает. Но как встретишь – сразу поймешь: ничего ни лучше, ни хуже этого на свете нет.
– Почему же хуже, нянюшка. Подружки ее ищут, зовут, на свечках гадают. Не затем ведь, чтоб плакать.
– И затем тоже, милая. Не деться от этого.
– Чудно… Горе себе искать. А у меня тоже любовь будет, нянюшка?
– Не дай того бог, милая.
Обняла нянюшка Снегурочку, прижала к губам висок девичий, по головке погладила, да раздался тут шум у ворот, влетели нарты, закричал Тохтамыл бешено.
– Беда, беда пришла, люди добрые. Тебя Снегурочка украсть хотят. В Америку увезти.
Распался хоровод, сбежались девчонки в кучку, спрятались за спину нянюшки вместе со Снегурочкой.
– Ты что городишь, старик? Белены объелся, мухомора нанюхался. Какая Америка? – закричала та.
– Какая, какая? Богатая, не родная. Американцы прилетели за Снегурочкой с пулеметами, вертолетами. Забрать ее к себе хотят. Губернатора подкупили. Прыгай в сани, Снегурочка. В тайгу мчаться надо, бежать быстрее.
– Кто вы дяденька? – испуганно высунулась Снегурочка из-за плеча нянюшки. – Почему я верить вам должна?
– Да Тохтамыл я – старый чукча. Меня здесь всякий знает. Поверь, правду говорю. Схватить тебя хотят, в Америку увезти, чтобы ты там растаяла.
– Растаяла? Это плохо?
– Конечно, плохо. Они языка нашего не знают, Нового года у них нет – ни нового, ни старого. Отвезут тебя в пустыню жаркую…
Конец ознакомительного фрагмента.