— Хотели взорвать броненосец, — кивнул в сторону англичан Коля.
Один из двух офицеров, вступивших в рукопашную схватку, потянулся к кортику, и казачок резко полоснул его ножом по горлу. Кровь забрызгала ему одежду, он не обратил внимания. Проходя мимо второго, казак ловко ударил сапогом в висок. Раздался хруст, офицер затих, его глаза закатились.
— Каждая такая ошибка грозит смертью, — на правах партнера по тренировкам позволил себе вольность казак.
* * *
На верхней палубе русские матросы и казаки пытались сдержать напор безоружных англичан, в панике вылезающих, как тараканы, изо всех «щелей» — трапов. Казаков не хватало, в двух местах англичане прорвались и прыгали в воду, ища спасение на берегу.
В двух других местах, где трапы были свободны от англичан, а дым валил слабее, казаки полезли вниз, решив обследовать каюты, чтобы взять что-нибудь на память. Вскоре они обзавелись «сувенирами»: кто биноклем, кто револьвером, кто кортиком, тем, что попалось под руку.
Наконец подошли мелкие суденышки с канаками, которые начали «спасать» англичан. Гусев сразу же приказал открыть все люки, и моряки хлынули в море, обезумев от счастья, они уже приготовились умирать.
* * *
Оказавшись снаружи, на верхней палубе, Николай увидел сцену: сотня канакских судов подбирает из воды английских моряков.
Две сотни казаков вытаскивали наверх и складывали вдоль борта, задохнувшихся внизу офицеров и матросов броненосца. Солнце всходило над городом, и делало явственной картину ужасного преступления: смерть сотен безоружных людей, задохнувшихся внутри корабля.
Часть первая
Глава 1
Верные друзья
Когда-то, давным-давно, у Коли была семья. Мать, безумно любящая самого Колю и его отца, создавала невыносимо идеальный уют в семье. Отец, погруженный в диссертацию, забывал о необходимости содержать семью и расталкивать локтями друзей-соперников у институтской кормушки. Коле было пять лет, когда мать закончила институт. Её любовь к мужу прошла. Родители Коли развелись, и, никому не нужный, ребенок был выброшен в деревню, к бабушке. Мать возненавидела Колю и его отца.
Характер пятидесятилетней бабки был суров до жестокости. Почему она согласилась принять к себе внука — осталось загадкой для Коли. Глупейшая привычка, добиваться справедливости у начальства, ввергли её в нищету. Председатель колхоза никогда не давал ей разрешения поехать торговать на городской рынок, а зарплату выписывал такую, что в пору было удавиться. Куда исчезали небольшие отцовские алименты, почему они не доходили до бабки, было таким же секретом, как и бабушкина потребность скандалить с отцом Коли, в его редкие визиты в деревню. Один из визитов отца, летом 1985 года, дал ощутимый материальный результат, и бабка перестала с ним ругаться, хотя и смотрела волком. Дело в том, что с бабкой жила её мать, прабабка Коли. Прадед пропал без вести во время войны, а сама она долго болела какой-то страшной болезнью, в результате её руки и ноги скрючились, ходить она могла только на костылях. Прабабке платили колхозную пенсию 28 рублей. Отец Коли всего за неделю смог добиться у врача обследования старушки, и ей начали оформлять инвалидность. Через месяц отец отвез прабабку в областной центр, где ей назначили первую группу и 45 рублей пенсии. В отличие от своей угрюмой дочери, старушка излучала оптимизм и жизнерадостность. Коля любил слушать её рассказы о довоенной и послевоенной жизни.
Как муж хитростью заставил её выйти за него. Прадед обманул её, пустил слух, что незамужних будут всех поголовно забирать на торфоразработки, в трудармию.
Прабабка пела Коле частушки, особенно насмешила его такая:
«Меня судят на суду. Вся стою трясуся.
Присудили сто яиц. А я не несуся…»
До войны и после неё налоги в деревне были большие; сдавать яйца, масло и мясо нужно было независимо от наличия кур и коровы; тех, кто не смог купить яйца и масло, для сдачи налога, судили — объясняла правнуку смысл частушки старушка.
«Пришёл Маленков — понаелись блинков», — пела прабабка свои частушки весело, задорно. Рассказывала историю своей жизни радостно, не считая трудности жизни несчастьем или горем.
Коля слушал истории о том, как она привязывала веревкой свою маленькую дочку, нынешнюю бабу Нюсю, за ногу к столу, чтобы та не уползла из дому, оставшись одна. Отпусков тогда не давали, прабабка вышла на работу через неделю после родов. Как посылала подросшую дочку зимой в лес воровать хворост, маленьких детей объездчик не бил плеткой, только отнимал «дрова».
Прабабка, вздыхая, вспоминала, как она без спроса, однажды, прибежала домой, чтобы нагреть воду, постирать дочке одежку и покормить её. Следом прискакал бригадир Петр Никулин, фронтовик, и прямо на лошади стал наезжать на нее. Таганок опрокинулся, огонь залило водой. А Никулин замахивается бичом и кричит матюгами: «Беги скорей на работу, иначе под суд отдам!». Не обижается на него старушка, тот делал свое дело.
«Сейчас живем — не тужим. Хлеб в магазине есть, масло растительное — тоже. Нюська с фермы вечером отрубей принесет для поросеночка. Весной кабанчика зарежем, сала на весь год хватит», — радовалась старушка счастливой жизни. Смешно было Коле смотреть, как прабабка вяжет своими скрюченными, негнущимися руками теплые носки на продажу. Немощная и, казалось, беспомощная старушка никогда не сидела на кровати без дела. Она постоянно работала.
Колхоз имел детский садик, но определить туда Колю бабушка не смогла. Не положено, чужой ребенок.
В двух километрах от деревни располагался военный городок. То ли у военных не было детского сада, то ли троица мальчишек избежала радостной участи хождения строем, начиная с раннего детства, но знакомство маленьких разбойников состоялось в колхозном саду. Мальчишек можно было понять. В военном городке были только клумбы с цветами, в деревне вырубили все яблони и груши давным-давно, при введении драконовских налогов, и вновь сажать их колхозники не торопились.
Три собаки, огромные, в глазах маленьких детей, прыгали вокруг трех яблонь, на которых сидели мальчишки.
Коля поначалу оцепенел, и чуть было не свалился вниз, а вот крупный мальчишка на соседнем дереве хищно, не по годам, ухмыльнулся, и достал из кожаной сумочки, пристегнутой к офицерскому ремню рогатку. Всё было слишком большое даже для него. И рогатка, и широкий ремень, и сплющенные пистолетные пули.
— Валерка, не стреляй! Только раздразнишь собак, — закричал чернявый мальчишка с раскосыми глазами.
— Не дрейфь, Вовка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});