Читать интересную книгу Вне закона - Дональд Уэйстлейк

— Если только ты этого хочешь.

— Тогда лучше промолчи. Сидя в тюрьме в последний раз, я освоил новую профессию. Вы же знаете, там всегда можно научиться чему-то новому — ремонт кондиционеров, сухая химчистка… Так вот, в последний раз я освоил профессию печатника.

— Угу, — откликнулся Дортмундер. — Хочу сказать, это хорошо, что ты печатник.

— Да только я не печатник, — продолжил Куэрк. — Я выхожу из тюрьмы, еду в типографию в северной части штата, неподалеку от того города, где живет мой кузен, рассчитывая, что смогу пожить у него. Он всегда следовал заповедям; это же полезно — быть рядом с таким человеком, брать с него пример. Но когда я прихожу в типографию и говорю: посмотрите, какой профессии обучил меня штат Нью-Йорк, — мне отвечают, мол, так сейчас уже никто не работает, теперь мы используем компьютеры. — Куэрк покачал головой. — Система юстиции сама преступна, понимаете? Они тратят столько денег и времени, чтобы научить тебя профессии, которая канула в Лету!

— Надо было учиться работать на компьютере, — ввернул Келп.

— Так вот, работу в типографии я получил, но только не печатника. Я грузчик, и когда привозят разные сорта бумаги, я езжу по территории на электрокаре-погрузчике, развожу ее куда положено. Но поскольку я перевоспитался, а это не та профессия, которой меня обучили, у меня нет ощущения, что я по-настоящему что-то делаю. Ни планирования, ни подготовки, ни осторожности. Чувствую себя не в своей тарелке. Жизнь моя лишилась стержня… В результате я сплю отвратительно. А потом, не выспавшись, сажусь на электрокар и частенько едва не врезаюсь в стену.

Дортмундер очень даже хорошо его понимал. Люди — рабы привычек, и если ты теряешь привычку, которая для тебя важна — скажем, все время быть в бегах, — это может привести к серьезному сбою в организме. Нарушению биоритмов. Отсюда и проблемы со сном. Да, вполне возможный расклад.

Дортмундер, Энди Келп и человек, которого звали Куэрк, посидели в молчании (под плюханье воды), обдумывая ситуацию Куэрка, удобно устроившись на стульях со спинками из металлической сетки, в центре Нью-Йорка, в августе, и это, разумеется, означало, что находились они совсем не в Нью-Йорке, не в настоящем Нью-Йорке, но в другом Нью-Йорке, августовском Нью-Йорке.

В августе все психоаналитики уезжают из Нью-Йорка, поэтому остальное население города выглядит более спокойным, менее зажатым. Опять же многих уехавших из города заменяют американские туристы в полиэстере пастельных тонов и зарубежные туристы в виниле и вельвете. Августовский Нью-Йорк — что большое стадо коров, неторопливых, толстых, тупых, понятия не имеющих, чего им нужно.

Вот и Дортмундер понятия не имел, что надо Куэрку. Знал лишь одно — утром ему позвонил Келп, сказал, что есть человек, с которым им, возможно, стоит переговорить, поскольку ему вроде бы есть что сказать. А сослался этот человек на Гарри Мэтлока. Что ж, в прошлом Дортмундер работал с Гарри Мэтлоком и с напарником Мэтлока, Ральфом Демровски, но при последней встрече с Ральфом — случилось это во время короткой поездки в Лас-Вегас — Гарри не присутствовал. Да и потом, какой прок от ссылки на пусть и хорошего знакомца по прошествии долгого времени? Вот почему вклад Дортмундера в разговор ограничивался «угу».

— И наконец, — прервал Куэрк нескончаемое плюханье, — я понял, что больше так не могу. Я подражаю моему кузену, иду по прямой и узкой тропе. Раз в месяц я езжу в город, который называется Гудзон, вижусь с женщиной-полицейским, которая надзирает за условно-досрочно освобожденными округа. И мне нечего скрывать. Как в таких обстоятельствах я могу говорить с должностным лицом, надзирающим за мной? Она бросает на меня подозрительные взгляды, и я знаю почему. Кроме правды, мне нечего ей сказать.

— Да, тяжелое дело, — поддакнул Келп.

— Более чем. — Куэрк покачал головой. — Все это время я мог сорвать куш, прямо в типографии. Куш этот, можно сказать, валялся у меня под ногами, болтался перед глазами, а я не хотел его видеть, не хотел о нем знать, вел себя словно слепой, глухой и тупой.

Вот тут Дортмундер сдержаться не смог.

— В типографии?

— Да, конечно, я понимаю, — кивнул Куэрк. — Если выяснится, что действовал кто-то из своих, я — первый кандидат на возвращение в камеру. Но все будет обставлено по-другому. — Теперь голос Куэрка зазвучал очень серьезно. — Единственный способ реализовать мой план — сделать так, чтобы в типографии ни о чем не догадались. Если они сообразят, что к чему, мы ничего не заработаем.

— Так ты говоришь об ограблении, — подал голос Дортмундер.

— Тихом ограблении, — уточнил Куэрк. — Без заложников, взрывов, без перестрелок. Вошли, вышли, и никто не знает, что произошло. Поверьте, мы сможем заработать на этом только в том случае, если о пропаже никто не узнает.

— Угу, — прокомментировал Дортмундер.

— Тебе надо бы попробовать пастилки от кашля, — посоветовал Куэрк. — Но дело в том, что это классная работа, а меня уже тошнит от бессонницы. Так что, возможно, я на какое-то время махну рукой на перевоспитание. Но…

— Естественно, — подал голос Келп, потому что без «но» никогда не обходилось.

— Я не могу провернуть дело в одиночку. Эта работа не для одного человека. Я провел за решеткой шесть с половиной лет, перевоспитанным живу в северной части штата почти восемнадцать месяцев, так что, конечно же, выпал из обоймы. Попытался дозвониться до тех, кого знал, но все или сидят, или умерли, или исчезли. В конце концов сумел связаться с Гарри Мэтлоком, которого знал давным-давно, когда он работал с Ральфом Демровски, но теперь Гарри на пенсии.

— Я и подумал, что он скорее всего на пенсии, — вставил Дортмундер.

Куэрк кивнул.

— Он сказал, что не перевоспитался, а ушел на пенсию. Это совсем другое. «Я не перевоспитался, — сказал он мне, — просто потерял хватку. Вот и ушел на пенсию».

— В принципе одно и то же, — заметил Келп.

— Но достоинства больше, — возразил Куэрк. — Он назвал мне тебя, Энди Келпа, и теперь мы все здесь, приглядываемся друг к другу.

— Точно, — кивнул Келп. — И что дальше?

— Ну, я вас проверю, и если окажется, что вы…

— Что? Проверишь нас? — удивился Дортмундер. Он-то думал, что проверкой предстоит заниматься им.

— Естественно, — отозвался Куэрк. — Я же не хочу, чтобы мы принялись за дело, все шло как нельзя лучше, а потом вы бы удивили меня, показав полицейские жетоны.

— Меня бы это точно удивило, — хмыкнул Дортмундер.

— Мы друг друга не знаем, — продолжил Куэрк. — Я называю Келпу несколько имен, он может проверить меня, и он называет мне несколько имен, я могу проверить его и тебя…

— Угу, — не изменил себе Дортмундер.

— Поэтому, после того как мы встретились здесь, мы проверим друг друга, и если решим, что все в порядке, я позвоню Энди, как и в этот раз, и ежели вы не будете возражать, сможем провести еще одну встречу.

— Ты не сказал, что будем красть.

— Совершенно верно. — Куэрк огляделся. — Не будете возражать, если я уйду первым? Вы все равно захотите поговорить обо мне за моей спиной.

— Конечно, — согласился Келп. — Приятно было познакомиться с тобой, Кирби. — Так он представлялся: Кирби Куэрк.

— И мне тоже. — Куэрк кивнул Дортмундеру. — Мне нравится, как ты предпочитаешь советоваться с самим собой.

— Э… угу, — ответил Дортмундер.

2

Если вы зайдете достаточно далеко в Вест-Сайд, даже в августе вам удастся найти бар без туристов, папоротников и меню и где лампы не будут слепить в глаза. В таком вот месте, в тот же день, только позже, Дортмундер и Келп сидели за кружкой пива в кабинке, отделанной черным пластиком, и шептались, тогда как бармен за стойкой читал «Дейли ньюс», а трое других клиентов, сидящих поодиночке, общались сами с собой.

— Не знаю, что и подумать об этом парне, — прошептал Дортмундер.

— Вроде нормальный. — Келп пожал плечами. — То есть история достоверная. Перевоспитание и все такое…

— Но он очень нервный, — прошептал Дортмундер.

— Да, конечно. Он же нас не знает.

— Он не сказал, что именно нужно украсть.

— Это логично, Джон.

— Он живет в северной части штата. Где именно? Где находится типография? Он лишь говорит, что ежемесячно ездит в какое-то место, называемое Гудзон, где отмечается у контролирующего сотрудника полиции.

Келп кивнул.

— Взгляни на ситуацию с его позиции. Если не поладим, он постарается реализовать свой план с другими людьми, вот и не хочет тревожиться из-за того, что мы будем болтаться неподалеку, изыскивая возможность урвать свою долю.

— Я хочу сказать, что это за ограбление? — пожаловался Дортмундер. — Мы должны что-то украсть из типографии, а в типографии не должны этого заметить, а? Слушай, как-то мы к такому не привыкли. Если ты чего-то берешь, особенно ценное, люди замечают.