Наконец любопытство загадочной красавицы было удовлетворено, и с непередаваемой интонацией она произнесла:
— Похоже, что девчонка без труда завоевала сердца легковерных парижан. Во всяком случае, ее здесь знают и любят!
— Истинная правда, сударыня! — угодливо воскликнула старуха.
— Ах, Господи, верите ли, стоило мне вернуться в Париж, а случилось это всего-то недели две назад, как мне уже все уши прожужжали об этой Мюгетте, Мюгетте-Ландыш, как ее тут прозвали. Поначалу я даже и не подозревала, что это она. А когда случайно встретила ее на улице, то так растерялась, что даже не решилась сразу подойти к ней. Опомнившись, я бросилась за девицей, да ее уже и след простыл.
— Значит, ты уверена, что это именно та самая девушка, которую новорожденным младенцем передал тебе Ландри Кокнар?
— Ландри Кокнар, говорите? Тот самый, кто был доверенным слугой синьора Кончини? Да, когда-то Ландри Кокнар был предан ему душой и телом… А синьор Кончини был тогда… ох, да о чем это я! Конечно, сударыня, это точно она… дочь Кончини!
Последние слова старуха произнесла таким уверенным тоном, что не осталось ни малейшего сомнения в ее правдивости. На миг в портшезе воцарилась тишина, затем невидимая дама задала еще один вопрос:
— Дочь Кончини и?.. Ты случайно не знаешь, кто мать девушки?
Вопрос был задан с нарочитым безразличием. Однако настойчивость, с которой черные глаза буравили мигающие глазки старухи, склонившейся к портшезу, свидетельствовали о том, что безразличие это только кажущееся.
— Кто ее мать… — с досадой тряхнув головой, повторила старуха. — Вот в том-то и загвоздка!.. Неужто вы, сударыня, считаете, что я не пыталась разузнать имя матери? Черт меня побери, чего я только не делала! Но в те годы у синьора Кончини любовниц было хоть пруд пруди!.. Конечно, будь у меня побольше времени, я бы в конце концов отыскала ее, но вот незадача: я не итальянка, и поэтому из-за какого-то жалкого пустяка потеряла свое место. А надо вам сказать, что я служила в одном из самых благородных семейств Флоренции!
— Ты ограбила свою хозяйку, — прервала рассказчицу дама; впрочем, в голосе ее не прозвучало ни малейшего упрека.
— Ограбила?! — возмутилась старуха. — Да ничего подобного! Разве можно так говорить о какой-то безделушке, которая и ста дукатов не стоила?! Ладно, это дело прошлое, но как бы там ни было, сударыня, меня не только выгнали — вдобавок мне пришлось живенько уехать из Италии, так как я вовсе не желала познакомиться с тамошними темницами. Вот тогда-то Ландри Кокнар, с которым мы в то время были большими друзьями, и передал мне малышку, и я увезла ее с собой. Пойди попробуй тут отыскать незнакомую женщину, особенно когда у тебя денег кот наплакал.
И с неподражаемым вздохом сожаления она прибавила:
— Нет, сударыня, к несчастью, имя матери мне неизвестно!.. И очень жаль, потому что, владей я таким секретом, я бы непременно разбогатела!..
Было очевидно, что она не лгала. Невидимая дама, кажется, тоже убедилась в этом, ибо ее горящий взор устремился к Мюгетте-Ландыш, продолжавшей весело расхваливать свой товар и совершенно не подозревавшей, что она является объектом пристального наблюдения.
Наконец дама в портшезе вновь обратилась к старухе и строго спросила:
— Так ты уверена, что именно она?.. Ты не могла ошибиться?
— Судите сами, сударыня: четырнадцать лет я воспитывала эту крошку! А три года назад она взяла да и сбежала от меня, можно сказать, обвела вокруг пальца… Ну да ладно, сама виновата… Но с тех пор она ни капельки не изменилась. Конечно, она немного выросла, повзрослела, но, в сущности, осталась прежней, так что я ее сразу узнала.
Старуха опять посмотрела на девушку, и в глазах ее загорелся недобрый огонь; поджав губы, она злобно прошипела:
— Вы только взгляните на эту нахалку… ведь это я обучила ее ремеслу, я, которая всем пожертвовала ради нее!.. Ну и деньжищ же у нее, прямо лопатой загребает!.. А ведь по справедливости она должна была бы вернуть эти денежки мне… да-да, непременно вернуть!.. Ах ты задавака! Да она просто грабит меня, на глазах обкрадывает, без ножа режет! Уж и сама не знаю, что мне мешает подойти к ней, схватить за шиворот и потащить домой, награждая по дороге тумаками да подзатыльниками… нет, сначала я заберу у нее все те денежки, что она так старательно прячет в свой кошель.
— Раз тебе этого так хочется, — заметила дама-невидимка, — так пойди и поговори с ней. В самом деле, это будет наилучшим подтверждением того, что ты не ошиблась.
Лицо старухи осветилось злобной радостью: она предвкушала, как сейчас вцепится Мюгетте в волосы.
— Постой, — удержала ее дама, — только не вздумай обижать девочку, кидаться на нее с кулаками и отбирать деньги. Запомни: отныне она принадлежит мне, и я запрещаю тебе трогать ее.
Слова эти были произнесены все тем же ровным нежным голосом, но прозвучал он столь властно, а прекрасные темные бархатные глаза вдруг столь грозно заблестели, что старуха задрожала. По спине у нее пробежал холодок и, стуча зубами от страха и кланяясь чуть ли не до земли, она забормотала:
— Повинуюсь, сударыня, повинуюсь.
— Пойми, — продолжала дама, — ты ничего не потеряешь. Я попросту покупаю у тебя твои так называемые права на эту девушку и плачу тебе в сотню раз больше, чем она смогла бы заработать для тебя. А теперь иди и постарайся быть с ней помягче… если ты вообще умеешь разговаривать ласково.
Старуха снова склонилась в три погибели, однако на этот раз выражение ужаса на ее лице сменилось выражением бурной радости, и пока она, словно мерзкое насекомое, пробиралась в толпе к улице Сент-Оноре, плотно прижимаясь к стенам домов, глаза ее пылали алчным огнем, а в голове проносились весьма приятные мысли: «Мое будущее обеспечено!.. Воистину благословен тот день, когда я повстречала эту благородную даму, такую богатую и такую щедрую!»
Однако нам приходится признать, что алчность старухи была поистине безгранична, ибо когда ее первые восторги немного поутихли, она принялась горько причитать:
— Ох, и почему мне нельзя хорошенько поколотить эту маленькую мерзавку Мюгетту, как тут ее называют?.. Тогда бы она как миленькая рассказала мне, куда подевала малышку Лоизу. Наглая тварь: обокрала меня — бежала, забрав с собой мою крошку, за которую я получила бы немало полновесных экю. Неблагодарная! Лишить меня таких денег! Девчонка, разумеется, не знает, что малышка Лоиза — единственное дитя господина Пардальяна, у которого в Сожи есть прекрасный замок. Я уверена, что он не пожалел бы и целого состояния, чтобы вновь обрести свою любимую доченьку. Ладно, там будет видно, не все еще потеряно…