Сверх всех моих ожиданий, он был поглощен своей работой около двух лет. Из его рассказов я вывел заключение, что тип гидроплана, о котором уже шесть месяцев шумели все газеты и на котором он через три дня намеревался лететь до Нью-Йорка, был разработан, насколько я понимал, еще слабо. Мысли об этом не оставляли меня и сейчас, и я невольно спросил Витерба, не предполагает ли он ввести какие-нибудь изменения в маршрут своего перелета.
— Да, — заявил он, вставая, — я покажу вам сейчас, вероятно, уже окончательный маршрут моего путешествия.
Сняв со стола поднос, он развернул громадную карту Атлантического океана.
Все приблизились к столу, даже Лели Бобсон, проскользнувшая между громадным животом Фрика и плечом Сандо; мы внимательно следили за пальцем Витерба, который спокойно передвигался по синему листу, испещренному линиями, обозначающими глубину океана.
— Первая моя остановка на Азорских островах. Этот перелет я рассчитываю сделать в семь часов, если не будет встречных ветров, но я надеюсь воспользоваться весенними.
— Семь часов? Это слишком мало, — объявил Сандо, — ведь там около двух тысяч километров.
— Тысяча восемьсот, — поправил Витерб.
— А где ты спустишься? — спросил Брессоль.
— В Ангре, на острове Терсепре.
— Ну, городок-то, верно, не велик? Вас там будут ожидать?
— Французский аэроклуб принял все на себя и распорядился, чтобы на каждой остановке для меня было приготовлено все необходимое.
— На каждой остановке? — переспросил Сандо. — Я полагал, что с Азорских островов ты рассчитываешь лететь прямо на Нью-Йорк.
— Может быть, я и мог бы это сделать, — ответил Франсуа, нервно кусая губы, — но, на основании моих последних опытов, я счел благоразумным несколько видоизменить первоначальный проект; ты знаешь, что на «Икаре» я достиг скорости в 350 километров, а с попутным ветром и того больше. Но в основу моих расчетов я могу класть только средние цифры. От Азорских островов до Нью-Йорка около пяти тысяч километров, следовательно, если все будет благополучно, то на перелет потребуется минимум двадцать часов. Прежде всего большим затруднением для меня явится ночь; правда, следует принять во внимание, что я выгадаю пять дневных часов, так как, отправившись из Ангры в четыре часа утра, я достигну Нью-Йорка, после двадцати часов полета над океаном, раньше восьми часов вечера по местному времени, тогда как мои часы будут показывать уже полночь.
— Ничего не понимаю, — заявила Лели Бобсон.
— Это не важно, — оборвал ее Сандо, — Итак, Франсуа, ты говоришь, что выигрываешь пять часов, но мне кажется, что лететь двадцать часов подряд почти невозможно, даже в том случае, если не случится никаких осложнений.
— Это верно, и вот почему последний перелет я решил раздробить.
— Раздробить? — переспросил удивленный Фрика, — но на карте я ничего не вижу между Нью-Йорком и Азорскими островами.
— Видишь ли, немного к югу на высоте Флориды находится Бермудский архипелаг; расстояние от Азорских до Бермудских островов я могу покрыть приблизительно в шестнадцать часов, самое большое тут четыре тысячи километров. Что до последнего перелета от Бермудских островов до Нью-Йорка, то это уже совсем пустяки: двести километров. В общем весь путь несколько удлинится, зато самый большой перелет не превышает тысячи ста лье.
— Это более чем достаточно, — сказал я, — да и то лучше было бы, если бы тебя конвоировали.
— К чему? Все равно я вскоре опередил бы самый быстрый контрминоносец!
— Совершенно верно, — согласился Сандо, — но я повторяю, что не раз уже говорил тебе: напрасно ты решил лететь один.
Витерб нервно топнул ногой.
— Все это я и сам понимаю, но возможно больше бензина необходимо взять, иначе я не могу лететь со средней скоростью в триста километров более пятнадцати часов.
— Разумеется, — сказал Брессоль, — ты тщательно взвесил все доводы за и против; тебе лучше знать, как поступить; было бы глупо с нашей стороны накануне отлета напоминать тебе об осторожности; нам лишь остается выразить тебе пожелание успеха; это я и делаю от имени всех нас.
Витерб с волнением пожал протянутые к нему руки.
— А это что такое? — спросила Лели Бобсон, склонившись над картой и указывая кончиком ногтя на какую-то точку в океане.
— Там написано, — ответил Фрика, — прочтите, мадемуазель.
— Саргассово море, — прочла Лели, — что же это за море?
— Вы, значит, никогда не слышали об Атлантическом океане? — спросил Витерб.
— Но, мой дорогой, с какой стати ей про это слышать, — сказал смеясь Сандо. — Будь уверен, что Лели молоденькая девочка, очень хорошо воспитанная и не интересующаяся такими неприличными вещами.
— Неужели это так неприлично? — спросила Лели среди взрыва общего хохота. — Нет, мадемуазель, — ответил Витерб. — Неприличен только ваш друг Сандо. Редко кто сразу может припомнить местонахождение Саргассова моря; это скопление водорослей, называемых «саргассами», расположенное к северо-востоку от Антильских островов; оно расстилается на протяжении нескольких тысяч километров.
— На протяжении нескольких тысяч километров! — вскричал Фрика. — Вы шутите, мой дорогой! Да откуда взялись они, эти саргассы?
— Это морские травы, увлеченные морскими течениями, например, Гольфштремом; они собираются в тех местах океана, где течение отсутствует. О существовании этого скопления первый узнал Христофор Колумб во время своего плавания в Америку; с тех пор корабли старательно его обходят. Предполагают, что в саргассах погибли некоторые пропавшие без вести суда.
— Это любопытно, но не весело, — сказала Лели Бобсон, — и вы хотите пролететь над ними?
— Не беспокойтесь, мадемуазель, моему «Икару» нечего делать в саргассах!
Изумление молоденькой танцовщицы, выраженное в такой наивной форме, заставило всех нас улыбнуться. Разговор продолжался в веселом тоне, Франсуа был в приподнятом настроении и еще раз поразил Лели, рассказав в своей своеобразной манере про падение древнего Икара, который слишком высоко взлетел к солнцу и растопил в его лучах державшие его крылья.
Фрика поделился пришедшей ему в голову идеей — изобразить на фреске в торжественном зале аэроклуба прибытие «Икара» в Нью-Йорк.
Сандо, к большому огорчению Лели Бобсон, выражал сожаление, что не может сопутствовать своему другу в его трансатлантическом перелете.
Только Брессоль и я не могли отделаться от тоскливого ощущения при мысли, что Франсуа, к которому мы давно уже относились, как к брату, пускался в такое опасное предприятие.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});