«И при свете губи нас», — подумал Демерест.
Губи нас при ясном свете Луны, где небо прозрачное и черное, где ярко сияют звезды, где чистый вакуум не размывает очертаний, не то что в этой муторной голубизне.
Его передернуло. Не мысленно, а по-настоящему, физически — содрогнулось все его долговязое тело. Скоро он умрет. Он был уверен в этом. И умрет, кстати говоря, не под голубым сводом, а под черным — только чернота эта будет не та.
Словно услыхав его мысли, к нему подошел перевозчик — коренастый, приземистый, с «ежиком» на голове — и спросил:
— Готовы к погружению во тьму, мистер Демерест? Демерест кивнул. Он возвышался над перевозчиком, как, впрочем, над всеми землянами. Все они были коренастые и с легкостью передвигались короткими и низкими шажками. Демерест же был вынужден следить за каждым своим шагом, преодолевая ступнями воздушную преграду; даже неосязаемая цепь, привязывавшая его к земле, была тягучей и плотной.
— Я готов, — откликнулся он.
Сделав глубокий вдох, он снова, теперь уже сознательно, взглянул на утреннее солнце. Оно стояло низко над горизонтом, размытое пыльным воздухом, и Демерест знал, что не ослепнет. Он также знал, что вред ли когда-нибудь еще увидит солнце.
Батискаф он увидал впервые в жизни. Несмотря ни на что, Демерест представлял его в виде продолговатого баллона со сферической гондолой внизу. Он упорно думал о грядущем погружении как о космическом полете, с тоннами топлива, выбрасываемого огненным шлейфом, и неправильной формы модулем, вытягивающим паучьи лапы перед посадкой на Луну.
Батискаф нисколько не походил на образ, созданный воображением Демереста. Внутри, возможно, были и гондола, и баллон, но они скрывались под сплошным округлым корпусом.
— Меня зовут Яван, — представился перевозчик. — Омар Яван.
— Яван?
— Странная для вас фамилия? Я иранец по происхождению и землянин по убеждению. Там, внизу, не существует национальностей. — Он улыбнулся, и смуглую кожу оттенила ровная белизна зубов. — Если вы не против, тронемся через минутку. Вы мой единственный пассажир, поэтому я думал, что у вас с собой какой-то груз.
— Да, — сухо ответил Демерест. — По крайней мере на сто фунтов больше, чем я привык.
— Так вы с Луны? То-то мне ваша походка такой странной показалась! Вам тут, должно быть, не очень уютно.
— Не очень, но терпеть можно. Мы специально тренируемся.
— Что ж, добро пожаловать на борт. — Перевозчик посторонился, пропуская Демереста к сходням. — Я бы лично на Луну ни в жизнь не полетел.
— А туда, в Океанскую Впадину, спускались?
— Раз пятьдесят, не меньше. Но это другое дело. Демерест зашел в гондолу. Там было тесно, но к тесноте ему не привыкать. И вообще, похоже на космический модуль, разве что более… плотный. Опять это слово. Здесь во всем явственно ощущалось, что масса не имеет значения. Массу принимали как должное, с ней не приходилось бороться.
Батискаф еще не ушел под воду. Толстое стекло придавало голубому небу зеленоватый оттенок.
— Пристегиваться не обязательно, — сказал Яван. — Никаких перегрузок не будет. Пойдем вниз ровненько, как по маслу. Дорога займет не больше часа. Но курить нельзя.
— Я не курю, — сказал Демерест.
— Надеюсь, вы не страдаете клаустрофобией?
— У лунян клаустрофобии не бывает.
— Но у вас же кругом открытое…
— Только не в нашей пещере. Мы живем… — Он замешкался, подыскивая слово. — …в лунной впадине, на глубине сотни футов.
— Сотни футов! — Перевозчика, похоже, это позабавило, но он не улыбнулся. — Начинаем погружение.
Стены внутри гондолы были с углами, но часть стены за приборами выдавала ее изначальную сферичность. Приборы казались продолжением тела Явана; его глаза и руки порхали над ними легко, почти любовно.
— Все уже проверено, — сказал он, — но я люблю напоследок убедиться. Внизу, как-никак, тысяча атмосфер.
Палец коснулся кнопки, и круглый массивный люк наглухо закрылся, войдя скошенным краем в стенное отверстие.
— Чем больше давление, тем крепче его прижимает, — сообщил Яван. — Бросьте последний взгляд на солнышко, мистер Демерест.
Свет все еще проникал сквозь толстое стекло иллюминатора, только теперь он сделался зыбким: между ними и солнцем уже была вода.
— Последний взгляд? — переспросил Демерест. Яван хихикнул:
— Ну, не совсем последний. Я имею в виду — до возвращения. Вы никогда еще не путешествовали в батискафе, верно?
— А что, многие путешествуют?
— Да нет, очень немногие, — сказал Яван. — Но вы не волнуйтесь. Это обыкновенный подводный шар. Правда, со времен первого батискафа многое изменилось и усовершенствовалось. У нас есть атомный двигатель, а до определенных пределов можно идти и на водоструйном, — но если свести к основным элементам, так это по-прежнему сферическая гондола под поплавком. И нас по-прежнему опускают с борта корабля, чтобы не расходовать зря энергию, которая необходима при погружении вся до капельки. Ну, готовы?
— Готов.
Трос, соединявший батискаф с кораблем, вспорхнул вверх, и подводный аппарат погрузился чуть ниже; потом еще ниже, по мере того как морская вода заполняла поплавок. Несколько мгновений, пойманный поверхностными течениями, батискаф покачался — и перестал, продолжая тихо спускаться в сгущающуюся зелень океана.
Яван расслабился.
— Джон Берген — начальник Океанской Впадины. Вы собираетесь с ним встретиться?
— Совершенно верно.
— Он хороший парень. И жена его там, вместе с ним.
— Вот как?
— Ну конечно. Там, внизу, есть и женщины. А всего на станции человек пятьдесят. Некоторые не вылезают оттуда месяцами.
Демерест коснулся пальцем тонкого, почти незаметного стыка люка со стеной. Потом взглянул на палец.
— Это масло?
— Силикон. Давление выжимает какую-то часть. Специально для… Да вы не волнуйтесь. Система управления автоматизирована и надежна. При первых же признаках неисправности — любой неисправности — балласт будет сброшен и мы поднимемся на поверхность.
— Вы хотите сказать, что с батискафами вообще не бывает несчастных случаев?
— А что с ними может случиться? — Перевозчик искоса глянул на пассажира. — Как только мы окажемся на глубине, недоступной для кашалотов, нам и вовсе ничего не будет угрожать.
— Кашалотов? — Тонкое лицо Демереста нахмурилось.
— Ну да. Они ныряют вниз на полмили. Если кашалот ударит в батискаф — стенки-то у поплавка не очень прочные… Да и не нужна им особая прочность. Камера открыта, и когда бензин, обеспечивающий плавучесть, сжимается, туда проникает морская вода.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});