Читать интересную книгу Противостояние - Сергей Ченнык

А выводы, часто лежащие на поверхности, не требующие «выноса мозга» и бессмысленного «додумывания», получаются невероятно интересные. Это примерно, как с прошедшей Альмой. Многие годы нам вдалбливали, что все произошло исключительно от коварства и хитрости француза Боске, козьими тропами пробравшегося в тыл русской армии. При этом никто и ни от кого сильно не скрывал, что в решающий момент из самого центра русской армии внезапно, «не закоптив ружей», куда-то «испарились» целый полк и четыре резервных батальона в придачу. Но первое как бы оправдывает поражение, а второе ложится пятном на русскую армию. В советское время пятна могли быть лишь на погонах или эполетах царских сатрапов, особенно если они «князья, графья» или, не дай Бог, бароны. Солдат же, «серая шинель», «монета царская», он, как жена Цезаря — вне подозрений.

Но, хватит об Альме, она уже закончилась, и нам предстоит заниматься анализом случившегося после нее. Но и тут очень хочется восстановить историческую справедливость. Успешное и неожиданное маневрирование Меншикова под Севастополем в сентябре 1854 г. если не «вывернуло» ситуацию в его пользу, то фактически поставило союзников в сложное положение, когда им пришлось дробить свои силы, одновременно отбиваясь от полевой армии русских и «тараня» сильную к тому времени оборону крепости.

Так если бы только возвращенная инициатива! В лице почти через месяц выдержанной и отраженной бомбардировки Севастополя 5(17) октября 1854 г., мы имеем одну из блестящих побед русского флота (именно флота, ибо 80% личного состава, участвовавшего в сражении, были чины этого ведомства), которую у нас успешно украли почитатели не менее успешно навязанного заграничного взгляда на Крымскую войну.

Те самые, сложившие великолепную «лапшу» о погибших «представителях самых аристократических семейств Европы» и успешно повесившие ее на уши обывателя. При этом сия лапша так прилипла к указанным частям тела, что до сих пор мы не можем отодрать ее остатки. Кстати, победой события октября 1854 г. первым назвал ни кто иной, как выдающийся русский военный инженер Э.И. Тотлебен.{9} Если быть уж совершенно точным, то назвал он случившееся поражением союзников. Американский военный наблюдатель майор Делафилд вообще назвал этот день их «провалом».{10} По мнению всех участников боя союзный флот возвращался к местам базирования, как побитая собака в свою конуру — опустив голову и поджав хвост!

И, в том числе благодаря победе 5(17) октября, западная политическая элита, до этого истерически вопившая о необходимости «публичной порки» необычайно строптивого и непокорного «русского медведя», после окончания военных действий уже стыдливо заявляла, что «…Война 1853–1856 гг. стала рассматриваться большинством историков, как самая ненужная в современной Европе» (Р.В. Ситон-Уотсон),{11} да и вообще, «…с самого начала она представлялась многим наблюдателям ненужной и глупой, результатом преступных намерений и непонимания» (А. Голдфрэнк).{12}

Но время прошло, и наступил день сегодняшний. Никто не грозит отбором партийного билета, и можно не скрывать, что думаешь. Значит, нужно исправлять сложившееся положение вещей, хотя бы потому, что с 5(17) октября 1854 г. началась активная фаза борьбы за Севастополь — та самая война траншей и батарей, вошедшая в классику мирового военно-инженерного искусства. И первая победа в ней — русская: «Оборона Севастополя завершает собой фортификационный период гладкой артиллерии и дает блестящее доказательство силы слабых по профили фортификационных сооружений, обороняемых согласно с принципами талантливых инженеров и военных деятелей последних двух столетий».{13}

Пока постепенно будем переходить с полей сражений в окопы, траншеи и на батареи. Начиная с этого дня, мы будем реже слышать свист пуль, теперь основным фоном повествования будет стук кирок и лопат о твердую крымскую землю и рев артиллерийский залпов.

Надеюсь, что это будет интересно читателю…

ОТСТУПЛЕНИЕ

«Vae victis» — «Горе побежденным».

Латинское выражение.

9(21) сентября 1854 г. ГОРЕЧЬ И КРОВЬ ОТСТУПЛЕНИЯ

Русские быстро оставили Альминскую позицию, не задержались они ни на Каче, куда вышли вечером того же дня, 8(20) сентября, ни на Бельбеке, где, «отдохнув довольно непродолжительное время»,{14} окажутся на следующий день.

Пока начальники метались, пытаясь разобраться в происходящем и выработать спасительный путь действий, армия откатывалась все дальше от Альмы. Не будем драматизировать происходившее. Хотя планомерным это движение назвать нельзя, войска отступали пусть не в идеальном порядке, но без всеобщей паники, хотя некий поручик Мезенцев утверждал, что войска, которые он видел на Каче, были деморализованы.{15}

Этот эпизод Крымской кампании является едва ли не самым прискорбным событием для русской армии за все время Восточной войны, и только поэтому долгие годы отечественная «общеупотребительная» военная история успешно делала все, чтобы его забыть. По русской народной традиции виновной назначили власть. Говорили об общем беспорядке, ответственным за который назначали или Меншикова, или его штаб, а полки и их командиры оказывались как бы «в тени» и вроде бы вообще не при чем.

Рискую в очередной раз подвергнуться уничижительной обструкции за отсутствие патриотизма, но постараюсь быть объективным. Пусть хотя бы здесь, белое останется белым, а черное будет черным. Давайте попробуем быть выше обид: армия проиграла сражение и теперь откатывается. Отступление не может быть радостным, даже если оно плановое. Солдат не может и не имеет права копаться в головах своих начальников. Ему все равно: бежим или заманиваем, главное, что «спину показали» и радоваться тут нечему.

На этом месте перенесемся ряды этих уставших, теряющих веру в своих начальников, обозленных, озлобленных неудачей людей. Такими застал войска, присоединившийся к главным силам со своими орудиями, донской артиллерист, хорунжий Калинин: «Поздно ночью взвод присоединился к батарее, расположившейся биваком на p. Каче, среди массы всех родов оружия, столпившейся здесь в беспорядке. Утомление, голод и нравственное потрясение после проигранного сражения сильно повлияли на состояние духа войск».[1]

Калинин не единственный, кто заметил признаки упадка. Неизвестный офицер писал из Севастополя 1 октября 1854 г., видимо под впечатлением от неразберихи отступления: «С наступлением ночи наша армия представляла страшный хаос: никто не знает дорог, войска, пришедшие из России без проводников, столпились на Каче и не знали, куда двигаться… раненые брошены на поле …два дня до города без воды и хлеба, у кого рука висит на коже, а у кого уже черви в язвах. В госпиталях — ни корпии, ни бинтов, ни пищи. Ужасно, ужасно!».

Калинину с не меньшей горечью вторит М.М. Попов: «…не знали … и куда следовать вперед, и по какому пути следовать назад».{16}

Какая-то ясность впервые появилась у Качи, когда, наконец-то, получили первое приказание, переданное полковником Исаковым от Меншикова запиской в Волынский полк, уходивший по Улукульской долине, пропустив вперед всю 16-ю дивизию и две батареи 14-й артиллерийской бригады.{17} Главнокомандующий пытается возвратить командование, обуздать ситуацию, организовать действия. Он предписывает Хрущёву (Хрущову) вести свои батальоны в Севастополь и занять те позиции, с которых снялись несколькими днями ранее, отправляясь на Альму.{18}

Аналогичные приказания тем же способом доставлялись в другие полки и артиллерийские батареи, хотя, как оказалось, до многих они не доходили, а иногда о них узнавали случайно. В этом случае командиры уточняли маршрут движения у тех, кто получил приказы (касается больше пехоты) или действовали по своим разумениям (это уже больше относится к артиллерии). В Тарутинском полку направление сообщил казак, проезжавший мимо и с трудом понятый командирами: «Какой дорогой?» — спросил майор. «Прямо вперед!» — прокричал казак, спеша повторить приказ другим частям. «Прямо вперед» перед нами были горы, утесы и поросль, с узкой тропинкой, ведшей Бог знает куда».{19}

Генерал-майор Джордж Фокс Бургойн.  В  1854 г.  - главный военный инженер штаба лорда Раглана.   Вице-адмирал В.А. Корнилов. 

Казанский егерский полк, или что от него осталось, даже не понял, каким путем вышел к Каче: «Ночь была темная: тучи обложили всё небо. До сумерек мы долго плутали по оврагам и долинам. Мы шли не дорогой, чтобы не тесниться всем вместе и чтобы дать время проехать повозкам и орудиям».{20}

Сам князь со свитой двигался с отходящими войсками, мучительно пытаясь принять решение. Ему было трудно. Вариантов было много, но правильным мог быть только один, в который нужно было втиснуть две задачи: спасти армию и спасти Севастополь. Главнокомандующий еще не знал, что союзники не преследуют, продолжая оставаться на месте сражения. Наверное, именно это сослужило Меншикову добрую службу, ускорив ход мысли и развернув ее в правильном направлении.