Я смотрел в окно и ждал.
— И, знаете, дела идут не так, как хотелось бы... всем нужна помощь... изредка.
Я вздохнул.
— Никто из них не был достаточно кредитоспособен для того, чтобы получить ссуду в банке на законных основаниях, и поэтому... я пыталась облегчить им существование... время от времени.
— И сколько же всего вы взяли?
— Все они — хорошие люди, мистер Вебстер, религиозные и очень порядочные. И я почувствовала, что раз уж я работаю в банке, где есть много денег, просто лежащих без...
— Так все-таки сколько?
Она еще крепче вцепилась в свою сумочку.
— Две тысячи пятьсот долларов и девяносто восемь центов.
На секунду у меня возникло желание спросить ее насчет девяноста восьми центов, но я тут же подавил его.
— Миссис Уайт, как вы могли поступить так безрассудно, так глупо?
— Я брала то двадцать, то тридцать долларов. А в итоге набралось вон сколько.
— И конечно, — я покачал головой, — ни один из ваших родственников не вернул вам ни цента.
Она подняла глаза.
— Ну что вы, мистер Вебстер. Вернули, все до одного. Я уверена, что не упустила из виду ни единой взятой отдельно суммы, но когда я клала деньги обратно в хранилище, я, должно быть, положила на десять долларов больше.
Она выпрямилась.
— Я готова нести полную ответственность за эти десять долларов. Я хорошо прожила жизнь и ни о чем не жалею. Я надеюсь только, что моим внукам разрешат навещать меня.
Я медленно приходил в себя.
— Не думаю, чтобы дело зашло так далеко.
— Но вы, конечно, меня уволите. Я же злоупотребила священным доверием.
— Не уволю, — сказал я глухо. — Пусть это будет вам наукой.
— Вы не можете себе представить, сколько хорошего сделали эти деньги! — горячо воскликнула миссис Уайт — Ведь в нашем хранилище они просто лежат и пылятся. Эми смогла купить стиральную машину с сушилкой, которая ей очень нужна — у нее ведь трое детей. А Мери Энн купила платье для выпускного вечера в школе. У нее вся жизнь была бы испорчена, не найди она сорок пять долларов и девяносто восемь центов.
Я взглянул на часы.
— Думаю, мы еще можем все исправить.
— Вы действительно так считаете? — взволнованно спросила она.
Я похлопал ее по руке.
— Да. Я собираюсь предложить мистеру Стюарту подбросить его до банка, а по дороге устроить какую-нибудь поломку. А Генри тем временем войдет в хранилище и приведет наши наличные деньги в соответствие с финансовыми счетами.
Глаза ее засияли.
— Какая прекрасная идея, мистер Вебстер! — Она чуточку нахмурилась. — Только вам надо торопиться, иначе вы рискуете его упустить.
— У меня еще куча времени, — махнул я рукой. — Сейчас только четверть девятого.
Убедившись в ее правоте, я схватился за шляпу.
— Еще можно успеть. Только мы должны поторопиться!
Мы выскочили из ресторана и подбежали к моей машине, стоящей у кромки тротуара. Затем мы остановились как вкопанные.
Прошло, наверное, полминуты, пока я обрел дар речи.
— Что же, миссис Уайт, — произнес я устало, — садитесь в машину, пожалуйста, а я займусь спущенной шиной.
* * *
Мы приехали в банк в десять минут десятого. Барджер был бледен.
— Когда хранилище открылось, Стюарт уже был здесь.
Что произошло, мистер Вебстер?
— Какое это имеет значение? — буркнул я раздраженно.
Мы сели и начали ждать. Время шло медленно, глаза наши не отрывались от секундной стрелки, которая бесстрастно делала круг за кругом.
В десять тридцать Стюарт вышел из хранилища. Лицо его было розовым от смущения.
— Такое могло случиться с каждым, — виновато сказал он.
Я вздохнул.
— Что могло случиться?
Он помахал пачкой десятидолларовых банкнот, которую держал в руке.
— Каким-то образом одна из десяток оказалась сложенной вдвое, и когда вчера я считал деньги в этой пачке, я один и тот же банкнот посчитал дважды. Оба его конца. Если бы я считал с другой стороны пачки, могло бы получиться, что у вас недостача в десять долларов.
Барджер, миссис Уайт и я взглянули друг на друга, затем снова на смущенного, пунцового Стюарта.
— Такое может случиться с каждым, — повторил он.
Я перевел дух.
— Значит, наши наличные деньги...
— В полном порядке, — объявил Стюарт. — До последнего цента.
* * *
В полдень я, как всегда, пошел обедать в «Джейк и Милли». За столиком ко мне подсел мистер Спрейг, живший в Нью-Йорке. Он вытащил блокнот и ручку.
— На какую лошадку ты ставишь сегодня?
— Ни на какую, — ответил я. — Больше я на скачках не играю.
На его лице отразилось удивление.
— Бросить сейчас? После того, как ты сорвал такой куш на Жизели? Десять тысяч, если не ошибаюсь?
— Тем не менее, я выхожу из игры, — сказал я твердо.
И я не кривил душой. Играть на скачках — дело опасное.
Я уже был готов подумать, что лишние десять долларов положил в хранилище я сам.