Читать интересную книгу Так начинала рыться яма - Евгений Голубев

и продовольственных отделов под высокой крышей. Время, когда рынок находился под открытым небом, прошло. Только несколько торговцев располагаются в широком арочном проходе, соединяющем два крыла здания в цвете песчаника.

Они долго стоят в очереди, чтобы купить небольшой красный таз, мыла, стирального порошка, и ещё чего-то, необходимого Ей в количествах, в котором, как Он уверен, они не нужны больше никому. Она складывает покупки в таз и вручает Ему. С этим отправятся обратно, мимо дома бабушки и дальше, к окончанию жилого массива.

Через дорогу внимание привлекает дом: вместо швов серых панелей здание удивляет треугольными выступами, продолжающими квартиры; декоративными арками над окнами верхних этажей; пилястрами, прочими рёбрами и полостями, чередующими белый и красный кирпич. Единственный такой в целом городе. Но то описание по памяти: в полутьме Он едва сможет разглядеть всё это сквозь чернеющие деревья перед самым тем домом, образующие с ним тесную бетонированную аллею, смешную в своей бесполезности и беспомощности.

Они подходят к красным домам и поворачивают вглубь их по оледеневшему асфальту. Пройдут прямо, возьмут вправо: предстаёт дворик из трёх домов, плотно стоящих буквой «П». Фонарей нет, и Она достаёт телефон. Скоро упрутся в крайний правый подъезд среднего дома. Дверь – деревянная – привычно скрипнет. Она пропускает Его, придерживая ту костяшкой указательного пальца. Первый этаж встречает тусклой лампочкой, светящей угнетающим почти оранжевым светом. Поднявшись на первый этаж, Она вглядится в номера на дверях и, остановившись перед одной из них, выставит вперёд левую ногу и поставит на неё сумку с плеча. Звук молнии. Нашла. Звук молнии. Наметит замочную скважину, отойдя со света, и будет пытаться открыть дверь, кряхтя и поправляя сумку. Но та не поддаётся.

– Не хватало только домой не попасть!

Он ненавидит Её истеричное поведение и назло отвечает равнодушных причмокиванием. Переминаясь с ноги на ногу, Он не придаст значения тому, как замок грубо щёлкнет. В тамбуре ещё две двери: та, что прямо, залита желтизной из подъезда. Свет доходит до правого угла и прерывается, захватывая только треугольник второй двери – двери Их квартиры. Замок откроется быстро.

Он ждёт, пока Она зажигает свет в коридоре и разувается, и вот сам оказывается внутри. Освободившись от таза, обуви и верхней одежды, Он деловито пройдётся в уже светлый зал, находящийся налево по коридору.

Она говорит ждать и заходит в спальню, что чуть ближе ко входу. Слышится шелест пакетов, Она изредка выходит: сначала включает свет в ванной, а потом относит туда что-то. В очередной раз Она выходит, но будучи только в нижнем белье. Он морщится, не понимая, зачем Она разделась, но Она быстро направляется в ванную и начинает мыть руки, скрыв только левую часть тела. Сначала только кисти, на несколько раз, потом поднимется к запястьям и, наконец, дойдёт до локтей. Всё это Он знает отлично и не станет наблюдать. Лучше оглядеть зал. В углу стоит телевизор на белом табурете, ещё два таких же расположились у окна в дальнем конце комнаты, а у стены, смежной спальне, застеленный голубой простынёй диван. Стола нет, вместо него низкая коричневая лакированная тумба у стены против дивана. Закончив с руками, Она включит телевизор и продолжит раскладывать и подготавливать. Он захлёбывается зевотой от скуки и переминается с ноги на ногу. Сидеть в уличной одежде нельзя, как и трогать что-либо, но Он выискивает моменты, когда Она точно не увидит, и присаживается на край дивана, а через пару минут тихо поднимается и разглаживает простыню: нельзя допустить ни единой складки. И даже боится думать, что случится, если Она вдруг внезапно зайдёт в комнату. Будет страшный крик и ещё часы ожидания, пока Она застелет диван другой простынёй.

Она входит в зал с целлофановыми мешками на руках, всё ещё только в белье.

– Сейчас помоешься и ляжешь, а я продолжу. Я до ночи буду, – и протягивает руку, как бы требуя Его одежду. Как только Он что-то снимает, Она небрежно складывает это и уносит в спальню. Он уже голый, Она чуть задержится, а потом выйдет без мешков.

– Ну, пошли.

Ванная очень простая: только старая ванна, и душ висит на стене над ней. Он залезает внутрь аккуратно, не касаясь ногами боковых стенок. По привычке встал лицом к крану. Другие дети в Его возрасте уже наверняка моются сами. Ему удавалось такое только будучи у бабушки или в гостях у деда и второй бабушки. Моет Она долго, особенно сегодня. Начиная с шеи, спускается вниз, а потом вернётся к голове. Время ополаскивания, а Ему хочется полежать в ванне. Она никогда не закрывала дверь и не давала Ему даже самому коснуться воды из крана. Ванная не прогревалась, и от пригоршней воды, льющихся на тело, становилось холодно до дрожи в зубах. Он жаловался, но Она будто в бессилии тихо отвечала, что нужно немного потерпеть. Только во время ополаскивания Она включит душ, и пытка превратится в удовольствие.

Он выходит в коридор: снова начинает трясти. Кажется, совсем поздно. Прошёл час или больше? Они пройдут в спальню. Обычные полотенца Она не любит из-за необходимости стирать их, и вот Он вытирается бумажными. Ляжет спать. Свет не горит, и Она просто вернётся ко своим делам.

Так начинала рыться яма.

4

На самом деле, яма роется уже давно. И это будет легко доказать.

Он толкает дверь подъезда костяшкой указательного пальца левой руки и аккуратно выходит, щурясь от солнечного света. Лето. Он отходит ко скамье справа от двери подъезда. В одной вещи Он согласен с Ней: сидеть на такой грязи не стоит. Позади раздался смех. Это двое мальчишек Его возраста издеваются над котом. Хватают и бросают, дёргают за хвост и лапы, а он почему-то не бежит, а лишь орёт и извивается в руках обидчиков.

В горле заиграет. Он хочет возразить и поставить их на место, крикнуть что-нибудь, но стоит и тяжело дышит.

– Хоть бы он снял с вас скальп, – беззвучно процедит Он и отвернётся к скамье, сжавшись телом. Скоро они уйдут: кот всё же бежал. Горечь во рту от обиды. Но что, если кто-то увидит из окна, или выйдет из подъезда?

Когда-то выйдет и Она. Несёт две большие хозяйственные сумки. Ей явно неудобно и даже тяжело, но помочь Ему не даст. Никогда не даёт. И это было бы всего лишь странной загадкой, если бы не осуждающие взгляды прохожих в Его сторону. Он не мог поднять глаз, чтоб не столкнуться с ними. И