– Час в час?
– Час в час. Потому что сейчас часы пробьют шесть.
И только он сказал это, как часы ожили. Первый удар, второй, третий…
– Фантастика – подумала я, – так и кажется, что сейчас войдет он.
И в тот миг, когда прозвучал последний, шестой удар старинных часов, двери кафе отворились, и вошел Есенин.
Сергей Александрович Есенин. Фото 1924 года. Автор неизвестен. Источник: vk.com/sergei.esenin
– Какая-то мистика, – сказал я и пожал плечами. – Это не вы писали?
Он отрицательно помотал головой. – Автор – моя знакомая. А меня зовут Антон. – Так вот, Антон. Знаете, я историк. Меня интересуют факты
– Я знаю, понимаю. – Ответил Антон. – Но у меня есть доказательства того, что все это случилось на самом деле.
– Надеюсь, доказательства весомые. И я опять посмотрел в глаза моего собеседника. Странные глаза.
– Очень. Вы читайте, читайте. А когда вы все прочтете, мы поговорим более обстоятельно и я предоставлю вам, эти самые доказательства, поверьте.
И я продолжал читать. И все больше убеждался в том, что в тех фантазиях, что были изложены в тексте, все было очень точно описано, включая интерьер комнат, в которых проходило действие и даже погоду на улице. Впрочем, об этом мог знать любой есениновед.
Глава вторая
23 декабря 1925 года
Непонятно почему. Быть может, так подействовал рассказ Антон, или атмосфера этого заведения, или что-то другое… А быть может… да, скорее всего все вместе взятое, но я сразу поняла, что вошел Сергей Александрович. Более того, я поняла, и безо всякого изумления осознала и приняла как факт, что из двадцать первого века мы каким-то невероятным образом перенеслись в двадцатые годы века прошлого.
Странным было то, что я не потеряла сознание, увидев своего кумира, не стала ни прыгать и визжать от восторга. Антон, похоже, испытывал те же чувства. На его лице не было ни удивления, ни восторга. Он просто как-то нелепо причмокнул губами и вполголоса произнес:
– А вот и Есенин.
Есенин выглядел уставшим. Он прошел через зал, снимая на ходу с головы шапку и стряхивая с нее снег. Потом бросил шапку на столик рядом со столиком, за которым сидели мы, и заказал что-то официанту. Поэт сидел за столом, совершенно не замечая ничего вокруг, и думал о чем-то не слишком веселом.
Я знала, что день назад, двадцать третьего декабря, Есенин покинул психиатрическую больницу, где он, по одной версии проходил курс лечения от депрессий или алкоголизма. Интересно за три недели пребывания в клинике Есенин написал шесть великолепных стихотворений, шесть шедевров. «Клен ты мой опавший…», «Не гляди на меня с упреком…», «Ты меня не любишь, не жалеешь…», «Какая ночь! Я не могу…», «Может, поздно, может, слишком рано…», «Кто я? Что я? Только лишь мечтатель…».
Возможно, он и лечился в клинике от пристрастия к алкоголю и от депрессий. Но работалось ему там явно неплохо. А значит, с головой у него было все в порядке. Шизофреники, конечно известные мастера стихосложения. Но стихи их – полный бред. Они не пишут таких стихов. По другой версии поэт – скрывался там от ОГПУ… Или как там назывались в те времена спецслужбы. Есть мнение, что его предупредили о готовящемся аресте. И есть факты, что эти самые сотрудники его в клинике навещали. Говорят, поэта спрятал врач.
Дело в том, что Есенин оказался между двух огней. Две противоборствующие стороны, каждая из которых перетягивала одеяло на себя, после смерти Ленина имели виды на Есенина, как на своего сторонника. Троцкий не смог найти с ним общий язык. А в Ленинграде, Есенин должен был встретиться с Кировым – противником Троцкого. Теперь то мы знаем, что революция сожрала и того и другого. Так вот, двадцать третьего декабря Есенин окончательно расстался с Софьей Толстой, внучкой великого Льва Толстого. К вечеру, часов в пять он забрал чемоданы и поехал на вокзал. Сейчас было шесть. Вероятно он только что от Софьи. Как показалось мне, Сергей Александрович был трезв. И это при том, что многие его недоброжелатели и «друзья» в своих воспоминаниях писали, что Есенин как это говорят в народе «не просыхал» в то время.
– Я не прощу себе, если сейчас не подойду к Сергею Александровичу, – сказала я своему спутнику, – Но совершенно не знаю, как это сделать.
– У вас есть книга? – спросил Антон.
– Книга?
– Я вас наверняка есть томик его стихов.
Я достала из сумочки небольшую книжку с есенинскими стихами. Антон взял ее и решительно направился к столику, за которым сидел Сергей Александрович.
– Вы Есенин? – спросил Антон.
– Да.
Есенин совсем не был удивлен тем, что его узнали и к нему подошли незнакомые люди. Но и сказать, что обрадовался этой встрече, тоже нельзя было.
– Мы знакомы?
– Нет. Вы меня не знаете, – ответил Антон. Но мы – я и моя знакомая очень ценим и любим ваше творчество. Это Лена. Она ваша поклонница и знает, наверное, все ваши стихи.
– Этого не может быть. – Ответил Есенин, – Я сам, если говорить прямо, не помню всех своих стихов.
– Поверьте, может. – Антон протянул поэту книжку. – Сергей Александрович, пожалуйста, очень Вас прошу, оставьте свой автограф.
Есенин с удивлением повертел книжку в руках.
– Откуда у вас это издание? Отлично выполнено.
– Это по индивидуальному заказу. Кстати, взгляните на выходные данные. Москва 2009 год.
– Понял, улыбнулся Есенин. Это шутка.
– Конечно, – улыбнулся в ответ Антон, – здесь есть доля шутки. Но это скорее пророчество. Пророчество о том, что через сто лет вас будут помнить и любить.
А я тихо стояла рядом, ухватив Антона за рукав и пытаясь справиться с головокружением. И еще удивлялась тому, как этот «ботаник» ловко умеет говорить. Есенин еще раз перелистал книжку и как-то по особенному тепло провел рукой по своему портрету.
– Да, качество хорошее. И эта фотография. Она мне нравится.
Антон протянул шариковую ручку.
– Новая разработка американских ученых, – пояснил он, не дожидаясь вопроса. Подпишите Лене.
Есенин повертел ручку в руках, снова тихо улыбнулся, слегка покрутил головой из стороны в сторону, видимо удивляясь этим американцам, и написал под своим фото: «Прекрасной и неземной Елене от автора». И поставил свою подпись.
– И какое же стихотворение из тех, что написал я, вы цените больше других? – спросил Есенин, жестом предлагая собеседников присесть за его столик.
И я в полном смятении продекламировала свое любимое Есенинское стихотворение.
Устал я жить в родном краюВ тоске по гречневым просторамПокину родину своюУйду бродягою и вором…
– Неожиданный выбор для девушки, – улыбнулся устало Есенин и вдруг глаза его озорно, по-мальчишески заблестели, – А что нравится… меньше всего?
– Что вы, Сергей Александрович, мне нравится все, буквально все! – я почувствовала, что вся горю от волнения.
– Девушкам это простительно. Потому что поэзия создана для них. Наверное, потому так и происходит, что поэты почти все, да считайте что все мужчины. А Вам? – Повернулся Есенин к Антону, вам что-то из моего не нравится? Или вы из тех «суровых русских пролетариев» что не любят стихов совершенно?
– Нет, я люблю стихи. Хотя немногие помню наизусть.
– И все же?
– Елена меня убьет. Но мне, Сергей Александрович не нравится ваша «Инония». Совсем не нравится.
– Инония? – Есенин слегка развел руками, потом постучал, побарабанил пальцами по столу, а почему Инония?
– Как вам сказать… – Антон был ужасно смущен, – Мне кажется,… Мне кажется, что вы,… что вы… слегка погорячились.
– Вот как? – Есенин широко улыбнулся, – Значит, погорячился? Может быть, может быть.
И огонек потускнел в его глазах. Словно тень от тучи набежала на лицо поэта.
– Но я просто без ума от «Черного Человека», – сказал Антон.
– В самом деле? – Есенин удивленно поднял брови. – Но как вы могли прочесть это?
«Вероятно, оно еще не опубликовано» – подумал Антон и решил, что не стоит заострять внимания на этом факте. Вместо объяснений он совершенно искренне сказал:
– Никогда до вас и еще, по крайней мере, сто лет после, не появится более восхитительной поэмы о человеческой сути, об одиночестве и муках совести, поверьте. И «Кобыльи корабли» еще дико люблю. В смысле – это гениально. Супергениально.
– Черт, я просто взволнован нашей встречей, честное слово, – и Есенин пожал Антону руку. – Вы прекрасная пара. Любите друг друга. Потому что нет ничего более ценного в этом мире, чем любовь. Потому что именно любви не хватает всем нам. Любви и понимания.
Есенин взволнованно встал, так и не дождавшись ужина, и вышел не попрощавшись. И мне показалось, что на щеке его блеснула слеза.