хорошо. Твоими молитвами
М. Я не молился.
Ж. Дездемона) Дездемон. Дез-демон. В ней наверное тоже демоны жили?
М. Во мне их точно нет.
Ж. А во мне есть. Вывожу их погулять периодически.
М. Чтоб не гадили внутри?)
Ж. Да. Пусть гадят снаружи. Сеют смерть и разрушение) а домой приходят тихие умиротворенные. (…)
Ж. Послушай, это же так странно да, что из одного слова может вдруг возникнуть целый образ. Как чай, знаешь китайский есть, когда ты бросаешь в кипяток только невзрачный шарик. А он постепенно начинает раскрываться, как удивительный цветок.
М. Да-да, может получиться целое блюдо. Доширак)
Ж. Завари всего Ожегова)
М. Нет-нет, я заработаю несварение) Изжога от Ожегова.
И вот в этих и подобных незатейливых хитросплетениях ты вдруг чувствуешь себя пойманной в сети. Которые, возможно, никто и не думал ставить. Но ты-то в них уже запуталась.
Это, пожалуй, самый волнительный момент во всей истории. Ты еще почти ничего не знаешь о человеке. Ты видела лишь несколько его фотографий разных лет. Ты слышала о нем от общих знакомых в общих чертах. Он невероятно притягателен для тебя именно своей неопределенностью. Ты можешь вкладывать любой смысл, вдумывать, встраивать любые черты в его образ — и все будет правдой. Потом вы начинаете переписываться — и ты очаровываешься еще больше. Его умом, его способом выстраивания речи, его выбором слов. Умножая при этом все, что есть в твоей голове о нем, на это словесное оформление. Потом он присылает голосовое. И сначала это вызывает некоторую оторопь. У тебя не вяжутся голос и картинка. Та, что на фото и та, что в твоей голове. Потом ты несколько раз прокручиваешь это голосовое — и постепенно начинаешь привыкать к нему. К тому, что голос звучит именно так — низкий, глуховатый, несколько безэмоциональный, немного напоминающий черно-белую фотографию без наведенного контраста, но не размытую при этом. И наконец, тебе уже кажется, что ты всегда этот голос знала и представляла именно таким, и разве он может быть иным, ведь он идеально подходит именно к этой внешности.
Вспомнилось. Несколько лет назад мне вздумалось поработать некоторое время в одной компании, ездить было сравнительно недалеко, но нужно было утром успевать на автобус примерно в одно и то же время. И все те, кто ездит в том направлении, меньше чем за месяц начинают узнавать друг друга и чуть ли не здороваться уже. А вот та же тетенька в сизом пальтишке. Дяденька в кепке. Юноша в спортивном костюме, вечно заспанный, в семь-то утра. И среди прочих — молодой человек, вполне такой приятной внешности, всегда в яркой куртке и шерстяной шапке, март на дворе. Ветрено и промозгло. И вот мы ездим почти каждое утро вместе, выходим с ним на одной остановке, только мне на светофоре налево, ему направо. Тихо вздыхаю, украдкой любуюсь, активности не проявляю. Но с каждым днем он мне симпатичен все больше. И вот однажды утром, сижу я на ресепшн как всегда, вдруг открывается дверь и заходит — кто бы вы думали — он! Все в той же куртке и шапке. Довольно часто к нам приходят люди на собеседование, наблюдается существенная текучка. И вот он подходит к стойке, снимает шапку свою наконец и оказывается во-первых заметно плешивым — в его то неполные 30ть. А во-вторых — отчаянно шепелявит. И спрашивает меня — как пройти в отдел кадров? («подшкашите как тут найти отфеу кадвоф»). Из последних сил сдерживая смех очень вежливо поясняю как пройти. И вы знаете, как рукой мою любовь сняло.
…
М. Уже поздно, хватит строчить сообщения, пора спать
Ж. Слушаю и повинуюсь
М. А я не повелеваю
Ж. И именно поэтому я повинуюсь.
…
И вот я напрашиваюсь на собственную характеристику, и он мне пишет: «Да классный у тебя образ. Интеллектуалка с прекрасным языком (русским), любящая и ценящая секс. Самостоятельная и успешная в своём деле. Не женщина, мечта!»
И мне конечно же все это лестно. И именно этого он и добивался — чтобы я почувствовала себя польщенной. И пока я растекаюсь мысленно от удовольствия и мурлычу — он добавляет:
— Ты ломаешь барьеры.
И это резко отрезвляет меня. Потому что мурлыкающий ледокол — так себе сочетание. И получается, что он видит и воспринимает меня прущей напролом, сносящей все на своем пути к цели. Ничего здесь нет от женственности. Во всяком случае от женственности как я ее понимаю. Нечто мягкое, текучее, плавное, капризное, своевольное, при этом позволяющее мужчине себя завоевывать и захватывать по кусочку, постепенно, шаг за шагом, открывая все новые и новые горизонты и возможности.
А тут такая — гэть! — Катя, вломилась, казаки в Париже, 1814-й год.
И..и…и… и что же я думаю в связи с этим? Что пора немного притормозить? Ни в коем случае.
Времени около двух часов ночи. Последние часа три он в кабаке, весело проводит время — но видимо не настолько весело, раз мы продолжали все это время переписываться.
М. Вызвал такси. Скоро подъедет.
Ж. Расскажи мне как-нибудь при случае, как ты засыпаешь
М. В смысле?
Ж. Ну мозг ведь он все продолжает шуршать. И как его остановить? Заглушить? Успокоить на ночь? Я вот лично нудные лекции слушаю. Почти всегда помогает.
М. Я довожу себя до состояния, чтоб лечь и сразу провалиться. Или перенасыщение информацией. Или алкоголь. Секс еще может помочь.
Ж. Ну в настоящий момент у меня никакого секса под рукой нет. Поэтому приходится выкручиваться.
М. Рукой?)
Ж. Да нет же) лекциями) А рукой это совсем не то пальто. Это лишь снимает на время самое острое напряжение, но это не то, что нужно.
М. Ааа. Ну слушай тогда свои лекции.
И минуту спустя:
М. И все таки ты ломаешь барьеры.
Ж. Что ты имеешь ввиду?
М. Ты сближаешься.
Ж. А ты сопротивляешься?
М. Нет. Но мы не знаем друг друга.
Ж. Самое страшное что может произойти — мы разочаруемся друг в друге как в партнерах. И при этом потеряем собеседников. А достойного собеседника согласись, найти гораздо сложнее, чем того, с кем провести ночь. И потому разбрасываться ими крайне неразумно.
М. Но ведь тебе интересен секс? Со мной?
Ж. Более чем.
М. Я сейчас немного нетрезв, могу и сейчас позвать)
Ж. Нет. Сейчас не хочу. Так — не хочу. Хочу в сознании и красиво.
……
Именно ты мне присылал недавно совсем видео