попытался сделать вид, будто знает, как защитить Гармонию от людей, которые собирались откопать ее и растащить на куски по всему свету.
— Я подумаю об этом, пока перевариваю пищу, — сказал он и со вздохом улегся на бок.
Вокруг него раздавалась песнь Гармонии, означавшая согласие. В смерти они не забыли об основных потребностях живых.
Несмотря на то что от людей и их машин осталось мокрое место, Орм Прекрасный, набив брюхо железом и плотью, все же спал, приоткрыв один глаз. В темноте его шкура светилась, озаряя пещеру тусклым фиолетовым светом и мерцающими зелеными огнями. Гармония пела вокруг него, размышляя, пока он спал. Мертвые не отдыхали, им не снились сны.
Они только пели и все помнили.
Когда он проснулся, стая пела гармонично. Они слушали его пение, пока он спал, и, когда он потянулся — он снова стал стройным, зато увеличился в длину почти на ярд, — он услышал их песни и узнал от них то, что они узнали от его обеда.
Люди должны были прийти. Рудокопы, которыми пообедал Орм Прекрасный, знали, что за их смерть отомстят. Люди должны были прийти снова, но они напоминали муравьев со своим оружием и инструментами. А Орм Прекрасный был силен.
Но он был стар, и он был один. И скоро кто-нибудь наверняка вспомнит, что, хотя сталь не страшна племени Орма Прекрасного, осколок кремня или обсидиана мог снять его опаловую шкуру с опаловых костей.
Пещера-мать была заполнена трупами драконов, цепь песен и воспоминаний тянулась в глубь веков на целые эпохи. Гармония была богата голосами.
Орму Прекрасному не под силу было перенести их всех в другое место.
Орму Божественному, который был самым старым, выпала участь сообщить горестную весть, о которой все уже знали: «Ты должен покинуть нас, Орм Прекрасный».
Не существует закона, запрещающего драконам летать над Вашингтоном, однако нужно отметить, что появление Орма Прекрасного получило сильное неодобрение властей. Но, несмотря на это, он продолжал свой путь, не изрыгая пламени и не нанося сокрушительных ударов крыльями, и в конце концов ему удалось сесть на Национальной аллее, не уничтожив ни одного из атаковавших его самолетов.
Он осторожно приземлился на пространстве перед Национальным музеем естественной истории; ветер от зависшего над головой вертолета шевелил его усы. Газоны и тротуары были полны людей. Они с криками разбегались, представляя собой такую легкую добычу, что Орм едва не поддался искушению. В раздражении он забил кончиком хвоста, затем занялся чисткой когтей на передней лапе и некоторое время был вынужден постоять на трех лапах. После этого он смог взять себя в руки, сложил крылья и постарался не обращать внимания на сновавшие внизу куски мяса.
Вряд ли ему удастся произвести благоприятное впечатление на персонал музея, съев предварительно несколько сотрудников.
Он стоял молча, изучая по очереди свои когти и любуясь разноцветными отблесками яркого солнца на своей молочно-белой шкуре. Через пять минут, подняв голову, он обнаружил, что окружен кольцом людей; среди них было несколько женщин с блестящими металлическими предметами в руках, какие-то значки сверкали на темно-синей форме цвета содалита.
— Здравствуйте, — произнес Орм Прекрасный на языке своего обеда, повысив голос, чтобы его смогли расслышать сквозь рев вертолета. — Меня зовут Орм Прекрасный. Я хотел бы поговорить с хранителем музея.
Вертолет улетел, и в конце концов привели хранителя; хранителем оказалась женщина. Орм Прекрасный подумал: может быть, это из-за полузабытой легенды о предпочтениях его народа. Сопрано было особенно популярно среди его родичей в те дни, когда они более свободно общались с людьми.
Она медленно вышла из дверей, затененных белыми колоннами, спустилась по широким низким ступеням, окруженным экспонатами окаменевших деревьев, и остановилась за баррикадой из желтой ленты и деревянных козел, которую соорудили вокруг Орма люди в синей форме.
Он очень обрадовался, увидев, что они эвакуируют Национальную аллею.
На хранителе был темный костюм, каблуки ее стучали при ходьбе; волосы были собраны в пучок на затылке. В ушах ее поблескивали маленькие камешки — алмазы, холодные, никчемные, не умеющие петь.
— Меня зовут Кэтрин Сэмсон, — сказала она и нерешительно протянула свою крошечную мягкую ручку, затем попыталась было отдернуть ее, но, очевидно набравшись смелости, снова вытянула вперед. — Вы хотели поговорить со мной?
— Я Орм Прекрасный, — ответил дракон и осторожно положил ей на ладонь кончик когтя. — Я пришел просить тебя о помощи.
Она прищурилась, и он сообразил, что солнце светит ей в лицо. Хотя солнечный свет и не слепил ее бледные человеческие глаза, блеск чешуи наверняка был невыносим. Дракон расправил крылья, чтобы создать тень, и люди в синей форме, все как один, отступили назад — как будто они были Гармонией, подумал Орм Прекрасный. Но он знал, что это не так.
Однако хранитель осталась на месте.
Его голубоватые крылья были полупрозрачными, и в кожистой части левого зияла дыра — старый шрам. Сквозь дыру на туфлю хранителя падало неровное пятно света, но лицо ее было теперь скрыто в тени, и она опустила ладонь, которой закрывала глаза.
— Спасибо, — произнесла она. А потом, не сводя с него взгляда, отодвинула в сторону козлы. Один из людей в синем хотел было схватить ее, но он не успел поймать ее руку — она уже проскользнула в щель и стояла в тени Орма Прекрасного, запрокинув голову. На висках из прически выбивались мягкие пряди, которые напомнили Орму Прекрасному коричневатые усики Орм Ослепительной. — Значит, вам нужна моя помощь? Э-э-э… сэр?
Он осторожно опустился и, не складывая крыльев, оперся на локти. Хранитель была совсем близко и могла прикоснуться к нему, и когда он наклонил голову, чтобы рассмотреть ее как следует, то заметил, что она смотрит на него, высунув язык. В ответ он тоже на мгновение высунул язык, чтобы уловить ее запах.
Она испугалась. Но любопытство оказалось сильнее.
— Я сейчас все объясню, — сказал он. И рассказал ей о пещере-матери, о драгоценных останках его Гармонии, о людях, которые пришли похитить их. Он рассказал ей, что они мертвы, но они — сама память и, если их растерзают на куски и увезут, их песни и их воспоминания будут разрушены. — Это станет концом моей культуры, — объяснил он и сказал ей, что умирает.
Когда он говорил, то опускал голову все ниже и наконец почти шептал ей на ухо. В какой-то момент она положила руку ему на голову, между рогами, и наклонилась ближе; сейчас она, казалось, испугалась, сообразив, что прикасается к нему. Она медленно убрала руку и принялась пристально разглядывать