Дѣло это было самое простое! Онъ достигъ этого, ловко подсчитавъ мои «расходы». Онъ опредѣлилъ мои «государственные, національные и общественные налоги» въ такую-то сумму; мои потери «при кораблекрушеніяхъ, пожарахъ и т. д.» во столько-то; мои «потери при продажѣ земель», — «при продажѣ съ публичнаго торга скота» — «при уплатѣ квартирной платы» — «при починкахъ, ремонтѣ, уплатѣ процентовъ» — во столько-то, не говоря уже о томъ, что я уплачивалъ громадные вычеты изъ моего жалованья, какъ чиновникъ арміи, флота, податныхъ и иныхъ учрежденій Соединенныхъ Штатовъ, уже ранѣе обложенныхъ налогомъ. Изъ всѣхъ этихъ статей у него образовались удивительные расходы. Кончивъ, онъ вручилъ мнѣ бумажку и я сейчасъ же увидѣлъ, что за послѣдній годъ дѣйствительный остатокъ отъ моихъ доходовъ равнялся тысячѣ двѣсти пятидесяти долларамъ и сорока центамъ.
— Такъ вотъ, — сказалъ онъ, — тысяча долларовъ освобождается отъ обложенія. Теперь только нужно пойти, принести клятву объ этомъ документѣ и уплатить налогъ съ двухсотъ пятидесяти долларовъ и сорока центовъ.
Во время этой рѣчи его сынишка Вилли стащилъ у него потихоньку изъ жилетнаго кармана монету въ два доллара и исчезъ.
Я готовъ держать пари, что, если бы мой незнакомецъ завтра же сдѣлалъ визитъ этому юношѣ, онъ бы далъ ему не вполнѣ точныя показанія о своихъ доходахъ.
— Скажите пожалуйста, вы для себя выводите такіе-же «расходы»?
— Ну, а то какже! Безъ этихъ одиннадцати закорючекъ, мнѣ бы ежегодно пришлось быть нищимъ, чтобы поддерживать это ненавистное, негодное, разбойническое и тиранническое правленіе.
Этотъ господинъ много выше лучшихъ и солиднѣйшихъ мужей города — мужей съ нравственнымъ вѣсомъ, съ непорочной торговой репутаціей, съ положительно незапятнаннымъ общественнымъ положеніемъ, — и поэтому я преклонился передъ преподаннымъ имъ примѣромъ. Я отправился въ податное бюро, предсталъ передъ обвинительные взгляды моего недавняго визитера и клялся въ одной лжи за другой, въ одномъ обманѣ за другимъ, въ одной подлости за другой, до тѣхъ поръ, пока душа моя не оказалась на цѣлые дюймы обшитой броней ложныхъ клятвъ, а мое уваженіе къ себѣ было потеряно на вѣки.
Но какая въ этомъ бѣда? Тоже дѣлаютъ ежегодно тысячи наиболѣе высокопоставленныхъ, богатыхъ и гордыхъ, уважаемыхъ, чтимыхъ и льстимыхъ мужей Америки. И потому мнѣ-то такъ ужь «и Богъ велѣлъ!» и право-же, мнѣ вовсе не совѣстно, только я буду теперь поменьше говорить съ незнакомцами, дабы безповоротно не впасть въ какое-нибудь ужасно дурацкое положеніе.
1870