Но в том и дело – всё, что должно бы быть по идее, не обязательно становится реальной устойчивой тенденцией, а скорее исключением, зависимым от множества несовпадений с кровно-родственными родительскими заботами всяких иных, менее родственных.
А потому на страже ребёнка встала т.н. ювенальная юстиция – как основа системы учреждений и организаций, осуществляющих контроль семьи, защиту детей от родительских и иных покушений, с возможностью лишения родительских прав, изъятия ребёнка из семьи и его переориентацию на иные источники формирования и исправления. Опять же – далеко не родственного свойства.
При этом в основу оценки ситуций положен характер поведения и образ жизни людей, определяющие их нравы (и меру нравственности) во всём дипазоне отношений между ними – от взаимного уважения и соучастия до равнодушия и даже преследования корыстной для себя выгоды.
Непонятным оставалось только одно – в какой роли выступила сама ювенальная юстиция? В роли очередного бюрократического аппарата на принципе «разрешать-не разрешать» или нового органа, всемерно способствующего содействию оступившимся родителям – с задачей восстановления и дальнейшего сохранения полноценных семей.
И, очевидно, с полным пониманием того, как часто в распаде семей виноваты вовсе не родители и тем более не дети, а бедственное материальное положение семей – с началами всяких личных и семейных неурядиц? А так и оказалось, что самым существенным фактором, влияющим на формирование полноценной семьи – явилась материально-финансовая состоятельность семьи.
Но предположим, что совершеннолетие определено к 18-летнему возрасту и с его наступлением юноша становится полноправным гражданином общества. Логичен вопрос, что при этом важнее – возраст, или то, какие функции и как готовились к тому, чтобы становиться дееспособным к самостоятельности.
Сами функции известны – физиологическая, физическая и ментальная, которыми и определяется дееспособность в принципе. К совершеннолетию это означает – созреть к продолжению потомства с проявлением либидо и образованием семьи, быть способным к физическим нагрузкам в практических деяниях, овладеть грамотой и навыками логического мышления и добиться полной вменяемости, или способности отдавать себе отчёт о своём месте в обществе и всех совершаемых поступках.
Но ведь ни одна из этих функций в смысле готовности не совпадает между собой по времени. Физиологическая готовность к образованию семьи может наступать и в 12 лет, причём в физическом состоянии, весьма далёком от готовности к иным делам. И особой вменяемости ещё нет, а права на самостоятельное гражданство в обществе – уже нужны. А как ими распорядиться, если ещё только азы грамоты освоены, не говоря уже о родительских и семейных знаниях и опыте.
И что значит полная самостоятельность в 18 лет – если она всё ещё продолжает совершенствоваться высшими учебными заведениями? Ведь в 18 лет юноша должен быть готов самостоятельно разбираться во множестве политических программ и платформ, дабы не слепым избирателем вершить свою судьбу избираемой властью!
А если он ещё решил свой бизнес начинать, ему что же – начинай, дитя, хоть как-нибудь, лишь бы не плакало? Или прежде усвоить экономические законы свободного рынка, юридическую казуистику, основы маркетинга и менеджмента, да и вообще психологию людей. А, очевидно, ещё заиметь и твёрдую устойчивость в конкурентной борьбе и недюжинную волю для этого, а также хотя бы задатки предвидения итогов конкуренции.
Наконец забыли про самый пустячок – подсчитать бы на досуге, какой капитал требуется семье, дабы целых 18 лет поддерживать в норме и поставить обществу физиологически зрелого, физически здорового и полностью вменяемого гражданина. Хватает ли прожиточной корзины, МРОТ, субсидий и пособий?
Ведь если к 18 годам он не станет самостоятельным, (а так он, естественно, не станет) – это равно означает его уязвимость к внешнему управлению теми, кому очень выгодно вправлять мозги по собственному усмотрению, дабы расслаблять рассудок или разжигать страсти, затмевающие рассудок, вместо того, чтобы становиться самому полноправным гражданином своей страны.
К тому же, следствие бедности – есть нужда. А в том и дело, что нужда, в сущности, ничем не уступает силовому рабскому принуждению, толкая, ради выживания и спасения престижа семьи, в обход всяческих законов и кодексов о морали – на любые грехи, вплоть до кабальных соглашений на внешнее управление собой в услужении, батрачестве и рабстве.
Мытарства социальные
Чего и сколько требовалось одному для полного блаженства – определять ещё не научились. А между тем, обозначились противоречия между индивидуальными и общими для всех интересами, из которых свой интерес – был, естественно, ближе и значимее каждого другого и общего. Вопрос заключался лишь в том – кто чисто физически оказывался сильнее на данный момент времени.
А это тоже зависело от меры материальной состоятельности. Но как и в примитивном мире – относительная сила определялась в том числе и слабостью самой жертвы (жертвы, отколовшейся от своего стада и оказавшейся в одиночестве по наивной беспечности, из-за болезненного состояния и иных причин, повлекших за собой нарушения стадного инстинкта самосохранения).
Казалось бы сама природа подсказывала: есть устойчивая тенденция для охранения от зла и успешной борьбы со злом – коллективное объединение слабых, с естественно вытекающим из этого централизованным регулированием и защитой интересов объединившихся. Не поставлять злу уязвимую молодь, одиночество, необузданные страсти, затмевающие разум и иную слабину – хищный и хитрый зверь всегда на стрёме! Но и он не дурак, чтобы рисковать собой в равной борьбе (конкуренции) за существование, а прежде постарается найти неравную, с заведомым определением успеха без всякой конкуренции. О, как это сегодня похоже на политику воинствующих «ястребов» от евро-американского Запада!
Непонятно только, где нашли прогрессивную конкуренцию через частные свободные мкждусобойчики – состоятельных с неимущими, больших бизнесменов с малыми, профи с профанами, умных с простаками, хитрых с доверчивыми? Ведь в неравных «весовых» категориях и без конкуренции понятно – за кем победная доминанта.
Сегодня трудно определить, чему отдавалось предпочтение при навязывании идеи о вечном блаженстве – анатомии человека или не анатомической душе. Ведь по самой элементарной логике – душа, каким бы смыслом она не наполнялась, становилась актуальной и действенной только вместе с сердцебиением, дыханием, кровоснабжением, нервной системой во главе с головным мозгом, ощущениями от восприятий внешних и внутренних воздействий на организм. Что она могла представлять из себя без этого, куда-то улетая, а не передаваясь вместе с анатомией и физиологией по наследству?
А именно для успешного функционирования этих анатомических органов, вместе с сотворением живого мира во плоти должен был родиться и главный закон живого существования во-плоти – обеспечение устойчивого баланса затрачиваемой и восполняемой жизненной биологической энергии.
Закон, которым страдает человечество от самого сотворения проблемой изначальной справедливости в оценке социального положения и состояния человека – не по типам и формам труда, не по иерархическому положению в обществе и другим социальным признакам, а по фактически затрачиваемой жизненной энергии. Почему?
Да потому, что энергия физического труда и предназначена для операций с материальными тяжеловесными ресурсами, предметами и объектами, в то время как энергия умственного труда затрачивается всего лишь на их условные обозначения, напрочь лишёные всякой тяжеловесности.
И для того, чтобы воплотить эти условности в реальные практические предметы и объекты – без приложения физической энергии, опять же, никак не обойтись. Не было и нет ни одного прецедента, в котором здания, дворцы и храмы для успешных научных, культурных и иных процессов – были бы построены одной мыслью или духом, а продукты для восстановления затраченной на них жизненной энергии – сыпались бы манной с неба!
И как бы это ни казалось парадоксальным, но именно по этому объективному критерию – физический труд должен бы получать все привилегии по отношению к деятельности умственной. То есть – самые высокие зарплаты должны иметь место не у банковских клерков, рыночных продавцов и подателей разных услуг, а у земледельцев и грузчиков, шахтёров и строителей и им подобных профессий.