- О Вилли!..- всхлипнула она, бессильно глядя, как он взбегает на крыльцо и рывком отворяет дверь.
Потом она пошла за ним следом. Ей не хотелось идти, но он поднял страшный шум на чердаке, отчаянно чертыхаясь, пока не отыскал свои четыре ружья. Она видела, как поблескивает в чердачном сумраке беспощадная сталь, но его она совсем не видела, такая темная кожа была у него, только слышала, как он ругается; наконец сверху, в облаке пыли, спустились его длинные ноги, и он взял кучу блестящих патронов, продул магазины и стал их заряжать, и лицо его было угрюмым, мрачным, хмурым, выдавая переполнявшую его горечь.
- Оставили бы нас в покое,- бормотал он снова и снова. Вдруг его руки сами взметнулись в воздух.- Почему они не могут оставить нас в покое, почему?
- Вилли, Вилли...
- И ты... ты тоже...-Он посмотрел на нее тем же взглядом, и сердце ее сжалось под гнетом его ненависти.
За окном тараторили мальчуганы.
- Она говорила: белый как молоко. Как молоко!
- Белый, как этот старый цветок,- ты только подумай!
- Белый, как камень, как мел, которым пишут.
Вилли выбежал на двор.
- А вы - марш в дом! Я запру вас. Незачем вам видеть белых людей, незачем говорить о них. Сидите и не высовывайтесь на улицу. Живо!
- Но, папа...
Он загнал их в комнату, потом отыскал банку краски, шаблон, в гараже взял длинную толстую шершавую веревку и сделал на ней петлю, и глаза его неотступно следили за небом, пока руки сами выполняли свою задачу.
Они сидели в автомобиле, по дороге за ними стелились клубы пыли.
- Помедленней, Вилли.
- Сейчас не время для медленной езды,- ответил он.- Сейчас самое время спешить - и я спешу.
Вдоль всей дороги люди смотрели на небо, или садились в свои машины, или ехали на машинах, и кое-где из автомобилей торчали ружья, точно телескопы, высматривающие все ужасы гибнущего мира.
Хэтти поглядела на ружья.
- Это все твой язык,- укоризненно сказала она мужу.
- Совершенно верно,- буркнул он, кивая. Его глаза яростно смотрели на дорогу.- Я останавливался у каждого дома и говорил им, что надо делать: чтобы брали ружья, брали краску, захватили веревки и приготовились. И вот мы готовы, встречающие собрались, чтобы вручить ключи от города... К вашим услугам, сэр?
Она прижала к груди тонкие черные руки, силясь сдержать растущий в ней страх, и чувствовала, как кренится их машина, огибая, обгоняя другие автомобили. Она слышала голоса:
"Эй, Вилли, глянь-ка!" -и мимо проносились поднятые руки, держащие ружья и веревки. И мелькали улыбающиеся рты...
- Приехали,- сказал, наконец, Вилли и тормозом втиснул машину в пыльную неподвижность и тишину. Ударом большой ноги он распахнул дверцу, вышел, обвешанный оружием, и тяжело зашагал по траве аэродрома.
- Ты подумал, Вилли?
- Вот уже двадцать лет я только и делаю, что думаю. Мне было шестнадцать, когда я покинул Землю и был рад, что уезжаю,- сказал он.- Там не было жизни ни для меня, ни для тебя, ни для кого, похожего на нас. Ни разу я не пожалел, что уехал. Здесь мы обрели покой, впервые смогли вздохнуть полной грудью. Не отставай!
Он протискивался сквозь встречавшую его темную толпу.
- Вилли,- кричали они,- Вилли, что надо делать?
- Вот ружье,-отвечал он.-Вот еще одно, еще...-Он раздавал ружья резкими взмахами рук.- Вот пистолет. Вот дробовик.
Люди столпились так плотно, что казалось: одно огромное черное тысячерукое тело принимает оружие.
- Вилли, Вилли!
Его жена стояла рядом с ним, высокая, примолкшая, мягкий изгиб ее губ выпрямился в тонкую черту, в больших влажных глазах было отчаяние.
- Давай краску! - обратился он к ней.
И она потащила через поле четырехгаллонную банку желтой краски - туда, где только что остановился трамвай со свежим указателем впереди: К МЕСТУ ПОСАДКИ БЕЛОГО ЧЕЛОВЕКА. Трамвай был битком набит разговаривающими людьми, они выходили на поле и, спотыкаясь, бежали по траве, устремив взгляд в небо. Женщины с: корзинами, полными припасов, мужчины в соломенных шляпах, без пиджаков. Гудящий трамвай опустел. Вилли вошел в него, поставил банки на пол, открыл их, размешал краску, проверил кисть, вооружился шаблоном и вскарабкался на скамейку.
- Эй, вы! - За его спиной, гремя разменной мелочью, стоял кондуктор.Что это вы затеяли? Слезайте!
- Будто не видишь! Не горячись.
И Вилли обмакнул кисть в желтую краску. Он намалевал "Д", "Л" и "Я", со зловещим упоением отдаваясь своей работе. Когда он кончил, кондуктор, прищурясь, прочел блестящие желтые слова: ДЛЯ БЕЛЫХ - ЗАДНИЕ СКАМЕЙКИ.
Он прочел снова. ДЛЯ БЕЛЫХ... Он моргнул. ЗАДНИЕ СКАМЕЙКИ. Кондуктор поглядел на Вилли и засмеялся.
- Ну как, это тебя устраивает? - спросил Вилли, слезая вниз.
И кондуктор ответил:
- В самый раз, сэр.
Хэтти, скрестив руки на груди, глядела снаружи на надпись.
Вилли вернулся к толпе, которая продолжала расти.
Он взобрался на ящик,
- Давайте составим бригаду, чтобы за час раскрасить все трамваи. Есть желающие?
Лес рук поднялся над головами.
- Приступайте!
Они ушли.
- Еще нужна бригада отгородить места в кино - два последних ряда белым.
Еще руки.
- Действуйте!
Они убежали.
Вилли посмотрел кругом, весь в поту, тяжело дыша, гордый своей предприимчивостью. Его рука лежала на плече жены; Хэтти стояла, глядя в землю.
- Так,- произнес он.- Да, вот еще. Надо сегодня же издать закон: смешанные браки воспрещаются!
- Правильно! - подхватил- хор голосов.
- С этого дня все чистильщики ботинок кончают работу.
- Уже кончили! - Несколько человек швырнули на землю щетки, которые впопыхах притащили с собой из города.
- Еще нам нужен закон о минимальной зарплате, верно?
- Конечно!
- Будем платить белым не меньше десяти центов в час.
- Правильно!
Подбежал мэр города.
- Эй, Вилли Джонсон! Слезай с ящика!
- Нет такого права, мэр, чтобы меня прогнать..
- Ты затеваешь беспорядки, Вилли Джонсон.
- Вот именно!
- Мальчишкой ты бы себе этого не позволил! Ты ничуть не лучше тех белых, о которых кричишь!
- Око за око, мэр,- ответил Вилли, даже не глядя на него. А смотрел он на лица внизу; одни улыбались, у других был нерешительный вид, у третьих растерянный, у четвертых неодобрительный, кое-кто испуганно пятился.
- Ты сам пожалеешь,- настаивал мэр.
- Мы устроим выборы и изберем другого мэра,- сказал Вилли.
И он повернулся к городу, где вдоль всех улиц появлялись новые вывески: ОГРАНИЧЕННАЯ КЛИЕНТУРА - право на обслуживание определяет владелец. Он ухмыльнулся и хлопнул в ладоши. Здорово! Люди останавливали трамваи и красили задние скамейки в белый цвет, чтобы ясно было, кому впредь на них сидеть. Хохочущие мужчины врывались в кинотеатры и отгораживали веревкой часть зрительного зала, а жены, недоумевая, стояли на тротуаре, награждая ребятишек шлепками, и отправляли их домой, чтобы они не торчали на улице в эти страшные минуты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});