пятится к двери, усмехаясь.
— Хорошо, но предложение остается в силе.
Господи, такое ощущение, что его переключатель возбуждения щелкает каждый раз, когда Джетт едет к Джесси. Лейн считает себя забавным, иногда так оно и есть, но в большинстве случаев его безразличие удручает. Как он может думать о сексе, когда все, чего я хочу, это свернуться калачиком и плакать?
— Папочка здесь! — вопит Джетт с первого этажа, и моя душа сразу уходит в пятки.
Лейн подмигивает.
— Ты меня поняла, красотка.
Я поняла. Но это не значит, что хочу в этом участвовать.
Когда Лейн уходит, я нацепляю на лицо улыбку и мысленно надеваю свою броню решимости, как делаю это каждую вторую пятницу. А также возношу молитву о еще большем милосердии на этой неделе, потому что эти обмены ребенком, кажется, даются мне все труднее и труднее. Не знаю почему, но я чувствую, что с каждым обменом беспокойство овладевает мною все больше.
— Мама, ну где ты! — снова кричит Джетт, и я делаю глубокий вдох. Расправь плечи, подруга.
Затем спускаюсь по лестнице, когда мой сын распахивает входную дверь и врезается в стену из мышц мужчины, стоящего с другой стороны.
Большие руки обхватывают нашего маленького мальчика и поднимают его с пола, в то время как я задерживаю дыхание, не в силах сделать вдох.
Мой сын обожает своего отца. В этом я абсолютно уверена. И когда зеленовато-голубые глаза, точно такого же цвета, как и у Джетта, встречаются с моими, над головой нашего маленького мальчика, понимаю, что, как бы я ни старалась подготовить себя, никогда не станет легче.
— Папочка, остановись! — Приступ смеха наполняет холл, когда Джесси рычит, а потом еще качает сына в своих медвежьих объятиях.
— Как дела, малыш? — Он чмокает Джетта в растрепанные волосы. Белокурые волосы сын получил от меня, а беспорядок на голове — от Джесси. Ямочки на его щеках, ямочка на подбородке и, конечно же, эти великолепные глаза — все это тоже от Джесси. Не то чтобы я жаловалась.
Вместо того чтобы ответить на вопрос, Джетт пихает свою игрушку в подбородок Джесси, покрытый темной щетиной.
— Посмотри на мою машину!
— Ого, сынок. — Джесси уклоняется от толчков Джетта и берет блестящую красную игрушку, внимательно рассматривая ее. — Такие крутые колеса. Похожа на машину Лейна, не так ли?
— Ага. Она так быстро ездит!
— Наверное, не так быстро, как мой грузовик, верно? — Он подмигивает, и Джетт снова хихикает.
Я сдерживаю улыбку и, наконец, спускаюсь вниз, сжимая в руках сумку. Стараюсь не обращать внимания на то, как плечи Джесси обтягивает его черная рубашка хенли (прим. пер.: Henley — это рубашка без воротника, с вырезом на пуговицах, может быть с длинным или коротким рукавом и дополняться карманами), или как бугрятся мышцы его рук, когда он крепко держит нашего сына на руках. Я их не вижу, но знаю, что под плотным хлопком одно предплечье покрыто темными чернилами, а другое без татуировок. Его плечи широкие и сексуальные, и когда-то они были моей тайной слабостью.
На самом деле, я жаждала каждый сантиметр этого высокого, восхитительного мужчины. Но у меня нет права думать о нем сейчас… или когда-либо снова.
Мой виноватый взгляд падает на его выцветшие джинсы, покрытые пятнами коричневой грязи и пыли того же цвета, что и его ботинки, и волосы, вьющиеся вокруг края его шапочки бини (прим. пер.: Бини — шапка, которая плотно прилегает к голове и по форме похожа на боб. Отсюда и ее название — «beanie», что в переводе на русский язык означает «фасолинка»). В мае. Такой уж Джесси Эндерс человек.
— Привет. — Он прерывает мой осмотр небрежной улыбкой, слегка поднимая подбородок. В его светлых глазах видна искорка, которая говорит, что он поймал меня за разглядыванием, но не скажет мне об этом, потому что у нас сейчас совсем другие отношения.
— Привет. — Я улыбаюсь ему в ответ со вздохом. Несмотря на то, что ненавижу отдавать ему ребенка на выходные, я благодарна, что должна делать это именно с ним. Возможно, у нас бы ничего и не получилось, черт возьми, мы даже никогда кем-то и не были, но Джесси представляет собой не просто красивое лицо и приятные воспоминания — он еще и отличный парень.
Его губы слегка дергаются, прежде чем он снова поворачивается к Джетту.
— Угадай, что, приятель?
— Что?
— Я засыпал в твою песочницу новый песок, и все готово для того, чтобы ты мог играть там в гонки с машинками в эти выходные.
Пока Джетт визжит от радости, я подхожу ближе, чтобы взъерошить его волосы.
— Звучит весело, правда? — Затем говорю Джесси: — Я много слышала об этой песочнице. Судя по тому, как Джетт отзывается о ней, она размером с футбольное поле.
Джесси театрально кивает головой.
— Плюс-минус пара сотен сантиметров.
— Почему меня это не удивляет? — Этот мужчина ничего не делает наполовину, примером тому является маленький двойник на его руках.
— Ну, когда ты зарабатываешь на жизнь землей, у тебя должна быть лучшая песочница в городе. — Он снова дарит свою мегаваттную белоснежную улыбку, и я не могу не рассмеяться.
— Итак, как твоя работа? — спрашиваю я, следуя за ними на улицу, где на подъездной дорожке стоит его чудовищно большой грузовик черного цвета с желтым логотипом «Земляные работы с Эндерсом» на заднем стекле.
Вечерние лучи солнца пробиваются сквозь перистые облака, словно легкий бриз танцует в воздухе. Я делаю глубокий вдох, просто чтобы успокоить нервы, но тут же ощущаю запах чистого белья и пряный цитрусовый аромат, исходящий от человека, который идет впереди меня.
— Работа идет довольно хорошо, — говорит он, пока я тру нос. Черт возьми, Джесси.
— Теперь, когда, наконец, стоит хорошая погода, я дико занят, но не жалуюсь. — Он нажимает на брелок и открывает заднюю пассажирскую дверь, где находится детское сиденье. С другой стороны, кавардак из игрушек рядом с переносным холодильником фирмы Yeti, коробкой синего Геторейда (прим. пер.: Gatorade — разновидность энергетического напитка компании PepsiCo) и сумкой для ноутбука, которая находится на том же месте, что и две недели назад.
Видно, что он очень занят, но у нас договоренность о совместном воспитании, а не дружба, которая позволила бы мне выражать беспокойство по поводу того, что он много работает. Но я могу предложить помощь с делами, которые касаются Джетта.
— Ты когда-нибудь уступишь и позволишь встретиться с тобой на полпути? Или даже разрешишь мне привезти ребенка в Коул-Крик? Ты же знаешь, моя очередь давно прошла.
Он