Читать интересную книгу Аствац, инчу амар ! - Нодар Думбадзе

- Ваша Грузия, дорогой мой Мито, похожа на красивого, породистого скакуна под золотым седлом... К вашему несчастью, отведено этому скакуну место на таком красивом лугу, да к тому же такое видное, что каждому прохожему хочется сесть на него и погарцевать с видом военачальника. Так было испокон веков. Слава всевышнему, нрав скакуна разборчивый и гордый сажает на себя не каждого подонка, а лишь людей достойных. А если кому изменит чувство меры, тотчас же сбросит его наземь... Ты еще ребенок, многое тебе невдомек, а мне на своем веку пришлось повидать таких... Да, удивительная страна ваша Грузия, выпьем за нее!

А что же я? Ведь я не тварь бессловесная? Я - человек, существо мыслящее и говорящее, и я обязан сказать дяде Геворку что-то приятное про Армению. Но что, я не знаю, и потому начинаю, заикаясь:

- Дядя Геворк, на свете нет страны лучше Армении...

- Вот сукин сын! Откуда тебе об этом известно, ведь ты ни разу не был в Армении, - улыбается дядя Геворк.

- Ну и что? Зато я читал и слышал... Один Эчмиадзин чего стоит! И потом - вторую свою жизнь человечество начало с горы Арарат... - Голубые глаза дяди Геворка наполняются слезами и блестят, словно изумруд. - В общем, если б не один недостаток...

- Какой недостаток? - настораживается дядя Геворк и ставит на стол стакан.

- Моря у вас нет, дядя Геворк, моря! - произношу я трагически.

- Да, что правда - правда, - вздыхает он.

- Но ничего, есть ведь у вас Севан! Чем не море? - ободряю я дядю Геворка.

- Какое это море - без единого порта.

- А вы постройте порт и назовите его Севанстополем! Вот и все! смеюсь я.

- Ну-ка, без балагурства! - предупреждает дядя Геворк, от души смеется и произносит очередной тост.

Я готовился к сессии и поэтому виделся с дядей Геворком редко, а последний месяц - то ли по моей невнимательности, то ли по причине его занятости - вообще не встречался с ним. Говоря откровенно, я был так обременен собственными заботами, что и не вспоминал о нем.

В тот день я сидел дома и конспектировал земельное право. Мать хлопотала на общем балконе, обмениваясь с соседками последними дворовыми новостями. Вдруг до меня донесся голос дяди Геворка, зовущего маму. Было около часу дня - в это время ему полагалось находиться на работе. Я прислушался.

- Уважаемая Анико, ваш Митуша дома?

- Дома, Геворк, занимается.

- Скажите ему, пусть спустится на минуту, когда освободится, попросил дядя Геворк.

- Ступай вниз, что-то с Геворком неладно, - заглянула в комнату мама.

- Почему ты так думаешь? - спросил я, вставая.

- Слишком уж серьезно и жалобно он со мной разговаривал...

Я сбежал по лестнице и, не постучавшись, вошел в комнату дяди Геворка. Он сидел за столом, у шахматной доски с расставленными фигурами. Теги Анетты не было видно.

- Баров, дядя Геворк! - приветствовал я соседа с наигранной веселостью.

- Здравствуй, дружок! Садись! - отвечал он с улыбкой.

Я сел.

- Сегодня буду играть с тобой белыми. На коньяк. Выиграю, проиграю коньяк покупаю я. Согласен? Хочу напиться! - не дожидаясь ответа, он сделал первый ход.

- Согласен! - ответил я и передвинул фигуру.

- Ну, как ты, как твоя сессия?

- Готовлюсь... Сессия еще не началась.

- Ну и какие у тебя виды на нее?

- Знаешь ведь мой девиз, дядя Геворк: тройка и здоровье...

- Правильно...

- Э, дядя Геворк, почему не записываешь ходы? Разучился, что ли, писать? И почему ты решил напиться именно коньяком? "Саперави" тебя уже не берет? - решил подурачиться, но, взглянув на дядю Геворка, осекся: он был бледен и хмур.

- Нет смысла записывать, - насилу улыбнулся он, - а напиваюсь коньяком потому, что коньяк - зелье от сатаны, оно память у человека отшибает, а вино... Вино - напиток благородный, божественный...

- Верно! Вино и коньяк - что небо и земля! - подтвердил я.

- Не то говоришь, сынок! Между небом и землей, как и между телом и одеждой, нет ни разницы, ни расстояния... Небо - одежда земли, небо вселенная. И земля наша - в том же небе, то есть во вселенной. А вселенная - это божество. А что такое божество? Это - вечность, в которой пребывает все земное и все то, в чем овеществлено само божество. Понятно тебе? - спросил дядя Геворк и погладил меня по голове.

Я весь напрягся. Столь непонятным и умным я видел и слышал дядю Геворка впервые.

- Нет, ничего я не понял, дядя Геворк! - признался я.

- Сейчас поймешь! - сказал он, и не успел я моргнуть, как мой слон исчез с доски.

- Дядя Геворк, верни слона! - взмолился я.

- Ладно, возвращаю! Сегодня день помилования! - Дядя Геворк поставил слона на место и вдруг запел вполголоса:

Чичинадзе, жизнь ты нам расстроил.

Для чего, зачем ЗАГЭС построил?

Темных улиц в городе не стало.

Девки, поцелуи - все пропало.

Он пел так сладко и приятно, так легко и красиво, что я даже рот разинул от удивления. Впервые я видел поющего дядю Геворка.

- Ва-а-а! - вырвалось у меня.

- Что, понравилось? - спросил довольный дядя Геворк.

- Поешь, как бог, дядя Геворк! Чего же ты до сих пор таился?

- Вот это ты хорошо сказал - "как бог!". Гм, а кто ее слышал - песню бога?

- А вправду, поет ли бог? - подумал я громко и сам же ответил себе:

- Впрочем, для кого ему петь, когда его же прославляет и воспевает весь свет.

- Бог, если и поет, то всей вселенной! - сказал дядя Геворк.

- Как?

- А так - за пятак! Если бог создал мир, то и должен петь для своего детища. Нельзя ведь растить дитя без колыбельной? - рассмеялся дядя Геворк. - А мне как теперь быть, взять твою глупую королеву или подарить ее тебе?

- Дядя Геворк, ты куда сегодня ходил - на работу или в церковь?

- А что? - нахмурился дядя Геворк.

- Больно ты сегодня мудрый и грустный.

Дядя Геворк закурил и долго молчал, наблюдая, как вьется и рассеивается голубой дымок. Докурив папироску и погасив окурок в пепельнице, он заговорил:

- Сегодня опять меня вызывали.

- Куда, дядя Геворк?

- Туда, - вскинул он голову, - по поводу плена.

- Да ты что, не кончилось это? - огорчился я.

- Видать, не кончилось.

- Что же ему нужно от тебя?

- Он предъявляет мне два, вернее - три обвинения. Первое - почему и как я попал в плен, второе - почему я не покончил с собой, и третье почему я пел в ансамбле песни...

- В каком еще ансамбле? - удивился я.

- А черт его знает! Когда мы, еле волоча ноги, возвращались с каменного карьера, я и один русский парень, Костя Суворов, старались развлечь изможденных ребят, Костя играл на балалайке, я пел:

Гей-гоп, гей-гоп,

мадам попугай,

гей-гоп, гей-гоп,

один рубль дай...

Это я пел для русских, а для грузин - ту самую песенку, про ЗАГЭС. Вот те крест, видит бог, для немцев я не пел никогда и ничего! Сами они, сволочи, распевали нашу "Сулико"... А теперь этот бессовестный тип пристает ко мне - почему я услаждал немцев!.. Как я попал в плен? Будто знаю и скрываю! Посадили нас в товарные вагоны, повезли куда-то. А спустя три дня - пожалуйста, вылезайте, а кругом - немцы! Вот и объясни теперь ему, как это случилось! Почему не застрелился! А было у меня оружие? И разве так просто - застрелиться? - Дядя Геворк закурил снова. Рука у него дрожала. - Спрашиваю, сколько тебе лет, сынок...

- Кого спрашиваешь?

- Да этого следователя, будь он неладен...

- Как его фамилия?

- Дай вспомнить... Такая, знаешь, имя и фамилия вместе...

- Алекси-Месхишвили?

- Нет...

- Гогисванидзе?

- Нет... Да, вспомнил! Гигиберия!.. Спрашиваю, сколько тебе лет, сынок, такой ты скорый и строгий... Не твое, говорит, это дело! Через три дня не получу исчерпывающего ответа, потом пеняй, говорит, на себя!

- Ты тоже хорош! Что ты мне все это рассказываешь? Рассказал бы ему!

- Гм, расскажешь, когда на лбу у него вот такими буквами написано: "Входа нет!"

- В следующий раз, когда он вызовет тебя, возьми меня с собой! потребовал я. Дядя Геворк рассмеялся. - Да ты не смейся, я говорю серьезно - возьми меня с собой!

- Ладно, сынок, возьму, только коня и ладью поставь на место - они оба твои, как же ты их берешь?

- Ну и черт с ними, не твое дело! - сказал я в сердцах и смешал фигуры. Дядя Геворк спокойно разложил их по местам.

- Что, видишь, что моя берет, и на попятную? Играй, не вешай носа, у нас впереди целых три дня! - Дядя Геворк сделал ход и записал его. Видишь, записал, чего же ты ждешь?

Дядя Геворк как будто ожил, лицо у него порозовело, в голосе появились озорные нотки.

- Ну-ка, расскажи, как это было, на экзамене? "Кто перевел на грузинский язык "Капитал" Маркса"? И что ты ответил? "Энгельс"? Расскажи, расскажи!

Дядя Геворк встал, поднес левую руку к виску и произнес пропавшим вдруг голосом:

- Слышь, Мито, со мной, кажется, все...

Потом сел, поднял вверх лицо с расширенными от изумления глазами, "Аствац, инчу амар!" - проговорил по-армянски, уронил седую голову на шахматную доску и... кончился...

Дядю Геворка похоронили в первый вторник июня 1950 года. Уже к двенадцати часам дня вся улица Ниношвили, все перекрестки были забиты народом.