Читать интересную книгу Звери в моей жизни - Джеральд Даррел

Всю эту неделю я был не в чести. Моя мармозетка попыталась рано утром забраться в постель к Ларри и, получив отпор, укусила его за ухо; сороки вырвали с корнем саженцы помидоров, старательно высаженные в грунт другим моим братом, Лесли; наконец, один из ужей совершил побег, и моя сестра Марго обнаружила его за диванной подушкой, о чем возвестила пронзительным визгом. Не удивительно, что и сам я был полон решимости держать Гортензию подальше от своих родных. Увы, моим чаяниям не суждено было сбыться.

Выдался один из редких для английского лета по-настоящему солнечных дней, и мама поддалась соблазну устроить чаепитие в саду. Когда мы с Гортензией вернулись с прогулки, нас ожидало приятное зрелище – вся семья сидела в шезлонгах вокруг стола на колесиках, а на столе мирно стояли атрибуты для приготовления чая, тарелки с бутербродами, кекс с коринкой и большие чашки с малиной и сливками. Выйдя из-за угла, я был озадачен таким сборищем. Зато Гортензия не растерялся. Окинув взглядом мирную картину, он заключил, что путь к убежищу в гараже преграждает уродливый и, очевидно, опасный враг на чехырех колесах – чайный столик. Оставалось только одно... С хриплым блеянием, которое должно было изображать воинственный клич. Гортензия наклонил голову и бросился в атаку. Поводок вырвался из моих рук, и лань с ходу поразила столик так, что еда и посуда полетели в разные стороны.

Мои родные оказались в западне, ведь даже в самую критическую минуту не так-то просто (если вообще возможно) живо выбраться из шезлонга. В итоге маму ошпарило кипятком, сестру облепили бутерброды с огурцами, а Ларри и Лесли поровну разделили малину со сливками.

– Ну, это уже слишком! – бушевал Ларри, смахивая с брюк раздавленные ягоды. – Вон отсюда с этой проклятой скотиной, слышишь?

– Что за выражения, милый, – попыталась мама усмирить его. – Это вышло нечаянно. Бедное животное вовсе не хотело...

– Нечаянно? Нечаянно? – Побагровевший Ларри дрожащим пальцем указал на Гортензию.

Несколько озабоченный произведенным опустошением, тот стоял с видом скромницы под свадебной фатой, роль которой играла повисшая на рогах скатерть.

– На твоих глазах он с разгона бросился на столик, и ты еще утверждаешь, что он сделал это нечаянно?

– Я хотела сказать, милый, – взволнованно объяснила мама, – что он вовсе не хотел опрокидывать на тебя малину.

– Мне плевать, что он хотел! – яростно произнес Ларри. – Меня не интересует, что он хотел. Я знаю только, что Джерри должен избавиться от него. Я не потерплю, чтобы в доме бесчинствовала всякая скотина. В следующий раз он, чего доброго, набросится на кого-нибудь из нас. За кого ты меня принимаешь, черт возьми? За Буффало Билла Коди?

И сколько я ни молил, Гортензию изгнали на близлежащую ферму, а вместе с ним исчезла и моя единственная надежда накопить дома опыт работы с крупными животными. Похоже было, что остается только один выход – поступать на работу в зоопарк.

Приняв такое решение, я написал чрезвычайно скромное, как мне казалось, письмо в Лондонское зоологическое общество, которое, несмотря на войну, могло похвастаться самой большой коллекцией животных, когда-либо сосредоточенной в одном месте. Пребывая в блаженном неведении о непомерности своих амбиций, я изложил в письме свои планы на будущее, намекнул, что я тот самый человек, которого они всегда жаждали видеть в штате, и дал понять, что жду ответа, когда мне можно приступать к исполнению своих обязанностей.

Надлежащее место для таких посланий – корзина, но мне повезло, мое письмо попало в руки добрейшего и культурнейшего человека, мистера Джеффри Веверса, который тогда руководил Лондонским зоопарком. Видно, его заинтриговала дерзость писавшего, потому что он, к моей великой радости, ответил и предложил мне приехать в Лондон для переговоров. Я приехал и, поощряемый обаянием Джеффри Веверса, пустился в разглагольствования о животных, об отлове зверей и о своем намерении завести собственный зоопарк. Менее великодушный человек охладил бы мой энтузиазм, объяснив, что мои замыслы заведомо неосуществимы, но Веверс выслушал меня с великим терпением и тактом, одобрил мои планы и обещал подумать, что можно для меня сделать. Я ушел от него более, чем когда-либо, преисполненный энтузиазма.

Через некоторое время я получил любезное письмо, в котором мистер Веверс сообщал, что в Лондонском зоопарке, к сожалению, нет свободных мест для младшего персонала, но при желании я могу поступить учеником в Уипснейд – загородный зоопарк зоологического общества. Предложи он мне пару половозрелых ирбисов, я и то не обрадовался бы так, как обрадовался этому письму. ,

С ликующей душой я через несколько дней отправился в Бедфордшир, набив один чемодан старой одеждой, другой – книгами по истории естествознания и множеством толстых тетрадей, в которых собирался фиксировать все наблюдения над своими подопечными и каждый перл мудрости, слетающий с уст моих товарищей по работе.

В середине прошлого века знаменитый торговец дикими животными, немец Карл Гагенбек, основал зоопарк совершенно нового рода. Прежде зверей держали за толстыми решетками, в тесных, грязных, дурно сконструированных клетках. И посетителям плохо видно, и животным трудно выжить в ужасных условиях, напоминающих концлагерь. Гагенбек подошел к показу животных совсем по-иному. Вместо мрачных темниц и железных решеток – свет и простор, большие искусственные горки для лазания, а от публики звери отделялись рвами – либо сухими, либо наполненными водой. Ученые мужи, специалисты по зоопаркам, восприняли это как ересь. Во-первых, заявляли они, такой порядок опасен, потому что никакие рвы не удержат зверей. А во-вторых, если даже животные и не полезут через ров, они все околеют, ибо хорошо известно, что тропические звери способны жить лишь в душной, изобилующей бактериями парниковой атмосфере. На самом деле животные частенько чахли и погибали именно в такой атмосфере, но об этом ученые мужи забывали. К их величайшему удивлению, у Гагенбека звери благоденствовали, в вольерах под открытым небом они не только стали здоровее, но и благополучно размножались. Когда Гагенбек доказал, что в таких условиях животные чувствуют себя намного лучше, и смотрятся гораздо интереснее, все зоопарки мира начали переходить на новый метод содержания и показа.

Про Уипснейд можно сказать, что он воплощал попытку руководителей Лондонского зоопарка превзойти самого Гагенбека. Зоологическое общество приобрело обширное поместье на известняковых высотах Данстейбл-Даунс и не пожалело средств на распланировку. Было задумано показывать животных в условиях, предельно приближающихся к естественным – естественным в представлении публики, посещающей зоопарки. Рощи для львов, леса для волков, волнистые пастбища для антилоп и других копытных. Как я понимаю, Уипснейд больше всего походил на нынешние сафари-парки; ведь это происходило еще до того, как жестокие налоги превратили английских аристократов в кучку содержателей зверинцев.

Уипснейд оказался совсем небольшим поселком – один трактир да горстка коттеджей, разбросанных среди заросших орешником ложбин. Доложив в билетной кассе о своем прибытии, я оставил там чемоданы и направился в дирекцию. По зеленым лужайкам волочили свои хвосты ослепительные павлины, а среди сосен, окаймляющих главную аллею, висело огромное гнездо – этакий стог из прутиков, вокруг которого щебетали и голосили попугаи.

Меня проводили в кабинет директора зоопарка, капитана Била. Он сидел без пиджака, выставляя напоказ весьма изящные полосатые подтяжки. На огромном столе перед ним громоздились горы всевозможных бумаг, большинство которых производило страшно официальное и ученое впечатление; даже телефон был завален бумагами. Капитан встал – настоящий великан, что ростом, что в обхвате. Лысая голова, очки в металлической оправе, уголки губ оттянуты вниз как бы в презрительной усмешке. Тяжело ступая, он обогнул стол и с громким сопением остановился передо мной.

– Даррел? – пророкотал капитан вопросительно. – Даррел?

У него был очень низкий голос, и он не столько говорил, сколько рычал, как это свойственно некоторым людям, много лет прожившим на западном побережье Африки.

– Да, сэр, – ответил я.

– Очень приятно. Садитесь.

Капитан пожал мне руку и снова занял место за столом. Кресло тревожно скрипнуло под тяжестью его тела. Капитан Бил подцепил большими пальцами подтяжки и, созерцая меня, выбил на них дробь. Потянулось томительное молчание. Я смиренно сидел на кончике стула, всем сердцем желая с самого начала произвести хорошее впечатление.

– Думаете, вам здесь понравится? – спросил капитан Бил так неожиданно и громко, что я подпрыгнул.

– Э-э... конечно, сэр, я в этом не сомневаюсь.

– Вам раньше не приходилось выполнять такую работу? – продолжал он.