глаза при этом горели, будто смотрели на яркое солнце, потекли слёзы.
— Я пришёл за твоим коллегой… Точнее, за его детьми, — выждав паузу, продолжала фигурка, — но не могу забрать их сам. Ты поможешь мне?
Егор Сергеевич задрожал всем телом, сердце готовилось выскочить из груди, ледяные руки начали трястись, а ноги предательски подкашиваться.
— По-мо-жешь! — вкрадчиво и уверенно произнёс шёпот, а фигурка продолжила удерживать взгляд Егора Сергеевича, выжигая ему глаза своими красными горящими угольками, — я скоро вернусь. Иди спать, у тебя утром смена.
Напряжённый до боли кулак Егора Сергеевича наконец-то расслабился и отпустил шторку. Она вернулась на своё место, отгородив его от фигурки и её гипнотического взгляда. Егор Сергеевич стоял ледяным столбом на кухне, ожидая, когда сердце перестанет бешено колотиться. Глаза щипало и кололо, но слёзы больше не текли. Скоро в кухне стало теплее, облака пара больше не вырывались изо рта. Егор Сергеевич посмотрел на осколки стакана и мокрое пятно воды и пошёл спать.
***
Володька наблюдал за дедом. Он первым заметил грязь на ботинках старика. Мальчика это очень напрягло. Вечером ботинки были абсолютно чистыми, Володька хорошо это помнил. Ботинки стояли нетронутыми с того дня, как дед вернулся. А утром на них была засохшая корка грязи. Дед куда-то ходил, пока все спали.
Родители никак не отреагировали на замечание о грязных ботинках. Вся ситуация казалась им абсурдной, немыслимой. И грязь на ботинках — последнее что волновало этих взрослых людей. Куда больше им доставлял проблем восставший покойник, спокойно расхаживающий по квартире.
А грязь… Грязь могла остаться на ботинках с самого первого дня. Просто Володька её не замечал, пребывая в состоянии шока.
***
Егор Сергеевич Чайкин продолжал жить своей прежней жизнью. И хотя утром он действительно обнаружил осколки стакана на полу кухни и боязливо, буквально на секундочку, отогнул шторку окна и выглянул в него, никого и ничего подозрительного не увидев, он списал это на обычное переутомление, присущее врачам.
Ещё несколько ночей он не мог сомкнуть дома глаз, мучаясь бессонницей. Зато прекрасно спал в больнице во время своей смены, когда не поступали срочно оперируемые пациенты.
Одним рабочим утром он расчёсывался перед крохотным зеркалом своего кабинета, как вдруг замутнёнными от усталости глазами увидел кого-то за плечом. Тело мгновенно покрылось мурашками, расчёска выпала из руки, грудь как будто придавили булыжником. Мозг подсказал, что это всего лишь родственник одного из пациентов зашёл поблагодарить Чайкина за успешно проведённую операцию. Егор Сергеевич облегчённо выдохнул и развернулся на пятках, приготовив свою фирменную улыбку. Однако в кабинете было пусто! Никто не стоял возле двери, неловко теребя в руках конверт с бумажной хрустящей благодарностью. Недоуменно хмыкнув, Чайкин поднял расчёску и снова повернулся к зеркалу.
На этот раз фигура в зеркале стояла ближе, она практически дышала хирургу в затылок, Чайкин даже чувствовал тёплое шевеление коротких волосков на шее. Всё та же чёрная шляпа, чрезмерно надвинутая на лоб. Всё тот же поднятый воротник пальто и руки, спрятанные глубоко в карманы, как будто фигурке холодно.
— Привет, хирург, — сморщенное несимпатичное лицо криво усмехнулось, а Егор Сергеевич с шумом вдохнул ставшим ледяным спёртый воздух больничного кабинета.
Красные угольки жарили глаза Чайкина прямо через зеркало. Потекли горячие слёзы, расчёска снова выпала из руки, лицо перекосило, колени подогнулись, придав Егору Сергеевичу осунувшийся жалкий вид.
— Не отвечай. Молчи, — прошелестело в голове Чайкина, — я знаю, ты слишком напуган. Но повторю тебе ещё раз: я пришёл не к тебе…
Да, Егор Сергеевич был напуган. До усрачки напуган! Он застыл на месте, боясь пошевелиться. Сколько крови и боли видел Чайкин за годы своей работы. Сколько рыдающих родственников, не имеющих сил пережить свалившееся на них горе. Он всегда думал, что его нервы закалились, как сталь, и уже ничто в этом мире не сможет разлить по ним ледяной холод страха. И вот теперь его убедили, как сильно он ошибался.
— Я пришёл за детьми твоего коллеги, — услышал твёрдый голос в своей голове Чайкин.
— Что? — проблеял Егор Сергеевич.
— За детьми твоего коллеги, — повторил голос в голове.
— Как ты это делаешь? — спросил Чайкин.
— Что? — переспросила фигурка, — говорю в твоей голове?
Егор Сергеевич вяло кивнул в ответ.
— Все, кто оттуда, умеют это делать, — хмыкнула фигурка, — я и мысли твои читаю.
— Откуда оттуда? — спросил Чайкин, не узнавая свой изменившийся от страха голос.
— Я пришёл за детьми твоего коллеги, — проигнорировав вопрос, раздался голос в голове, — вы учились вместе. Тебе будет легко достать его детей. Никаких сложностей. Ты всё о них знаешь. Ты достанешь их для меня! У тебя нет другого выхода.
— Зачем? Почему? — хрипло спросил Егор Сергеевич.
— Потому что ты мне понравился, хирург! — раздалось в голове, и фигурка исчезла.
Егор Сергеевич согнулся пополам, пытаясь отдышаться, как после длинной пробежки. Резко потеплевший воздух со свистом наполнял его лёгкие, тело било крупной дрожью, с висков на пол капал ледяной пот ужаса, глаза резало болью.
***
— Мааам? — спросил Володька, услышав, как открылась и закрылась входная дверь.
— Это я, — откликнулся дедушка.
Володьке стало не по себе. Дедушка прожил с ними почти два месяца, но мальчику всё ещё было страшно оставаться с ним в квартире, когда родителей не было.
— Куда ты ходил? — спросил Володька.
— Прогуляться, — ответил дед, — чайник горячий?
— Горячий, — промямлил Володька, — да я не про сейчас спрашиваю, а про ночь.
— Какую ночь? — переспросил дед, залезая в шкаф за кружкой.
— Нууу, в самом начале, когда ты вернулся… — сглотнул Володька.
— Вернулся? — переспросил дед, резко повернувшись к внуку.
— Ну да, — неуверенно ответил Володька, — ты куда-то ночью ходил. Я видел грязь на ботинках утром.
— Не помню, — сказал дед, наливая чай, — я обычно днём хожу прогуляться. Скучно дома торчать.
— Ну это было сразу после возвращения…
— Возвращения? — переспросил дед, колким взглядом уставившись в глаза внуку.
— Ну да, — мямлил Володька испуганно, — вечером ботинки были чистые, а утром покрылись грязью. Ты куда-то ходил ночью?
— Ты что следишь за мной? — спросил дед с улыбкой.
— Эм… Нет… Просто… — запинался Артём, не зная, что придумать, — просто опасно пожилому человеку бродить по ночам, — выкрутился он.
— Понятно, — только и ответил дед, отхлебнув чая.
И тут напряжение последних недель вылилось наружу, хотя мальчик так долго сдерживался.
— Зачем ты вернулся? — не спросил, а проорал он, — ты ведь умер!
Дед поставил кружку с чаем на стол и ясными голубыми глазами уставился на Володьку. Мальчику стало не по себе, но он выдержал пристальный взгляд, хотя предательские слёзы готовились выползти из глаз, а внутренности сковало обручем