Легкий и какой-то деликатный стук в дверь оторвал Теннари Хогга от кроссворда.
— Входите! — крикнул он, улыбаясь заранее, потому что знал, кто именно стоит за дверью: так осторожно и деликатно умел в интернате стучаться лишь один человек, а до практики оставалось всего два дня.
Жанка аккуратненько закрыла за собой дверь, приветственно качнула челкой — и замерла, накручивая на пальчик светлую прядку. Этакая девочка-пай с картинки. Улыбка ее была хитроватой и чуть вопросительной.
— Здравствуйте, Теннари-сан…
Его забавляло ее упорное стремление видеть в нем сенсея, несмотря ни на что — ни на то, что сама она ни разу не была на тренировке, ни на то, что здесь, в общем-то, у него совсем иные обязанности, ни на то, наконец, что сам Теннари никогда не претендовал на предков из Рассветной Конфедерации.
— Заходи, заходи, — ответил он сразу же на невысказанный вопрос, — Печенье хочешь?
— А калорий в нем много? — спросила достаточно озабоченно, но глаза смеялись. С ней всегда так — никогда нельзя быть до конца уверенным, всерьез она говорит или прикалывается.
Славная девочка.
— Как говорили древние, в присутствии врача — все не вредно. Никакой химии, никаких суррогатов и красителей, мама-Таня пекла чуть ли не в натуральной микроволновке.
— О! Если Мама-Таня, тогда я, пожалуй…
Чай тоже был натуральный. Хороший такой, классический желтый чай.
Чашки, правда, для подобной роскоши подходили мало — обычные, интернатские, из небьющегося мутного стекла. Печенье приятно хрустело на зубах почти что настоящим маком.
— Будешь еще?
— Буду, спасибо, — она еще похрустела печеньем, — Но вообще-то я по делу.
— Ага, понимаю, — Теннари подмигнул.
Девочка приятная и серьезная, не то, что некоторые. Профессиональная память подсказала услужливо — за последний год всего две справки, на четыре дня и неделю. Не так уж и много по сравнению с прочими, почему бы и не помочь, если ребенку отдохнуть захотелось?
— Мне так кажется, что у тебя вирус. Какой-нибудь. При вирусном заболевании, кстати, часто не бывает внешних симптомов, даже температуры. Ни кашля, ни насморка. Очень коварные они, эти вирусы, и недельки на две я бы прописал тебе домашний режим.
— Да нет, Теннари-сан, я здорова.
Теннари фыркнул, посмотрел насмешливо.
— Ты в этом абсолютно уверена?
Она подумала. Вздохнула с сожалением.
— Уверена. Дел слишком много. Теннари-сан, я к вам по поводу практики…
— Анечка, я бы на твоем месте по поводу практики вообще перестал волноваться! У тебя же белый билет по подозрению, а переатестационная комиссия будет только при распределении. Еще пару лет можешь спать спокойно — никакая практика тебе не грозит.
— Теннари-сан, я как раз об этом и хотела попросить…
Теннари подавился печеньем.
— Анечка, ты… серьезно?..
— Теннари-сан, подумайте сами, с психологической точки зрения вряд ли рационально отрывать ребенка на целых три месяца от коллектива… У меня сейчас трудный возраст, Теннари-сан, переходы там всякие… На таком этапе три месяца — это очень много… А вдруг неопытные педагоги меня в ваше отсутствие сломают как личность? Или озлобят? Между прочим, большинство подростковых суицидов приходится как раз вот на такие переломные моменты, я смотрела статистику…
— Анечка! — Теннари восхищенно всплеснул руками, — Твой шантаж просто великолепен! Но как же быть с тем приступом?
— Теннари-сан, но ведь тогда не проводили глубокой проверки… Может, и не было у меня никакого приступа? Отравилась консервами — и все?.. А?
Она улыбалась. Хитренько так.
Ха!
Конечно же, он не проводил контрольной проверки. Потому что отлично знал, что нет у нее никакой космо-чумки, симптомы нулевой стадии сымитировать — это ерунда, это любой ребенок справится, догадается ежели. Он прекратил все тестирования, как только узнал, что это именно она запрашивала в информатеке файлы спайс-медицинской энциклопедии.
Он восхищался этим чудным ребенком уже тогда.
— Очень надо?
Она вздохнула.
— Очень-очень!
— Лады, — он хмыкнул, — Считай, что ты уже в списках. Предохраняться не забывай. Да, и — познакомишь потом как-нибудь, ладно?..
Она растерялась. Открыла рот, поморгала.
— Ой, а как… А откуда вы?..
Теннари засмеялся.
Забавно, но каждое поколение в этом вопросе почему-то именно себя считает Первооткрывателями. Словно самих их родители из пробирки достали.
* * *
Разместить почти полторы сотни человек от десяти до пятнадцати лет отроду в тесном помещении рейсового шатла — это работа не для слабонервных.
Тем паче, что практически все полторы сотни желают сидеть не иначе как у иллюминатора, а попытка усадить их куда-нибудь в другое место вызывает не просто бурный протест, а прямо-таки шквал негодования, а кто-то уже успел подавиться жевательной резинкой, а по салону носится ошалевший от новой обстановки недоксют с привязанной к левому хвосту консервной банкой, а кто-то засунул голову под кресло и там благополучно застрял и теперь громкими паническими воплями информирует об этом факте окружающих, а кто-то просится в туалет, а кто-то уже сходил, и теперь пытается кинуть в кого-нибудь памперс, а прибежавшая из второго салона милая девочка мило ябедничает на тихо дерущуюся в уголке парочку, да еще и старшей воспитательнице становиться плохо с подозрением на приступ псевдочумки…
Удовольствие ниже среднего. И времени занимает немеряно.
Пристегивая ремнями к креслу последнюю орущую и брыкающуюся малолетнюю неприятность, Теннари в очередной раз мысленно клялся, что больше уже никогда и никому не даст себя соблазнить никакими повышенными командировочными. Как, впрочем, регулярно клялся сам себе все последние годы.
Проходя к своему креслу в конце второго салона, он заметил Пашку и вдруг вспомнил, что за все время этого посадочного светопреставления ни разу не видел Анечки.
Это почему-то его несколько обеспокоило.
— Павел, ты не видел Жанну?
Пашка прижал палец к губам и показал глазами в угол. Теннари настороженно посмотрел туда, готовый к любым неожиданностям, увидел знакомый свитер, плечо и светлый затылок. Анечка спала, отвернувшись к борту. Беспокойство отчего-то усилилось.
— Ей плохо?
— Она спит… Устала просто Просила, чтобы не будили… А у вас к ней что-то срочное?
Пашка явно заразился от Теннари беспокойством. Не дело это — детей пугать.
Теннари усилием воли согнал с лица настороженно-подозрительное выражение, покачал головой. Пошел дальше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});