Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Замечательно, дорогой! Где же она? Где? — скандирует жена под частой сеткой, при взгляде сквозь которую и человек, и пес выглядят совершенно одинаково.
И женщина немедленно наступает на хвост собаки.
Альфред громко визжит, словно на хвост ему наступил слон, и делает гигантский прыжок в сторону.
— О! Прошу прощения, дорогой! Я наступила тебе на ногу? — обеспокоено спрашивает она своего мужа.
— Нет, нет, ничего! Это был всего лишь хвост собаки, — небрежно отвечает Арман, не привыкший замечать неприятности, не касающиеся его лично. — Лучше посмотри сюда, дорогая: моя ловушка сработала безупречно!
Обеими руками зафиксировав на голове шлем, жена приближает лицо к стакану. Внутри стакана несчастная пчелка продолжает биться о прозрачные стенки. Но постепенно и силы, и надежда покидают ее. Мать Артура испытывает некоторую неловкость, видя, как бьется несчастное маленькое создание, угодившее в коварно подстроенную ловушку.
— Ты видишь?! Я поймал ее, — заявляет Арман с горделивой улыбкой, словно он отловил злейшего врага человечества и теперь ждет всеобщих похвал.
— Да… конечно… конечно, ты молодец, — запинается жена, — но… она, наверное, страдает, а?
Супруг пожимает плечами.
— У насекомых нет нервов! Они ничего не чувствуют. К тому же у них совсем нет мозгов! А значит, они не понимают, что для них хорошо, а что плохо!
«Интересно, а кто-нибудь когда-нибудь интересовался, есть ли мозги у него самого?!» — размышляет Альфред, окончательно сраженный глупостью этого представителя двуногих. «И как ему только удается передвигаться на задних ногах?!» — продолжает вопрошать себя пес, который, впрочем, и сам не отличается излишней сообразительностью.
— Ты действительно уверен, что она не страдает? — на всякий случай переспрашивает жена, глядя, как под стеклянным колпаком пчела пытается вытащить увязшую в паренье лапку.
— Не беспокойся! Если она и страдает, то страдать ей осталось недолго! Иди и принеси мне аэрозольный инсектицид.
От такого приказа женщина содрогается. Альфред тоже. О, это страшный человек, он шутить не любит! Он уже обеими ногами стоит на тропе, ведущей к геноциду. Его жена приготовилась встать на защиту бедной пчелки, но, заметив, с какой лютой ненавистью взирает супруг на насекомое, решает не вмешиваться. И идет в дом — искать аэрозоль.
Альфред не может сидеть и смотреть, как гибнет бедная пчелка. Он чувствует себя обязанным спасти несчастное насекомое! Речь идет о его достоинстве, о солидарности животного мира, в конце концов. И Альфред с изяществом, которого от него никто не ожидает, перепрыгивает через балюстраду и мчится прочь. Те, кто видели его спящим, никогда бы не подумали, что у этого пса в дальних родственниках кенгуру; скорее уж они бы причислили его к семейству сурковых. Но, как бы там ни было, Альфред в несколько прыжков пересекает сад и мчится дальше в лес, растущий на границе усадьбы.
Он бежит за помощью к единственному человеку, способному разрешить конфликт такого масштаба. К совершенно необыкновенному человеку, готовому найти выход из любой ситуации. К настоящему искателю приключений, совершившему тысячу и один подвиг, к тому, кто снискал горячую любовь друзей и лютую ненависть врагов.
Короче говоря, он мчится на поиски своего хозяина Артура.
ГЛАВА 2
Внутри шатра, сооруженного согласно древним традициям племени бонго-матассалаи, царит полумрак. Сквозь занавешенный куском ткани проем, служащий одновременно и входом, и выходом, проникает всего лишь один луч света. Шатер бонго-матассалаи представляет собой гигантское полотно, натянутое на пять высоченных жердин, воткнутых по кругу в землю и соединенных вверху. Больше всего он напоминает индейский вигвам. Полотно, если приглядеться к нему поближе, сшито из шкур множества мелких животных. И нет сомнений, что шкурки эти были сняты с животных, умерших естественной смертью. Верхняя часть полотнища состоит из шкуры зебу Забо, верного спутника племени, сопровождавшего его более тридцати лет. Но сегодня племя далеко, и шатер служит пристанищем всего пятерым воинам.
Воины бонго-матассалаи во главе с вождем собрались вокруг огня. Мы уже знаем, что все пятеро ужасно высокие (два метра тридцать сантиметров, никак не меньше) и ужасно красивые. Только в роскошных прическах поубавилось перьев и ракушек. Но такова традиция. С приближением осени листья с деревьев начинают опадать. Расставание с листьями огорчает деревья, и, выражая свою солидарность с деревьями, матассалаи вытаскивают из своих причесок перья и ракушки. Они уверены, что, глядя на них, деревья легче переносят утрату листьев.
Взявшись за руки, пятеро матассалаи образуют круг.
— Ох! А нельзя ли нагнуться пониже? Пожалуйста! — шепотом произносит человечек, сидящий тут же на корточках.
У маленького человечка на лице боевая раскраска матассалаи, а макушку его увенчивает странноватый головной убор из огромной ракушки с торчащими из нее тремя перьями. Любой мальчишка может нанести себе на лицо боевую раскраску и нацепить на голову гигантскую раковину. Но только у одного мальчика непослушные веснушки будут проступать под любой раскраской, даже если краску станет наносить сам вождь матассалаи. Эти крохотные веснушки можно узнать среди тысячи других веснушек.
— Прости нас, Артур, мы задумались, — оправдывается вождь племени.
Улыбнувшись мальчику, воины берут его за руки и таким образом расширяют круг. Некоторое время составившие круг люди долго и глубоко дышат, а потом, дружно вдохнув, разом освобождают легкие, выдувая из них воздух прямо на костер, который тотчас разгорается еще ярче. В этом упражнении Артуру явно не угнаться за своими друзьями: пока те делают один вдох и выдох, он успевает проделать то же самое трижды. Можно сказать, что, пока они справляются с большой кислородной конфетой, он успевает проглотить целую кучу мелких кислородных леденцов.
— Отлично, просто замечательно, — довольно улыбается вождь, вполне удовлетворенный таким началом. — А теперь Большую книгу сюда.
— Сегодня у нас сто тридцать седьмой день по селенельному календарю, цветок дня — маргаритка, и мы сейчас воздадим ей подобающие почести.
Не дожидаясь нового знака, каждый из воинов, включая Артура, вытягивает руки и бросает зажатые в них цветки маргариток в стоящий на огне глиняный горшок. Вода в горшке кипит, и маргаритки быстро раскисают.
Глядя, как булькает вода с лепестками маргариток, Артур испытывает одновременно и любопытство, и отвращение. Он знает: в горшке варится «маргаритковый суп». Но, похоже, что, несмотря на красивое название, суп этот не относится к его любимым блюдам.
С помощью самодельной деревянной ложки вождь наполняет вырезанную из дерева плошку «супчиком дня» и протягивает ее Артуру. Мальчик морщится, но благодарит — еле слышно.
— Изречение дня! — провозглашает вождь, раскрывая лежащую перед ним Большую книгу на нужной странице: «Природа питает тебя каждый день. Но настанет время, когда ты станешь питать природу. Так устроен великий круг жизни».
Артур молчит, занятый больше созерцанием содержимого своей плошки, нежели осмыслением «изречения дня». В принципе он не против в урочный час отдать свое тело природе, только он всегда был уверен, что этот час настанет не скоро. Но сейчас вид маргариткового супчика явно поколебал его уверенность. И пахнет этот супчик как-то странно… «Интересно, почему, ведь в нем нет ничего, кроме маргариток», — размышляет Артур.
— Что ж, начинай! Пей! — ласково обращается к мальчику вождь.
«Отчего вдруг он заговорил так ласково? И почему они сами не пьют?» — продолжает вопрошать самого себя Артур, и внезапно в душу его закрадывается подозрение. Но лица окружающих его воинов по-прежнему бесстрастны, и ответов на свои вопросы он не получает.
— Еще слишком горячо, — отвечает мальчик, всегда готовый слукавить.
Вождь чувствует его сомнения. И вновь улыбается — еще более ласково. Он понимает, что обряды взрослых воинов могут быть непонятны маленькому мальчику, пусть даже такому сообразительному, как Артур. Значит, надо подать ему пример. И, налив себе полную плошку, вождь единым духом опустошает ее. Четверо воинов немедленно следуют его примеру. Не моргнув глазом и не дрогнув ни единым мускулом, они проглатывают маргаритковый супчик. Артур только хлопает глазами, и лицо его выражает живейшее удивление. Наконец взоры воинов устремляются на мальчика.
Воины молчат, но и без слов ясно, что теперь отказ выпить отвар будет воспринят как обида или — еще хуже! — как оскорбление, А оскорбить высокого воина матассалай — это наилучший способ полюбоваться собственной кожей на потолке шатра, где она будет аккуратно пришита к шкуре зебу Забо. Следовательно, у Артура нет выбора. Лучше умереть достойно, чем умереть со стыда. И, задержав дыхание, Артур залпом выпивает жидкость.