Читать интересную книгу Дом толерантности (сборник) - Анатолий Грешневиков

А Маша радовалась тому, что Денис в этот день не отходил от нее. И дружный поход в кафе, и шумная веселая дискотека, и медленный танец в обнимку, все прошло так, как и положено, по счастливому сценарию, к взаимному удовольствию всех. Даже отец останется довольным. Он дал деньги на кафе и сказал строго: «Погуляйте так, чтобы обиженных не было, и, главное, чтобы у тебя затем хватило сил посидеть с нами за домашним столом и понять, что без нас праздник не праздник». Отец больше мамы любил семейные застолья. Для него любое незначительное событие служило поводом собрать родных, близких, друзей и, когда все собирались, он брал власть над коллективом, заводил всех на глубокомысленные беседы, а потом гости так увлеченно и искренне пели, порой под гитару, но чаще без нее, что не хотелось расходиться.

Любовь к отцу у Маши была чрезмерной. С ним она ходила по тайге, сидела у костра, с ним совершала вылазки по музеям и выставкам. Отец хоть и работал геологом, но в душе всегда оставался художником. Ему везде и всюду было интересно жить. И этот интерес к жизни он пробудил в своих детях.

Он жаждал вырастить сына-помощника. Передать тому стремление открывать тайны природы. С мамой, Ольгой Владимировной, они встретилась в экспедиции, где та стряпала наваристую уху из тайменя, там, в сибирском поселке, она родила двух дочерей. Третьим должен был появиться на свет Михаил. Будучи беременной, мама постоянно слышала радостные возгласы отца: «Нашему роду нужен Михаил-Архангел».

Рожать довелось в Москве. Отца повысили по работе… Но вместо Михаила он получил в наследники Машу. Ей и достались уроки опытного геолога. Отцу пришлось мотаться по срочным экспедициям. Конечно, он не сдался. Мальчик родился. Четвертый по счету. Назвали Максимом в честь друга, такого же непоседы-геолога, отважного и честного, принявшего пулю в сердце от браконьера.

Максим увлекся компьютерами. Тайга его не манила. Горы не звали. И вообще он не любил странствовать, откровенничать у костра… Отец переживал. И Маша чувствовала это. Ей больше всего хотелось заменить собой Максима.

Вот и сегодня – она рвалась в семью, желая обнять отца и вспомнить вместе с ним, с его друзьями, как над тайгой, под свинцовыми облаками они провожали вдаль возникшую из небытия ровную вереницу ослепительно белых птиц, как одна из них, с крыльями, отмеченными по бокам черной полоской, отозвалась на свист отца и села рядом на лесную лужайку. Она знала: ему нужна беседа о походах, о рыбалке, о редких камнях…

На вечерней улице студенты долго ловили такси.

– Боже, как хорошо, что у меня сегодня день рождения, – призналась Маша, взяв под руки подвыпившего Дениса. – Мы с тобой летим на крыльях домой, а там нас ждет мой драгоценный папанька. Он тебе понравится. Ты даже не можешь себе представить, какой у меня отец?! Голова!.. Силища. Талант.

– Мне кажется, Маша, ты, выпила шампанского больше, чем я, – ушел от разговора ухажер.

Дом с березами под окнами еще не спал. Во многих квартирах горел усталый свет. Такси остановилось у детской площадки. Дверца открылась, вступившие на землю ноги Маши неожиданно подкосились… Девушка чуть не упала.

– Мог бы и руку подать, – сказала она отстраненно.

Денис взял ее под локоть, и они дружно шагнули к подъезду.

На вечернем небе заметно менялись краски, они то горели ясным огнистым цветом, то бледнели, затухали и вновь усердно вспыхивали. Сквозь густую березовую чащу пробивался загадочный свет. Они остановились. Денис увидел рядом лицо Маши, ее большие глаза блуждали по небу. В них таилась очаровательная детская робость. Губы ее дрогнули… В такие секунды срываются первые поцелуи. Ему хотелось прильнуть к ней, но решительность оставила его.

Движению по освещенной фонарями дорожке неожиданно преградила путь какая-то груда брошенной мебели.

Первым на глаза попался нестандартный комод. Заваленный на бок, он выказывал прохожим красоту своих четырех низких ножек в виде львиных лап. За ним лежали побитые стулья, столы, кресла, диван. Давно потерял своё былое величие подзеркальный столик, осколки зеркала помутнели от влажности. Маша отошла в сторону, чтобы не поранить ноги. Сзади на нее глядел громадный шкаф. Видимо, книжный. Внутри, на крепких полках, застряли тоненькие желтоватые брошюрки.

– Знаешь, Денис, такие толстые шкафы Гоголь иронически называл «старыми знакомыми».

Сгорбленная фигура студента быстро передвигалась от кушетки, к дивану, от дивана к столу с выбитыми ножками.

– Выкинуть такой антиквариат?! – ворчал шепотом он, качал головой и продолжал, прищуривая глаз, высматривать старую мебель. – Какой болван выкинул это богатство?!

– При чем тут богатство? – возразила она. – Тут лежит история. В нашем доме, оказывается, жила интересная старушка, работала библиотекарем. А я и не знала. Вот стыдоба-то. Вся эта старомодная мебель – из ее квартиры. Эта мебель – ее жизнь. И новый квартирант, пустышка такая, все выбросил. Выкинул ее жизнь, историю, как ненужный хлам. Он утром и книги вышвыривал из окна… Кажется, вон и они в куче лежат.

Под окнами, действительно, громоздилась пирамида из бумаги. Некоторые стопки лежали ровно, книжка на книжке. Видимо, новосел удосужился выйти на улицу и навести небольшой порядок.

Денис громко открыл дверцу шкафа, достал пыльную брошюрку. Полистал, пробежался глазами по тексту… Неожиданно замер на понравившемся стишке. Прочел его неубедительно, вяло:

Хорошо, что нет Царя.

Хорошо, что нет России.

Хорошо, что Бога нет.

Только желтая заря,

Только звезды ледяные,

Только миллионы лет.

Хорошо – что никого,

Хорошо – что ничего,

Так черно и так мертво,

Что мертвее быть не может

И чернее не бывать.

Что никто нам не поможет

И не надо помогать.

– Кто автор? – спросила Маша, скрывая взволнованность, закусив осторожно нижнюю губу.

– На обложке написано: Георгий Иванов.

– Самиздат.

– Откуда такая уверенность?

– Брошюрка потрепана от времени. Автор – эмигрант, покинул страну после революции. Жил в Париже, а тосковал по России. А, согласись, какие по форме безукоризненные стихи! Про содержание я уж не говорю.

– А ты бы могла жить за границей?

– Я что, дурочка?

– Сейчас многие тикают из страны.

– Если бежать, то не обязательно за бугор, по мне так лучше деревни убежища нет. И тишина, и романтика, и с голодухи не помрешь.

Стопки беспризорных книг манили к себе. Маша не удержалась, подошла. В окнах второго этажа, где утром торчала голова нахального парня, царила темнота. Стыдно притрагиваться к чужому имуществу. По рукам пробежал неприятный холодок. Чувство сильной обиды и стыда охватило душу. Мысленно она еще раз отругала новосела за утренний разбойный поступок. Именно разбойнику свойственно жечь и уничтожать книги. Она присела на корточки у одной стопки. Знакомые фамилии – Лесков, Мельников-Печерский, Тургенев, Есенин, Тютчев, Толстой, Достоевский, Шмелев… Перечисление великих имен придало ей уверенности, и она неожиданно для самой себя начала накладывать на левую руку тяжелые, увесистые тома.

– Давай перенесем все эти книги в подъезд, – предложила Маша, и, не дожидаясь отклика подошла к двери. Быстро открыла ее и скомандовала вахтерше:

– Анастасия Григорьевна, мы с вашего разрешения затащим сюда книжки, в уголок сложим.

– Заносите!.. Раз уж заносишь, – заворчала старушка, выйдя из своей застекленной конуры и косо, с предубеждением осмотрела Дениса. – Только потом куда их девать?!

– Разберут добрые люди.

– Добрые? Откуда они возьмутся, когда кругом зло, и все ненавидят всех. Новый жилец Анзор сказал, что оттащит их к мусорным бачкам, на вывоз…

– Для таких книжек нет места на мусорной свалке. Подержите лучше, Анастасия Григорьевна, дверь.

Безропотный Денис спешил всю тяжелую работу выполнить сам. Даже прибежавшая от мусорных баков крупная косматая собака не остановила его. Он лишь буркнул что-то непонятное в ее адрес, посмотрел на ее спину серо-бурого цвета, характерного для кавказской овчарки, и осторожно отодвинул Машу в сторону, заслонив собой.

В подъезде пахло половыми тряпками.

За углом бабушкиной конуры росла гора книг. Руки у Маши уставали, немели, приходилось делать паузы и стоять, глядя сквозь обнаженные прямые сучья деревьев на неподвижное небо. Когда к ее ногам приближалась собака, она инстинктивно прижималась к Денису. Это трогало сердце уставшего парня.

Помощь пришла неожиданно. Около детской площадки остановилась легковая машина. Из нее к ребятам подошла пара взрослых людей. Маша узнала папиного друга Алексея Константиновича с женой.

– Машенька, привет, родная! – забасил прокуренный голос давнего таежника. – Тебе восемнадцать, и я рад за тебя. Наши поздравления.