А у меня необходимо две жизни: одна здесь, а другая в России. От России я никак отделаться не могу. Я принадлежу её самой сущностью моего бытия, я принадлежу ей моим человеческим значением. Вот уже 30 лет как я здесь (в Ирландии и Англии. – В.Б.) обжился – а всё ж таки я здесь чужой… Я нимало не забочусь о том, будет ли кто-нибудь помнить меня здесь, когда я умру; но Россия – другое дело… Как бы мне хотелось оставить по себе хоть какую-нибудь память на земле русской – хоть одну печатную страницу… Мне нечего завещать, кроме мечтаний, дум и слов.
Я теперь адресую свои записки прямо на имя потомства… Через каких-нибудь пятьдесят лет будет только тёмное предание, что, дескать, в старые годы жил-был на Руси какой-то чудак Владимир Сергеев сын Печерин; он очертя голову убежал из России, странствовал по Европе и наконец оселся на одном из британских островов, где и умер в маститой старости.
И все грехи России
Омоет кровь моя!
Вот тебе и автобиография! Когда человек приближается к концу своего поприща, – все воспоминания далекого прошедшего становятся как-то ближе – живее и яснее. Как будто природа или большой неведомый Х хочет связать начало с концом и поставить человека на очную ставку с самим собою, показать ему целиком его бытие. Вот каков ты был, Владимир Сергеев Печерин, – каков в колыбельку, таков и в могилку. Посмотри-ка на себя в зеркало в последний раз, а там и баста! Пора тебе возвращаться вспять туда, откуда ты пришел, т.е. в лоно нашей общей матери…
А что ещё будет после смерти?.. Тогда я превращусь в легенду, сделаюсь баснословным лицом и, может быть, наконец, попаду в народную сказку – что может быть этого лучше? Это верх блаженства. Это самый упоительный цвет бессмертия…
(Из записей разных лет)
Владимир Бондаренко ВЕЧНЫЙ БЕГЛЕЦ
К 200-летию В.С. Печерина
На Старое Гласневинское кладбище мы приехали в дождь. Конечно, это одна из достопримечательностей старого Дублина. Тот, кто интересуется историей Ирландии, её борьбой за независимость, обязательно приедет на могилы Даниэля О`Коннелла, Микаэли Коллинса, первого главы независимой Ирландии Эдмона Де Валера, Шарля Парнелля и других отважных и бесстрашных борцов за свободную республику. Кто-то приедет на Гласневинское кладбище по тропе Леопольда Блума, героя романа великого ирландца Джеймса Джойса. Там, недалеко от могилы О`Коннела, Леопольд Блум якобы хоронил своего друга Падди Дигнама, и потому кладбище вставлено в туристический маршрут всех блумоходов.
Меня тянула на это самое знаменитое ирландское кладбище могила постоянного беглеца, русского диссидента пушкинских времён, поэта и мыслителя Владимира Сергеевича Печерина, двести лет которому исполнилось летом 2007 года.
Мы с женой и сыном зашли в контору кладбища и попросили указать нам место его захоронения. Покопавшись в компьютере, администратор бодро ответила, что такой могилы на Гласневинском кладбище нет. Я вкратце рассказал её историю Печерина, указал даже, что могила должна быть неподалеку от могилы Даниэля О`Коннелла. Порывшись в книгах, администратор ещё более твёрдо и бодро заявила, что никакого русского в конце девятнадцатого столетия на Гласневинском кладбище не хоронили. Я же помнил, что как знаменитого католического проповедника, нашумевшего ещё своими проповедями, своим сожжением неправильных протестантских библий, его внесли в список именитых вечных постояльцев этого кладбища.
Его история с публичным сожжением неправильных протестантских библий чуть не закончилась тюремным заключением уже в английских тюрьмах. На такое не отваживался ни один ирландский католик.
Когда в Дублине во время суда над патером Печериным за сожжение протестантских библий присяжные признали его невиновным, весь католический бунтарский Дублин распевал балладу в его честь:
Весь Дублин восклицал "ура!"
И в воздух чепчики бросали,
Узнав с восторгом, что вчера
Их Печерина оправдали…
Я помнил, что он симпатизировал борцам за независимость Ирландии, тайной революционной организации Фениев. Известный ирландский ученый Мак-Уайт даже нашёл в архиве Владимира Печерина написанную им для ирландских борцов "Молитву воина".
Увидев за спиной администратора полочку с книгами и информативными листовками, я попросил дать мне книгу о кладбище. На шестой странице книги нашел: "Vladimir Petcherine, 1885: Russian Priest, prosecuted for buming versions of the bible which he found unacceptable when serving in Dun Laoghaire; later Chaplain to the Mater Hospital" . Книгу я, конечно, купил. В книге был указан и район захоронения, уже никакая администрация кладбища мне была не нужна, но всё же я указал на ссылку о Печерине в их же книге администратору кладбища. Та стала оправдываться, что в книге дана итальянская транскрипция фамилии с "е" на конце, и поэтому компьютеры давали отрицательные данные о его захоронении. Мой сын гневно решил, что всё это делается сознательно, супротив России, не может быть, чтобы за эти годы никто и никогда не спрашивал место захоронения столь знаменитого русского беглеца. Я же думаю, что никакого заговора кладбищенских служащих против русских не было, скорее всего ленивые дамы (такие же ленивые, как и в России) не захотели проводить более подробный поиск, ткнули пальцем в компьютер и выдали ответ.
Но тем не менее было в этом отказе от определения места захоронения Владимира Печерина нечто определённо мистическое. Такова была его судьба во всём. Его изгоняли и изгоняют отовсюду. А откуда не изгоняют, он сам со временем уходит.
К тому же я боялся, когда кладбищенские дамы выдали нам отрицательный ответ, что и на самом деле памятник Владимиру Печерину с кладбища убрали. Ибо под памятником никакой могилы нет. Он и спустя сто лет после смерти не по своей воле оказался беглецом со своего места захоронения, беглецом с исторического кладбища. Дело в том, что в период массового советского диссидентства Владимир Печерин стал вновь популярной фигурой в мировых СМИ, о нём писали книги и диссертации известные советологи и политологи, его проклятие России:
Как сладостно отчизну ненавидеть
И жадно ждать её уничтоженья.
И в разрушении отчизны видеть
Всемирного денницу возрожденья!
– стало чуть ли не гимном всех русофобов, которым потворствовали и влиятельнейшие силы западного мира. Вынужденно вспомнили о давно захороненном русском католическом монахе и руководители ордена редемптористов, с которыми наш беглец рассорился ещё при жизни, решительно выйдя из этого строгого и сурового католического ордена. Судя по его письмам, он готов был целиком отказаться от католичества: "Все ирландские священники … разделяют все невежественные предрассудки и дикие страсти своего класса..." Из ордена редемптористов он перешёл в ещё более суровый орден траппистов, из ветви древнего, основанного в одиннадцатом веке, цистерцианского ордена. Но и там он долго не выдержал: "где вся жизнь проходит в пении псалмов и земледельческих работах – там мысль удушается и совершенно исчезает – человек падает ниже скота и живёт уже какой-то прозябательной жизнью". И вот после извлечения из забытия, редемптористы вернули своего бывшего монаха посмертно в свои ряды и спустя сто шесть лет спокойного упокоения перезахоронили 1 мая 1991 года из Гласневинского кладбища на участке, отведённом для редемптористского ордена на новом дублинском кладбище Динсгрейндж. Извлекли из русского одиночества и посмертно посадили в свою братскую клетку, залитую цементом. Вот уж судьба беглеца, никак не желающая заканчиваться даже после смерти. Под старинным памятником Гласневинского кладбища – зловещая пустота. А там, где сейчас его бренные косточки, никакого памятника, залитая цементом площадка и плита с упоминанием его имени. Не зная о ней, но мистически чувствуя пустоту под гласневинским памятником, и указали мне администраторши кладбища на отсутствие могилы именитого русского беглеца.
"Как сладостно отчизну ненавидеть…" – я сам ещё в советские времена не раз приводил эти ужасающие каждого русского строчки как знак торжествующей русофобии. Не отказываюсь от этого и поныне, но… к осуждению этих строк ныне добавлю и осуждение их самим Владимиром Печериным, назвавшим их откровенно "безумными".