В большой моде романсы Глиэра.
Раздражает, но волнует Скрябин…
Театр, балет, музыка.
Художественные выставки, вернисажи.
Третьяковская галерея, Румянцевский музей, коллекции Щукина, — все это преодолено, отдано гостям, приезжим, разинувшим рот провинциалам…
На смену пришел „Мир искусства“, журнал и выставки молодых, новых, отважившихся, дерзнувших и дерзающих.
Вокруг них шум, спор, витии, „кипит словесная война“.
Академические каноны отвергнуты.
Олимпу не по себе.
Новые созвездия на потрясенном небосклоне.
Рерих. Сомов. Стреллецкий. Сапунов.
Судейкин. Анисфельд. Арапов.
Петров-Водкин. Малютин.
Миллиоти. Машков. Кончаловский.
Наталья Гончарова. Юон. Ларионов.
Серов недавно умер, но обаяние его живо.
Есть поколения, которым непочтительность не к лицу.
Продолжают поклоняться Врубелю.
Похлопывают по плечу Коровина.
Почитают Бенуа.
А еще больше Бакста…
Вроде возникших в пику уже не многоуважаемой Третьяковской галерее, а самому „Миру искусства“ — футуристических выставок, где процветали братья Бурлюки, каждый с моноклем, и задиры страшные.
А Москва и это прощала.
Забавлялась недолго и добродушно забывала.
Назывались выставки звонко и без претензий.
„Пощечина общественному вкусу“.
„Иду на вы“.
И „Ослиный хвост“.
Во всем этом шумном выступлении была, главным образом, ставка на скандал, откровенная реклама, и немалое самолюбование…»
Прервем этот бурный поток, извергаемый Доном-Аминадо, и скажем, что такая пестрота и блескость были характерны не только для Москвы, но и для Петербурга и других российских городов.
Ну, а теперь более серьезно. В предисловии к «Воспоминаниям о Серебряном веке» (Москва, 1993) Вадим Крейд писал:
«Иногда говорят, что Серебряный век — явление западническое. Действительно, своими ориентирами он избрал или временно брал эстетизм Оскара Уайльда, индивидуалистический спиритуализм Альфреда де Виньи, пессимизм Шопенгауэра, сверхчеловека Ницше. Серебряный век находил своих предков и союзников в самых разных странах Европы и в разных столетиях — Вийона, Малларме, Рембо, Новалиса, Шелли, Кальдерога, Мальро, Гюисманса, Стриндберга, Ибсена, Пшибышевского, Метерлинка, Уитмена, д’Аннунцио, Готье, Бодлера, Эредиа, Леконта де Лиля, Блейка, Верхарна. Их произведения переводили на русский язык многие, в том числе наши большие поэты. Пристальный интерес писателей распространялся не только на европейскую прозу, поэзию, драму. Столь же велик был интерес к творениям западных духовидцев — Экхарта, Франциска Ассизского, Якоба Беме, Сведенборга и других. Окно в Европу было прорублено вторично…
Никогда еще русские писатели не путешествовали так много и так далеко: Андрей Белый — в Египет, Гумилев — в Абиссинию, Бальмонт — в Мексику, Новую Зеландию, на Самоа, Бунин — в Индию… Это лишь несколько примеров, не считая бесчисленных путешествий по странам Европы…»
Образно говоря, Россия на рубеже XIX и XX веков стала примерять на себя западные одежды. Но это западничество носило ярко выраженную русскую специфику. Валентин Валентинов (1871–1929) писал:
Что француз нам ни сболтнет,Выйдет деликатно;Ну, а русский как начнет,Берегись, понятно.У французов шоколад,А у нас рассольник;По-французски депутат,А у нас крамольник.По-французски сосьете,А по-русски — шайка;У французов либерте,А у нас — нагайка.У французов пепермент,А у нас сивушка;У французов парламеóнт,А у нас ловушка.По-французски друг и брат,А у нас изменник,У французов бюрократ,А у нас мошенник.По-французски дилетант,А у нас любитель;У французов интендант,А у нас грабитель.По-французски декаданс,И по-русски то же,У французов «Vive la France»,А у нас по роже.У французов чтут спрутаó,А у нас налима;У французов балетта,А у нас Цусима.По-французскому протест,Здесь — борьба всех классов,У французов манифест,А у нас Дубасов.По-французски мадмазель,А по-русски милка;У французов карусель,Здесь же «предварилка».У французов стиль нуво,А у нас мочало,Как дошел до Дурново,Начинай сначала!
Эти сатирические строки написаны в конце 1905 года. Напомним молодому поколению, что в 1905–1906 годах Петр Дурново был министром внутренних дел и, как писали в советское время, «жестоко подавил революционное движение».
Теперь снова вернемся к определению эпохи Серебряного века. В предисловии к книге воспоминаний Андрея Белого «Начало века» Лев Каменев в июне 1933 года писал: «Начало XX века в России — начало грандиозного катастрофического периода, приведшего к величайшим историческим сдвигам, затронувшего и перевернувшего все области человеческой практики и теории, увенчанного Октябрем».
И далее Каменев коснулся литературы: «…Глубокие потрясения организма страны, предвещавшие крушение капиталистического мира в России, и генеральная репетиция его в 1905 году не создали ни Толстого, ни Достоевского. Но, разменявшись на более мелкую монету, буржуазная интеллигенция этой эпохи сверкнула целой плеядой поэтов и художников, отрицать одаренность и талантливость которых было бы смешно, а пренебрегать художественными достижениями которых — глупо. Но в области вопросов общего мировоззрения все они оказались банкротами. Целостной и единой системы буржуазная мысль и буржуазное искусство создать уже не могли…»
Устами Каменева выражено отношение большевиков, хозяев новой России, к Серебряному веку и его творцам. Талантливые «ребята», но все же банкроты. В статьях Льва Троцкого можно найти определения и похлеще; вот что, к примеру, он писал о Мережковском: «Слишком много словесной косметики! Слишком много цветов — увы, бумажных! Как бы тонка ни была бумага, и как бы изящна ни была работа, вы после нескольких минут пребывания в этой обстановке испытываете злое раздражение и непреодолимую потребность разом смять всю эту сухую шуршащую красоту и бросить под стол, в корзину…» (25 ноября 1908).
Прыток был Лев Давидович, прыток, а после Октября еще прытче и злее.
Если смотреть на литературу Серебряного века не глазами идеологов революции и затем победившего пролетариата, а нормальными глазами обыкновенного любителя изящной словесности, то отмечаешь прежде всего талантливость людей, творивших в Серебряном веке, их безупречное владение как поэтическим, так и прозаическим мастерством. Мастеровитость их поистине виртуозна. Но дело не только в отточенности стиля, а еще в том, что «серебристы» выразительно и ярко отобразили свое время, бурное и сложное, выразили свое отношение к власти и народу, заглянули за пределы всяких мистических и космических тайн.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});