А женился я поздно, уже за тридцать, и с женой молодой прожил всего-то год, а надеялся…
Сухарев задержал мою руку в своей, замялся, наконец, решившись, выдохнул:
– Поговорить нужно.
Я безразлично повел плечами. Говорить с кем-нибудь мне хотелось меньше всего на свете.
– Старик, я понимаю твое состояние, но если я не скажу тебе сейчас, то… никогда уже не скажу.
– Что ж, пойдем, – вздохнул я.
В квартире стояли одуряющие запахи цветов, восковых свечей и еще тот отвратительный, что всегда сопутствует смерти. Я сразу широко распахнул балконную дверь. Освежающий тугой поток отбросил занавески, зашелестел кольцами на карнизе. Водки оставалось еще бутылок десять. Я откупорил одну, налил по полному стакану себе и Генке. Выпили стоя, молча; закурили.
– Ну что, старик, – ободрил я Генку хлопком по плечу, – Что там у тебя на душе, выкладывай.
Сухарев сел на краешек кресла, нервно затянулся и вдруг пристукнул кулачищем по подлокотнику:
– Старик, это не был прокол в операции. Все, конечно, может случиться, но подобные операции отрабатываются до тонкостей и… Дело в том, что Сатану предупредили. Хоть и в последний момент, но у него осталось время, чтобы найти контрход. И он нашел его.
– Интересно, – устало поморщился я, – И кто же предупредил?
– Понимаешь, – заторопился Генка, – Мы ведь не занимаемся оперативной и следственной работой. Наше дело – только захват. Нам, конечно, дают вводную и данные на объект захвата, фотографию, рост, вес, приблизительные физические данные и возможное вооружение. Больше ничего. В качестве координаторов, конечно, в операции принимают участие оперативники. Вот. А на Сатану нам дали вводную за час до операции – бывают такие ситуации. Нас подняли по тревоге, проинструктировали за пять минут – и по коням. Но, повторяю, такие операции отработаны.
Сухарев перевел дух и без всякой связи со сказанным спросил:
– Ты знаешь Овчарова?
Я отрицательно махнул головой – эта фамилия мне ничего не говорила.
– Овчаров – командир нашей группы, – пояснил Генка, – Он, как и все, ознакомился с объектом за час до начала операции. А там, в холле «Интуриста», повел себя странно. Сатана с напарником ждали у аптечного киоска посредника с наркотой. Мы потихоньку блокировали весь первый этаж. Я был все время рядом с Овчаровым. Сначала мы наблюдали за Сатаной, а затем Овчаров приказал мне оставаться на месте, а сам, чтобы подробней рассмотреть объект – это он так объяснил, – решил пройти мимо Сатаны и его напарника. Оценить, так сказать, обстановку. По инструкции это запрещено делать, но командир группы, конечно, имеет право нарушить инструкцию по обстоятельствам.
И он прошел, просто прошел в двух метрах от Сатаны. А тот… тот узнал Овчарова. Я понял это по выражению лица Сатаны. Нет, командир не подавал ему никаких знаков, он, повторяю, просто прошел мимо. Но Сатана его знал, клянусь чем угодно. И как только Овчаров отошел подальше, он… Я ведь твою жену никогда не видел, да и кто мог предположить?
– Слушай, может тебе все это приснилось, а? – горько усмехнулся я.
– Нет, Серега, не приснилось, – твердо заверил Генка, – Я тебе больше скажу: к этому Овчарову я уже давно присматриваюсь. Оклад у нас, сам знаешь неплохой, но на новую иномарку его не хватит. А у этого их две – «форд» и «опель». Да две квартиры в центре и дом за городом. И все это появилось у него в последние два года. За какие такие шиши, спрашивается? Да и много всякого другого.
Сухарев потянул со стола бутылку водки, плеснул мне и себе, выпил махом, утер губы рукавом.
– Знал Сатана его, точно. И так я тебе скажу. Я тоже не прочь красиво пожить, но совесть у меня есть. А у этих она и не ночевала. Ведь Сатана кто? Правая рука Осетина. А Осетин кто? Самый крутой пахан в нашем городе. Почему самый крутой? Потому что весь бензин – и государственный, и левый, и частный – проходит через его лапки. Он может крантик перекрыть, а может и отвертеть на полную. А от крантика этого не один десяток и не одна сотня людишек кормится, от заправщика на станции до большого начальника в кресле. Так что хрена кого найдут, дело закроют, а командир наш боевой отделается выговором и купит еще одну тачку. Я вообще удивляюсь – как это они на Сатану покуситься посмели.
Порыв ветра снова всколыхнул занавески на окнах. Я поднялся, захлопнул дверь на балкон и с неожиданным спокойствием повернулся к Генке:
– Ну и пускай дело закрывают. Не волнуйся – каждый заплатит и по счету, и с процентами.
Сухарев, уже порядочно осовевший, тупо уставился на меня. Откуда ему было знать, что все время, пока он говорил, я все время пытался представить, что чувствовала Ленка с гранатой у самого сердца.
Конец ознакомительного фрагмента.