Хаддата и Алин до сих пор не было детей, но жена воспитала пятерых братьев, и происходящее не напугало ее — она ушла и вернулась с кормилицей. С тех пор эльфийки проводили в шатре почти все время, отлучаясь только за фруктами и питьевой водой.
— Спи, малыш, — сказала Алин Эрфиану. — Погуляй по удивительным мирам. Кто знает, может, когда-нибудь ты отправишься путешествовать и увидишь их. — Она повернулась к мужу. — Если ему достанется характер Царсины, он вырастет ужасным сорванцом.
— Я тоже рос сорванцом. Отец отправил меня учиться воинским премудростям. И теперь я не сорванец.
Хаддат обнял жену, и она прижалась к его груди.
— Еще какой сорванец. Ты не прочь и у костра с девушками потанцевать.
— Только если с этими девушками веселишься ты.
Увидев протянутое платье, Алин сложила его и снова убрала в сундук.
— Богиня Энлиль так прекрасна, что смертные могут ослепнуть, лишь взглянув на нее. В лунные ночи они спускается на землю и танцует у костра, но в двух мирах нет одежды, которая сделало бы ее еще красивее. А поэтому она танцует обнаженной.
Хаддат наблюдал за женой, снимавшей свой наряд в свете масляных ламп. На ней осталась только нитка мелкого речного жемчуга, украшавшая шею. Кожа Алин была ослепительно белой и такой тонкой, что, казалось, даже нежное прикосновение причинит ей боль. Когда-то он увидел ее на берегу реки — босую, в простом платье, с длинными иссиня-черными волосами, не собранными в косу — и в то же мгновение понял, что нашел женщину, которой преподнесет свадебный подарок. А если она отвергнет его… что же. Он готов побороться за ее сердце, он воин и отступится без боя. Но она его не отвергла, хотя у нее, эльфийки из богатой семьи, женихов было хоть отбавляй.
— Сама богиня Энлиль спустилась ко мне с небес.
Алин откинулась на подушки.
— Подойди. Она расскажет тебе историю об одном из удивительных миров. А, может, даже возьмет тебя с собой.
Часть первая. Первое правило войны — обман. Глава первая. Эрфиан
1987 год до нашей эры
Деревня янтарных Жрецов
— Давай, Эрфиан. Трусишь?
— Не больше, чем ты.
Нур, устроившийся на траве под деревом, поднялся.
— Это я-то трушу? Ты стоишь, как маленькая испуганная эльфийка, и боишься остричь себе волосы, а я трушу?!
— Свои ты до сих пор не остриг.
Возмущение на лице юноши сменилось досадой.
— Ты первый. Мы бросали монетку и договаривались, помнишь?
Эрфиан снял тонкий тканевый обруч, удерживавший волосы, и длинные светлые пряди рассыпались по плечам. Обычаи деревни запрещали мальчикам стричься вплоть до той ночи, когда они встретят тринадцатую весну, и сегодня для них с Нуром настала та самая ночь. Для проведения маленькой церемонии они пришли на одну из полян, которую янтарные Жрецы называли местом силы. Здесь боги, если верить знающим, с особым вниманием приглядывают за эльфами и слышат молитвы. Просьб к богам у Эрфиана не было, но традиции он уважал.
Нур наблюдал за тем, как серебряный кинжал в руках его приятеля срезает одну прядь за другой. Когда Эрфиан завершил ритуал и наклонился для того, чтобы завязать небольшой мешок с остриженными прядями, юноша рассмеялся.
— Что тебя позабавило?
— Подойди к озеру и полюбуйся на отражение! Ты похож на воина, который напился синего вина и наспех обкорнал свои космы.
— Невелика беда. Отрастут. — Эрфиан протянул Нуру кинжал. — Твоя очередь.
Молодой эльф с задумчивым видом потрепал иссиня-черные кудри. Жаль остригать такие. К своим волосам Эрфиан не питал особой любви. Как, впрочем, и к глазам. Точнее, к их цвету. Почти все жители деревни были темноволосыми и черноглазыми, кое-кого боги одарили ореховыми или карими глазами. Эрфиану повезло меньше всех: волосы цвета выжженного солнцем песка и серо-голубые глаза. Вдобавок ко всему прочему, он рос быстрее сверстников и был выше Нура на полголовы.
— Ты вознес молитву первым богам? — полюбопытствовал Нур, обрезая пряди.
— О чем мне их просить?
— О том же, о чем просят дети янтарных Жрецов. О мужестве, о мудрости, о любви. О чем хочешь. Они услышат.
Эрфиан промолчал. Единственное, о чем он мог попросить первых богов — так это о том, чтобы две следующие весны пролетели как одно мгновение. Тогда он станет взрослым и наконец-то уйдет отсюда. Он еще не знал, куда направится, не представлял, что находится по другую сторону пустыни и есть ли жизнь за большой водой, омывающей прибрежные земли, но чувствовал, что здесь ему не рады.
Кого он оставит? Приемных мать и отца, которые воспитали его как родного сына, окружив любовью и заботой. Сестер, одна из которых готовилась встретить седьмую весну, а вторая не так давно появилась на свет. Приятелей вроде Нура, которые станут воинами, охотниками или виноделами и забудут о его существовании.
И Жрицу Царсину. Свою настоящую мать.
Эрфиан часто размышлял о ней. Не было боли. Не было обиды. Не было желания подойти и спросить, почему она так поступила. Он знал, каково это — ощущать себя чужим, и так свыкся с этой ролью, что не представлял, как можно жить иначе. От мысли, что он отвечает на искреннюю любовь родителей прохладным уважением и проявлением ответственности потому, что не знает, каково это — любить, глубоко внутри появлялась неприятная пустота. Не обманывает ли он их? Не обманывает ли себя? Они будут грустить, но поймут. Лучше быть чужаком в других землях, чем на родной земле.
— Нет, Нур. Молитву я не вознес.
— Как знаешь. Нужно собрать все волосы. Говорят, что в ночи таких ритуалов богиня Охотница бродит… ты понял. Лучше не произносить это вслух.
Эрфиан завязал мешок покрепче. Нур был одним из немногих существ, которых он мог называть не приятелями, а друзьями, но его любовь к страшным сказкам про богов повергала в отчаяние. Разве взрослые эльфы верят в такую чушь? Охотница бродит по лесам, подбирает чьи-то волосы, уносит в свой храм и делает амулеты, которые приносят дурные сны. Ведомые этими снами, несчастные приходят в деревню Сновидцев, служащим ей шаманам, людям с золотыми волосами и фиалковыми глазами, пьют черное вино и пропадают в