Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Книга "ПАРАДОКСЫ" ВРЕМЕНА ГОДАВРЕМЕНА ГОДА
Прелюдия стократ упоительнее
угрюмых финальных аккордов...
Я Н В А Р Ь
Марина работала в университетской библиотеке, а вечером занималась в
Институте культуры. Поклонников среди читателей было море, но никто из них
в душу не запал, закладочку в ее широко раскрытую книгу не положил. И вот
внезапно, словно рождественский ... дождь, появился Павел.
Он штудировал немецких философов и одновременно помогал
систематизировать философские книги из собрания одного недавно умершего
питерского профессора, практичная жена которого тут же продала всю книжную
коллекцию в библиотеку.
Наконец Паша добрался до сочинений мрачного Шопенгауэра в переводе
Юрия Айхенвальда (конец XIX века) и стал просиживать в библиотеке ночами.
Заведующая ему доверяла, к тому же штатных сотрудников как всегда не
хватало, а он успел сделать львиную часть черновой работы.
Марина старалась почаще проходить между стеллажами именно там, где
был в тот момент Павел. А тот первое время чувствовал и вел себя чурбан
чурбаном. Казалось, что его ничто не цепляет. Но все же гормоны играли в
молодых телах, чувства буйствовали, и однажды девушка просто не смогла
протиснуться мимо Паши. И причиной этому был не только размер ее налитой
соком жизни груди. Мешало что-то еще.
Тягучие, медовые поцелуи. Мимолетные касания пунцовых губ. И,
наконец, словно электрической дугой нечто замкнуло между ними. Вечерние
занятия к тому времени уже закончились, и однажды они вместе немного
подзадержались.
Оказалось, достаточно слабого случайного касания, чтобы нашу
библиотечную мышку захватило и завертело неведомое ранее ощущение скорой
развязки. Старенький рабочий стол казался мягким, уютным и теплым.
Мариночка упала на спинку и увлекла за собой Павлика. Оба они оказались
неопытными, трепетными и даже если бы ничего тогда не произошло, им все
равно было бы хорошо вместе.
Не было ни испуга, ни боли - ведь в нее ворвался раскаленным
метеоритом ее желанный и любимый человек.
Мариночке было просто хорошо и не хотелось ни о чем думать.
А теперь у них двое детей-школьников. Мальчик и девочка.
*
Ф Е В Р А Л Ь
Я возвращалась домой поездом через Москву после студенческих каникул
вместе с папой и старшим братом. Четвертым в нашем купе был веселый
голубоглазый великан Коля, который почему-то представился моряком. Хотя,
на мой взгляд, к морю он был не ближе, чем к балету.
В дневное время мы с удовольствием дружно перекидывались в картишки
и болтали ни о чем. Разговаривали в основном Коля с отцом, а я молчала и
думала о своем.
В нашей семье никто никогда не курил, и было классно, что Николая
тоже не тянуло прочь из купе - отравиться. Мы иногда выходили с ним вместе
на коротких остановках. Или тесно стояли у вагонного окна, любуясь бешено
проносящейся мимо нас Россией.
Ближе к вечеру после вечернего туалета, когда очередь уже
рассосалась, мы как-то само собой задержались в конце вагона подольше.
Коленька вел себя вполне прилично. Даже почитал мне свои, весьма неплохие
стихи. Слегка приобнял, поводил губами по моей руке и по шейке. Меня
тронуло, что с поцелуями не приставал, а гладил меня ровно столько,
сколько хотелось самой. Между нами начало искрить. Вначале - понемногу, а
потом все сильней и сильней.
Но тут пошел умываться мой папахен. Он-то нас и спугнул. Смущенные,
отправились мы укладываться бабашеньки. Да, кстати, обе наши полки были
нижними. Больших остановок больше не предвиделось. Соседние купе,
угомонившись, постепенно начали засыпать. Захрапели и "мои" на верхних
полках.
Приоконный столик в купе, оказывается, - замечательное изобретение.
Мой бдительный папа так ничего и не заметил, а Коля времени зря не терял.
Всю эту сладкую ночь я как бы прожила наедине с его нежными и сильными
руками. Внешне мы лежали довольно смирно под своими одеялами, и, мне
казалось, со второй полки ровным счетом ничего не было видно.
Вначале Коленька завладел моею рукой, утянул ее к себе, процеловав
буквально до сухожилий. И языком ее обвивал, и вообще, чуть было не
обглодал. Так сильно ему хотелось.
Наш поезд дернулся, он выпустил мою замученную руку и дал нам
немного передохнуть. А потом его сильные тонкие пальцы пустились в
путешествие по моему вполне созревшему ржаному полю. И как же это было
томительно-сладко. Он прикасался столь трепетно, столь деликатно, словно
боялся обидеть мои раскаленные бугорки своим неловким прикосновением.
И этой заботой, осторожностью и с трудом сдерживаемым накалом он
распалял меня еще больше. Как сказал бы мой милый морячок: концы мы
отдавали вместе. И, по-моему, - не один раз за ту ночь. Я уж - точно.
*
М А Р Т
Сашок успел отучиться один семестр в "железке", как однажды
познакомился с длинноногой миловидной женщиной - проводником с поезда
дальнего следования.
Их роман томительно тянулся всю зиму и начало весны. Светочка его
мурыжила, как хотела. Возвращаясь из очередной поездки, благосклонно
принимала скромные студенческие подарки, разнообразные вкуснюшки и
сладости. Но дальше ни-ни. Отношения их не продвигались ни на йоту, хотя
Светик была тайной сластеной во всех разнообразных отношениях.
Но однажды, накануне 8 Марта, Саше был дан знак и сказано, когда
поезд прибывает в депо, в какой вагон, и к какому часу нужно прибыть и
ему.
Летел он туда как на крыльях. Но Сашеньку заперли в спальном вагоне.
И только во втором часу ночи, переделав все свои дела, женщина с лукавой
улыбкой легко тронула его за плечо.
Паренек будто спал и просыпаться не торопился, наблюдая сквозь
ресницы за действиями милой своей мучительницы. А та, неторопливо снимала
с него одежду, невзначай ласково поглаживая его мускулистые ноги и крепкий
живот.
Потом улеглась рядом и, набросив одну ножку сверху, долго-долго
перебирала ему волосы, целовала каждый палец, водила языком от его кисти
до плеча. Настойчивый ее язычок постепенно перешел на шею, ключицу, грудь
и смочил оба соска.
А когда прохладное дуновение внезапно и коварно обожгло грудь, у
Сашка перехватило дыхание. Блудливо улыбаясь, женщина достала откуда-то
полурастаявшее мороженное и, как в набившем оскомину фильме, начала
неспешно капать на грудь и живот юноши, чтобы потом быстро-быстро
слизывать сладкую влагу.
К этому времени сашкино эскимо было уже в полной боевой готовности,
и язычок нашей сладкоежки неторопливо перешел к нему. В общем, всю ночь
она, не раздеваясь сама, лакомилась "то пирожным, то мороженным". И так
по кругу.
До полного взаимного изнеможения.
*
А П Р Е Л Ь
Дьявольски прелестные женщины
созданы для преступно элегантных мужчин.
Антонина, в конец разочарованная в мужчинах, поехала в санаторий
зализывать свои свежие любовные раны. Андрюха вырвался туда же всего на
неделю по требованию своих "предков" в самый разгар учебы - слегка
оклематься.
Занимался он добросовестно, а режим свободного посещения давал
возможность бывать на интересных лекциях и спецкурсах еще на двух
факультетах. Так что нагрузки были, как вы понимаете, не слабые.
При рассадке в столовой ему предложили самое смешное, "женское"
место - лицом ко входу. И все же начало самой важной своей встречи Андрей
умудрился пропустить. Ужин уже заканчивался, когда Антонина подошла к
женщинам за соседний столик - переговорить о совместной вечерней прогулке
вдоль озера.
Парень мирно и без особого интереса ковырялся в своей тарелке и
вдруг, полуобернувшись на легкие шаги, увидел на расстоянии протянутой
руки крепкую, словно орех и подрагивающую попу. Это Тоня, пользуясь тем,
что столовая почти опустела, перегнувшись через стол к подруге, что-то ей
говорила. А может быть - совсем с другой целью. Но Андрея она соблазнила
мгновенно.
Извинившись, он тут же попросился в компанию на ту роковую прогулку.
В середине пути тонины подруги как-то незаметно растворились в боковой
аллейке, ведущей к главному корпусу. Паренек остался с Тоней наедине. На
опушке леса было прохладно, подтягивал бодрящий ветерок, и женщина так
тесно прильнула к нему, что перехватило дыхание.
Мне хорошо.
Очень-очень.
Я вижу.
Но погоди, не так быстро. А как же насчет чая ?
Оказалось, что свою соседку Тонечка скоро не ждет.
Потом зачем-то настояла на том, чтобы в душ они зашли вместе.
Не спеши.
Вот так.
А теперь...
- Добрыми делами - Иван Александрович Мордвинкин - Прочая религиозная литература / Русская классическая проза / Справочники
- Детство Тёмы (Главы) - Николай Гарин-Михайловский - Русская классическая проза
- Предчувствие конца - Джулиан Патрик Барнс - Русская классическая проза