Краем глаза я заметила, что Мэл пнул товарища под столом. Тот вздрогнул и недоуменно огляделся по сторонам, будто потерялся во времени и в пространстве. Мелёшин сделал едва уловимый знак рукой, и его друг, опять широко зевнув, встал и пересел рядом со мной, но с другого боку. Мэл усиленно делал вид, будто находится вообще не здесь.
Ясно, ребятки задумали какую-то гадость.
— Каждый раз смотрю на такую умную девочку, и становится совестно, — начал Макес. — Надо и мне браться за ум, а то скоро полечу из института. Поможешь? — обратился ко мне.
— С чем? — удивилась я.
— Прежде всего, — сказал парень и снова зевнул, — нехорошо общаться, не представившись. Макес.
— То есть Максим?
— В некотором роде, — пожал он плечами. — Но Максимки играют в песочнице, поэтому зови меня Макесом.
— Хорошо. Эва.
— Здорово! — восхитился собеседник. А то он не знал. — Знакомство полагается обмыть, а в нашем случае запить. Держи, — протянул мне стакан с соком, а себе взял другой.
— Спасибо. Очень приятно, — кивнула я любезно и отставила стакан в сторону.
Макес посмотрел растерянно на товарища. Тот отложил вилку и переключился на изучение неровностей колонны. Наблюдая за переглядываниями парней, я окончательно убедилась в том, что они замыслили недоброе дело, и решила форсировать события, чтобы при первой же возможности раскрыть коварный замысел.
— На каком факультете учишься? — поддержала увядший разговор.
— На элементарном, — сказал Макес и сделал шумный глоток апельсинового сока.
— Тогда ты должен знать Аффу. Она моя соседка по общежитию.
— Конечно, знаю, — признал парень. — Учимся на одном курсе. К тому же она так и не дала мне…
Мелёшин закашлялся.
— Ни разу не дала списать конспекты, — закончил Макес. — Очень злая девушка.
— Не может быть! — поразилась я. — Мы с ней хорошо контактируем.
— Не поверишь, — пожаловался друг Мелёшина, — она ненавидит меня и при случае устраивает каверзы.
— Наверное, мы о разных девушках говорим. Определенно, это не та Аффа, которая моя соседка.
— Пойми, она такая, — поведал скорбно парень и схватил с подноса два блинчика. Один целиком запихал в рот и принялся жевать с грустным видом, а второй протянул мне.
Я положила предложенный блинчик поверх стакана с соком. Неспроста мне подсовывают всякие съедобности с утра пораньше. Наверняка заговорщики успели что-то подсыпать в еду или подмешать.
Макес проглотил блинчик и замолчал. Я посмотрела на него искоса. Парень строил страшные рожи Мелёшину, мол, крыска не хочет жрать отраву. Кинула взгляд на Мэла, а тот вырисовывал пальцем круги на столешнице и любовался ими.
— Но хуже всего то, — наклонился ко мне Макес, положив руку на спинку стула, и оказался совсем близко, в нескольких сантиметрах, — что меня никто не понимает. А ведь я имею тонкую страдающую душу, — вздохнул он горько.
Надо же, каков страдалец. А парень продолжал делиться сокровенным.
— Все видят во мне легкомысленного и недалекого, — тут он разломил о тарелку творожный коржик. Одну половинку отдал мне, а вторую принялся жевать. — Однако моей натуре не чуждо сочувствие и сопереживание.
Заслушавшись стенаниями, я непроизвольно откусила кусочек, но тут же опомнилась и водрузила несъеденный коржик на блинчик, устроившийся на стакане с соком. Мельком глянула на Мелёшина и поразилась выражению его лица. Он сидел, напрягшись, и, сжав вилку в кулаке, с неприязнью глядел на Макеса. Узкие ободки радужек посветлели, став практически белыми. Было видно, что Мэл едва сдерживался, чтобы не врезать вилкой товарищу промеж глаз. В последний момент он заметил мой взгляд и отвернулся.
Может быть, Мелёшин хотел попробовать блинчик и коржик? Или злился, что идеальный план по моему отравлению затрещал по швам?
Макес разошелся. Его рука перекочевала со спинки стула ко мне на плечо, приобняв.
— Мне одиноко. Еще не родилась та девушка, которая смогла бы меня понять, — пригорюнился парень. — Но я чувствую, что могу поделиться с тобой проблемами, и ты поймешь. — Он схватил с подноса булочку с заварным кремом, откусил добрую половину, а вторую по-свойски протянул мне.
Я осторожно положила остаток булочки на половинку коржика. Пирамидка подросла и неустойчиво зашаталась.
— Видимо, мне уготовано судьбой одиночество, — вещал Макес трагическим голосом, одновременно жуя. — Если бы нашлась на белом свете девушка, которая разделила бы со мной…
Бах! Мелёшин вмял вилку в стол, и я подскочила от неожиданности. Макес тоже дернулся, убрав руку с моего плеча, и отодвинулся.
— Ну, я пошла? — спросила неуверенно. — А то дел полно…
— Иди, — процедил Мэл, не сводя глаз с изувеченного столового прибора.
Странные они какие-то в первый день нового года. Хорошо, что бдительность меня не подвела.
Холл гудел как улей, поразив меня количеством нахлынувшего народа. Словно не было вчера праздника и затянувшегося за полночь веселья. С утра большой зал кишмя кишел студентами, вдруг вспомнившими о начале сессии, и окрест обнаружилось великое множество незнакомых лиц. С трудом протолкавшись через толпу, я влилась в оживленный людской поток.
Аудитория, в которой собрался третий курс нашего факультета, оказалась переполненной. Мое любимое место успела занять группа непонятных парней, которых я в помине не встречала на занятиях. Пришлось приткнуться в среднем ряду, рядом с кудрявым незнакомцем. Даже Мелёшин, обычно разваливавшийся королем на своей личной скамье, поделил её с другими студентами.
После звонка началось организационное собрание. Энергичный Стопятнадцатый громогласно поздоровался, после чего зачитал график сдачи экзаменов и продиктовал расписание консультационных занятий и факультативов. Студенты усердно конспектировали. Первым ожидался экзамен по общей теории висорики у психически неуравновешенного Лютеция Яворовича, застолбивший понедельник. Я встрепенулась. Для допуска к экзамену мне не хватало двух исследовательских работ, поэтому следовало срочно поднажать.
Декан пожелал присутствующим успехов в нелегком сессионном деле и взмахом руки задал старт в полное стрессов и переживаний плавание. Освобождая аудиторию, потоки растеклись в разные стороны. Должники в спешном порядке ринулись закрывать проплешины в специальном висорическом образовании, а я бросилась вслед за Стопятнадцатым.
— Генрих Генрихович! — Он обернулся. — Вы говорили, можно посмотреть подборку по мастерам раритетов.
— Здравствуйте, Эва Карловна. Как раз направляюсь в кабинет, так что пройдемте.
Полуторный административный этаж лишился новогоднего шарма, снова став казенным и официальным, но снежинка на двери деканата продолжала болтаться, овеваемая слабым сквознячком. А что, вполне консервативно — не вульгарно и без претензий. Этак вполне логично провисит до весны.
Декан выудил стремянку из дальнего угла приемной. В кабинете он забрался под потолок и долго переставлял книги на верхней полке, а я боялась, что сейчас Стопятнадцатый упадет и вдобавок завалит себя книгами — уж на больно шаткую конструкцию залез мужчина. Наконец, он спустился с поскрипывающих ступенек и протянул пыльную брошюру в мягком переплете.
— Присаживайтесь, Эва Карловна, а я вымою руки.
Примостившись с опаской на краешек хлипкого посетительского кресла, я нетерпеливо перелистывала книжечку с большой буквой V на обложке. Нетерпение сменилось разочарованием, поскольку брошюра представляла список мастеров, работавших под эгидой исследовательских институтов и закрытых предприятий. Чинно и благородно: фотографии, биографии, обязательный личный номер в реестре, изображение клейм, даты рождения и кое-где смерти, наработки и достижения. Среди профессионалов по изготовлению раритетов нашлась парочка женщин.
В сборнике отыскалось и клеймо, аналогичное вычеканенному на фляжке. Таким образом, к появлению нескончаемого алкогольного фонтанчика приложил конечности обезличенный монстр под названием "первая правительственная лаборатория". Хотя почему обезличенный? Под значком V с перекрещивающейся цифрой "1" на семи страницах шел список специалистов лаборатории, участвовавших в созидании вещей с улучшениями. Я внимательно проглядела фотографии разновозрастных талантов, ведь любой из них мог оказаться "родителем" горшочка с коньяком.