Как бы я ни считала свой бар произведением искусства, всё внимание привлекал именно вид. Именно поэтому я решила использовать тёмную древесину повсюду. Когда у вас была сплошная стеклянная стена, выходящая на океан и мост Золотые Ворота, дополнительный привлекательный декор казался бессмысленным.
Слева от лестницы находился книжный магазин. С резного входа свисала старомодная вывеска паба "Убиенная Овечка". Точная копия той, что была в фильме "Американский оборотень в Лондоне". Это был мой заумный намёк на американского оборотня за стойкой бара. "Убиенная Овечка" предназначалась только для сверхъестественных. В конце концов, всем нужен крепкий напиток и хорошая книга.
— Саманта.
Подняв глаза, я увидела два ярко-жёлтых глаза, пристально смотрящих на меня.
— Уле, рада тебя видеть, — слава богу, его чашка была полна. — Как вижу, Оуэн угодил тебе сегодня вечером.
Варево дурно пахло, и у меня не было ни малейшего желания снова наполнять её. Оуэн варил какой-то чай из грызунов для таких клиентов, как Уле, совам-оборотням.
— Тебе ещё что-нибудь нужно?
Он на мгновение он опустил взгляд на свою чашку, а потом его большие немигающие глаза снова встретились с моими.
— Нет.
Я постучала по стойке и улыбнулась.
— Отлично поболтали.
Что-то большое ударилось в окно.
— О боже, — обеспокоенный голос ведьмы привлёк внимание всех присутствующих.
Она смотрела в окно на чёрную, бурлящую воду.
Какой-то предмет был унесён приливом, но потом снова устремился обратно и врезался в стекло. Тело. Женщина, голая и разорванная. Я в ужасе обошла бар. Хорошо спрятанные шрамы запылали на меня, откликнувшись на узнавание. Прилив швырнул тело обратно в окно, и я подпрыгнула.
Тело дёрнулось в бурлящей воде в каком-то гротескном балете. Закрыв глаза, я почувствовала, как у меня поднимается тошнота. Я не могла оставить её там одну. Я знала, каково это быть разорванной и одинокой.
Обернувшись, я посмотрела на одного из моих постоянных клиентов, селки. Он был небольшим и тёмным, с полупрозрачными волосами и карими, как шкура тюленя, глазами. Дрожащей рукой я показала на окно.
— Достань её, пожалуйста?
Её опять тело ударилось об окно, и я отпрянула.
Селки повесил свой скромный балахон на крючок у входа в воду, обернулся в тюленью шкуру и нырнул в океан. Через несколько секунд мы увидели, как он плывёт сквозь сильный прилив, подталкивая тело к квадратному люку в полу бара. Его удерживала на месте магическая мембрана. Океанские нимфы и другие водные фейри могли переходить туда и обратно, но вода никогда не преодолевала барьер.
Он подтолкнул тело к входу. Наклонившись вперёд, я схватила её и потянула. Она проскользила несколько метров по полу, прежде чем перевернуться на спину.
Молочные глаза невидяще смотрели вверх. Её тело посинело и раздулось. Бескровные разрезы обнажали мышцы, связки и органы. Порезы были рваными. Кто знает, как долго она пробыла в воде. Её раны могли быть результатом ударов о камни или от акул. Их размеры, хотя... мысль о моих собственных, скрытых одеждой шрамах промелькнула в голове.
Гном по кличке Грим, предложил мне одеяло, которое я держала за стойкой.
Я кивнула в знак благодарности, не в силах вымолвить ни слова. Встряхнув одеяло, я накрыла им тело.
— Ты её знаешь? — спросил Оуэн.
Неустойчивым голосом я ответила:
— Не уверена. Она волчица. Я чувствую её запах под водорослями и морской водой. Я позвоню дяде, узнаю, не пропал ли кто из его стаи.
Одна, затерянная в холодном тёмном океане.
— Если она не его, думаю, мне придётся связаться со стаей Бодега-Бей.
Как эта женщина оказалась именно здесь?
Оуэн положил руку мне на спину.
— Чем могу помочь?
Я напряглась. Мне не нравилось, когда ко мне прикасались, даже когда я в этом нуждалась. Может быть, даже особенно в такие моменты. Прошло семь лет с тех пор, как на меня напали и обратили. Оборотни, как и многие другие сверхъестественные существа, не должны стареть. Мне было семнадцать, когда меня обратили, но сейчас я выглядела старше. Быть одиноким волком в Сан-Франциско означало, что у меня не было никого, кто мог бы научить меня отличать факты от вымысла. Возможно, книги ошибались насчёт старения оборотней. Как бы то ни было, моё тело, может, и представляло собой кромешный ужас, но это было сильное, здоровое двадцатичетырёхлетнее тело. Эмоционально? Ну, есть вещи, от которых никогда не оправишься.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
После того как мёртвую женщину сфотографировали, завернули и положили в дальний угол холодильной камеры, я засела в своём кабинете. Глубоко дыша, я старалась не вспоминать мягкий щелчок ножа, когда он вошёл в кожу и разрезал моё тело, резкое дыхание, когда зубы рвали и когти распарывали. Нет уж. Лучше быть пугающей, чем запуганной. Я не пойду по этому пути снова.
Выпрямившись, я вытерла слёзы с лица. Достаточно. Я заставила свой пульс замедлиться. Мне нужно было позвонить Маркусу. Я едва знала его, видела только перед тем, как на меня напали, а потом прогнали прочь. Он напоминал мне о слишком многих вещах, которые я пыталась скрыть.
Я не понимала этого, пока росла, но причина, по которой моя мать никогда не позволяла мне видеться или говорить с дядей Маркусом, заключалась в том, что она знала, что он был оборотнем. Сразу после её смерти, когда мне было семнадцать, он протянул руку, желая узнать меня. Я не помнила своего отца. Он исчез ещё до того, как я смогла сформировать и вверить памяти больше, чем самые смутные воспоминания. Как бы я ни просила, мама не рассказывала об отце, говоря, что опасно отдавать мёртвым слишком много себя.
Несмотря на то, что я пообещала матери никогда не связываться с Маркусом, когда он разыскал меня на её похоронах, это было похоже на второй шанс обрести семью. Он казался мне добрым, но я должна была прислушаться к советам мамы. Я согласилась навестить его на территории, которая, как я позже узнала, принадлежала его стае. На меня напал, пытал, изнасиловал и обратил оборотень, которого Маркус не смог опознать и которого он так и не смог найти.
Глядя на открытку в стиле Дега на стене моего кабинета, я заставила себя подумать о нежных балеринах в голубых костюмах, позволив им занять место страданий и унижений. Когда мои руки перестали дрожать, я загрузила фотографию мёртвой женщины и отправила её Маркусу. Вдруг он знает, кто она. Если нет, то понятия не имею, что с ней делать. Мы никогда не отдавали своих мёртвых людским властям. Чем меньше они о нас знают, тем лучше.
Телефон прозвонил шесть раз, но потом включился автоответчик, требуя оставить сообщения.
— Маркус, это Сэм. Я выудила мёртвую женщину из бухты перед баром. Только что отправила её фотографию на твою электронную почту. Если она не одна из твоих, я свяжусь с другой стаей из района Залива.
Сжав кулаки так, что мои короткие ногти впились в ладонь, я боролась с собой, не зная, как продолжить:
— Полагаю, я просто не хотела, чтобы она оставалась одна, — я прочистила горло. — В любом случае, не мог бы ты дать мне знать, если узнаешь её? Я была бы тебе очень признательна.
Я опустил трубку на рычаг.
* * *
После закрытия бара я решила пойти на пробежку. Мне нужна была нормальность и контроль над собственным телом. Упражнения до изнеможения помогали мне уснуть. Я не позволяла воспоминаниям снова изолировать меня от мира.
Я взбежала по лестнице и глубоко вдохнула. Я сделала растяжку на краю утёса. Холодный, солёный ветер дул с океана. После этого я отправилась на пробежку. Мышцы согрелись и расслабились, я ускорила бег, быстро и тяжело, прочь от открытой местности и через лес. Опавшие сосновые иголки устилали землю. Вдалеке глухо заревел туманный горн. Это должно было успокоить, но я не могла избавиться от ощущения, что за мной наблюдают. Шорох в деревьях заставил меня резко остановиться. Я принюхалась к запаху ветра. Замерла, прислушиваясь. Ничего.