То же самое касалось знаний, навыков и инстинктов. В программе не было функции ввода данных, полученных из какого-либо другого источника.
– Будем взламывать! – просто сказала Изумрудка и заговорщически подмигнула ему рыжим лисьим глазом.
И они взялись взламывать программу. Точнее взялась она, а он стоял рядом и «болел», как это делает пятилетний мальчишка, во все глаза, глядя на процесс изготовления свистульки-чижика, предназначенного ему в подарок.
Изумрудке пришлось попотеть! Время поджимало – отпущенный месяц пролетал с отвратительной скоростью. Помогло то, что создатель комплекса её знаний сам когда-то баловался хакерством и вложил в курс компьютерной грамотности набор специфических навыков. Зачем? Из любви к искусству, наверное.
Оставалось два дня. Даже выносливая, как тягловый вол синтезантка, едва держалась от усталости, как вдруг…
– Погоди! – воскликнула она. – Ведь ты сделал модель моей памяти полторы недели назад, а это значит, что прошедшее с того дня время будет потеряно, а с ним потеряны и все мои старания. В следующий раз придётся повторять всё с начала!
Опять томограф и опять неудача! Изумрудка за это время набрала объём памяти вдвое превышающий предыдущий. Неужели придётся мириться с потерей последних дней, которые были им так важны? Ведь ей удалось вскрыть набор научных дисциплин вживлённых в память модели и даже определить место, куда вложить собственную память, чтобы не повредить заложенным знаниям.
Он едва с ума не сошёл! Ещё немного и ей действительно пришлось бы привязать его к стулу, чтобы не натворил лишнего. И тут случилось чудо – заработал его собственный мозг, оказавшийся в критической ситуации!
Как он сам потом признался, до того момента он умел только осваивать то, что придумали до него другие. Попугайничать, по сути. Теперь же рухнула некая грань, и он понял, что способен изобретать!
Выход снова оказался в простом – зачем копировать заново всю память, когда можно отделить последние полторы недели и скопировать их, а потом сконвертировать и соединить с предыдущими записями. Сложнее всего было соединить новое и старое, но и это оказалось разрешимо, если произвести наложение уже имеющейся сконвертированной записи на общий образ памяти определённой томографом.
Оставался один день. Им пришлось пожертвовать этим днём, так-как ловить томографом последние часы было слишком большой роскошью. Изумрудка поместила копию собственной памяти в заранее отведённое для неё место, просканировала полученную модель и запустила её в производство. Теперь оставалось только не допустить истерики со стороны её перебравшего адреналина возлюбленного.
– Всё будет хорошо! – повторяла она, прижимая к себе его голову. – Автоматика синтезатора работает исправно, время рассчитано, тебе даже ждать не придётся. Я просто выйду в коридор и через пару минут войду обратно. Обещай не ходить за мной, просто досчитай до ста двадцати!
Её руки в последний раз нежно погладили его по лицу и исчезли… Изумрудка ходила по кораблю босиком, ведь здесь было тепло и чисто, а потому шаги её были бесшумными. Она вышла в коридор…
Ему пришлось приложить адские усилия, чтобы не рвануть за ней! Зачем? Чтобы увидеть, как в воздухе тает её тело? Нет, она права – ему не стоит на это смотреть, лучше ждать, лучше считать…
Он вдруг спохватился – она велела считать до ста двадцати, а прошло уже около полуминуты. Хорошо, будем считать с тридцати! Тридцать один, тридцать два, тридцать три…
А вдруг ничего не получится? Шестьдесят пять, шестьдесят шесть… Что если они что-то не так рассчитали и память Изумрудки не приживётся в новом теле? Семьдесят восемь, семьдесят девять, восемьдесят… Или того хуже – своими действиями они повредили программу и новый организм не будет обладать вообще никакой памятью, эмоциями, чувствами. Тогда к нему выйдет пустая бездушная оболочка его любимой!.. Сто пять, сто шесть, сто семь, сто восемь… А если пойдёт общий сбой, то может выйти вообще непонятно что. Например, существо, обладающее всем, в том числе и памятью, но лишённое каких либо эмоций. Или наоборот, переполненное эмоциями, но не обладающее ни логикой, ни собственным мышлением, ни гуманистическими ценностями. А если такая абракадабра примет характер цепной реакции, то из недр машины выползет чудовище, самой страшной чертой которого будет какое-нибудь сходство с Изумрудкой! Сто девяносто семь, сто девяносто восемь…
Что? Сколько? Это же на целую минуту с лишком, превышает их расчётное время! Значит… Действительно что-то пошло не так и процесс не завершён или отменён. Или данные стерты, а машина вышла из строя. Тогда он больше её никогда не увидит, а это значит, что жизнь кончена и остаётся… Остаётся только самому шагнуть в перерабатывающее устройство, предварительно оставив послание яйцеголовым, чтобы делали соответствующие выводы!..
Он резко повернулся на стуле, но не удержался на ставших вдруг ватными ногах и оказался на полу, неуклюже шлёпнувшись, как тюлень на натёртом паркете.
– Так значит… всё это правда? – раздался откуда-то сверху знакомый голос, в котором впервые прозвучали испуганные нотки. – Ты настоящий? Ты действительно существуешь!
Он поднял голову и прямо перед собой увидел её аккуратные босые ножки с ноготками покрытыми зелёным лаком. Он встал на четвереньки, потом сел, потянулся к ней, но сил хватило только на то, чтобы обнять родные колени!..
– Почему ты задержалась? – спросил он хриплым шёпотом. – Я подумал, что всё пропало, и чуть с ума не сошёл!
Она присела к нему и обняла, потом немного отстранилась и стала разглядывать в упор.
– Я встретила в коридоре себя, – сказала она чуть смущённо. – Мы посмотрели друг другу в глаза, а потом я… то есть, она, помахала мне рукой, улыбнулась и исчезла. Я успела подхватить вот это.
В руках у неё была лёгкая красивая туника – любимая одежда Изумрудки. Сама она была обнажённой, как и положено человеку только что появившемуся на свет.
– Почему у тебя ногти зелёные? – спросил он, увидев, что маникюр у неё тоже зелёного цвета.
– Не знаю, – пожала плечами Изумрудка, разглядывая свои пальчики. – Может быть она, то есть я, так захотела в последний момент? А что, красиво! И всё-таки здорово, что ты не сон.
– Сон? – удивился он. – Почему это я – сон?
– Мне так подумалось, – ответила она, виновато потупившись. – Когда я очнулась, то спросила себя – не сон ли то, что я помню? Вдруг это такая же вживлённая информация, как курс математики? Так значит, всё было на самом деле? И мы с тобой здесь уже месяц?
– Да, – ответил он, прижимая её к себе и с упоением вдыхая знакомый запах. – Всё так и было. Я люблю тебя уже месяц. Самый беспокойный и стремительный месяц в моей жизни. А ещё, у меня только что были самые ужасные три с половиной минуты.
– Но, теперь всё хорошо?
– Да, всё хорошо.
– Тогда, чем займёмся?
– Доведём твою программу возрождения до совершенства. Там много