Читать интересную книгу Восхождение денег - Ниал Фергюсон

Прочитав эту книгу, вы поймете, почему, как это ни парадоксально, больше всего страховок покупает население самых безопасных для проживания стран. Вам откроются обстоятельства возникновения причудливой страсти англоязычных народов к купле и продаже недвижимости. Может быть, важнее всего то, что вы увидите, как финансовая глобализация существенно поколебала традиционное разделение на развитые и развивающиеся страны. Коммунистический Китай стал кредитором капиталистической Америки, и хотя об истинном историческом значении этого события мы можем только догадываться, ясно одно: оно огромно.

Временами казалось, что остановить восхождение денег нельзя. Подсчитанный в 2006 году экономистами совокупный выпуск всех стран мира составил 48,6 триллиона долларов. Капитализация всех фондовых рынков достигла 50,6 триллиона, опередив выпуск примерно на 4 %. Дальше – больше: общая номинальная стоимость выпущенных на тот момент облигаций – 67,9 триллиона долларов – превосходила ВВП почти в полтора раза. Планета Земля начала выглядеть карликом на фоне планеты Финансы, к тому же последняя куда быстрее вращается вокруг своей оси. Каждый день на мировых рынках валют из рук в руки переходит более 3 триллионов долларов (в пересчете на американскую валюту). Для глобального рынка ценных бумаг этот показатель равен 7 триллионам. Не проходит и минуты, чтобы кто-нибудь где-нибудь что-нибудь кому-нибудь не продал. На свет появляются все новые формы финансовой жизни. Так, в 2006 году объем выкупов за счет займа (англ, leveraged buyouts – приобретение компаний, финансирующееся с помощью заемных средств) подскочил до 753 миллиардов долларов. Благодаря взрывному росту феномена “секьюритизации” – когда множество частных задолженностей вроде ипотечных ссуд делятся на транши, которые впоследствии составляют новые, прежде невиданные комбинации и в таком виде выставляются на продажу, – объем выпущенных за год ценных бумаг, обеспеченных закладной или активами, а также облигаций, обеспеченных долговыми обязательствами, превысил отметку в 3 триллиона долларов. Еще быстрее рос объем рынка деривативов – контрактов, чья стоимость завязана на стоимости ценных бумаг, вроде свопов на кредитный дефолт (СКД, от англ, credit default swaps); предполагаемая стоимость всех деривативов, торговавшихся внебиржевым образом, составила чуть более 400 триллионов долларов. При этом вплоть до восьмидесятых годов об этих бумагах практически никто и слыхом не слыхивал. Множились и новые, диковинные формы организации бизнеса. Первый хедж-фонд возник только в 1940-е, и к 1990 году в управлении 610 фондов находилось около 39 миллиардов долларов. Сегодня точное число хедж-фондов – 9462, а сумма доверенных им средств – 1,5 триллиона долларов. Не дремали и компании, занимавшиеся частным капиталом, а структурированные инвестиционные инструменты, призванные держать рискованные активы в отдалении от финансовой отчетности банков, и вовсе привели к созданию полноценной теневой банковской системы. Предыдущие четыре тысячелетия служили историческим фоном для восхождения мыслителя. Временами становилось похоже, что нам выпало жить в эпоху восхождения банкира.

В 1947 году доля добавленной финансовым сектором стоимости в ВВП США составляла 2,3 %. За шестьдесят лет она выросла более чем втрое и к 2007-му достигла уже 8,1 %. Иначе говоря, из каждых 13 долларов, выплаченным работникам в американской экономике, примерно один достается финансистам5. Еще более важную роль финансы играют в экономике Великобритании, где их доля в ВВП 2006 года равнялась 9,4 %. Именно финансовый сектор – самый сильный в мире магнит для выходящей из лучших университетов молодежи. В 1970 году лишь 5 % мужчин – выпускников Гарвардского университета, где я сейчас преподаю, устроились работать в финансовый сектор. К 1990-му этот показатель вырос втрое – до 15 %[1]. В 2007-м он был еще выше. Согласно университетской газете Harvard Crimson, более одной пятой всех юношей и одной десятой девушек из выпуска 2007 года рассчитывали начать свою карьеру именно с банка. И что можно было на это возразить? В последние годы финансовые условия, на которые выпускники университетов из Лиги плюща[2] могли рассчитывать в банках, были примерно втрое выгоднее предложений из других секторов экономики.

К моменту вручения дипломов выпуску 2007 года казалось, что ничто и никто не в силах остановить победную поступь финансовых компаний по всему миру. Она продолжалась на фоне террористических атак на Нью-Йорк и Лондон, бушевавших в Ираке и Афганистане войн, под возгласы о наступлении эры глобального потепления. Несмотря на уничтожение Всемирного торгового центра, конфликты на Ближнем Востоке и скачок в количестве природных катаклизмов, период с конца 2001 года по 2007-й был периодом беспрерывного роста глобальной финансовой системы. Да, сразу после событий 11 сентября фондовый индекс Доу-Джонса обвалился на 14 %, но за каких-то два месяца это падение было отыграно. Владельцам акций ведущих компаний пришлось пережить не слишком приятный 2002 год, но затем рынок резко пошел вверх, и к осени 2006-го была взята новая рекордная высота (так был перекрыт результат, достигнутый на пике интернет-мании рубежа тысячелетий). К октябрю 2007-го Доу-Джонс практически удвоился по сравнению с провалом пятилетней давности. При этом успехи фондового рынка США вовсе не были чем-то из ряда вон выходящим. В течение пяти лет до 31 июля 2007 года все фондовые рынки мира, не считая двух, росли в среднем более чем на 10 % в год. Этот процесс сопровождался устойчивым ростом рынков облигаций стран с развивающейся экономикой и рынков недвижимости, особенно в англоязычных странах. Товарные рынки или произведения искусства, марочные вина или экзотические ценные бумаги, обеспеченные активами, – куда бы ни делались вложения, они приносили деньги. Много денег.

Как объяснить эти чудеса? Есть мнение, что финансовые инновации последних лет повлекли за собой фундаментальные улучшения в эффективности работы мирового рынка капитала, так как отныне рисковали лишь подготовленные к этому инвесторы. Отдельные люди не могли или не хотели сдержать своего восторга и говорили о “смерти волатильности”. Довольные собой банкиры устраивали конференции с названиями вроде “Эволюция совершенства”. В ноябре 2006 года я получил приглашение на одну из таких встреч в шикарном – а как же иначе – комплексе “Лайфорд Кей” на Багамах. В своем выступлении я заметил, что для превращения весьма щедрого на тот момент потока, наполнявшего мировую финансовую систему ликвидностью, в тонкий ручеек хватит совсем незначительного потрясения и расслабляться не стоит. Мои слушатели, мягко говоря, не впечатлились и сочли меня паникером. Один из наиболее опытных и уважаемых гостей пошел дальше своих коллег и предложил организаторам в следующем году обойтись без лекции, заменив ее показом “Мэри Поппинс”6.

Услышав имя знаменитой няни, я мысленно перенесся подальше от банкиров, в мир моего детства. Поклонники Джули Эндрюс подтвердят, что сюжет и не думающего стареть мюзикла 1964 года вращается вокруг события финансового характера, которое уже тогда казалось причудливым пережитком прошлого, – банковской паники. Шутка ли: массовой попытки вкладчиков вернуть свои деньги в Лондоне не видели с 1866 года!

Семья, в которую устраивается работать Мэри Поплине, совершенно не случайно носит фамилию Бэнкс. Отец семейства мистер Бэнкс – вы угадали, он банкир – один из старших служащих в Доверительном банке Доуэс Тоумс Мусли Грабе Фиделити. По его настоянию в один прекрасный день дети вместе с няней решают посетить банк, и мистер Доэус-старший предлагает сыну Бэнкса Майклу положить туда имеющийся у того на карманные расходы двухпенсовик. Увы, юный Майкл решает потратить деньги на корм для голубей и извещает об этом мистера Доуэса: “Верните! Верните мои деньги!” Что еще печальнее, это требование достигает слуха нескольких клиентов уважаемого банка. Вслед за Майклом они начинают требовать назад вложенные средства. Вскоре им вторят уже толпы посетителей, и банк вынужден приостановить выплаты. За этим следует увольнение мистера Бэнкса, сопровождаемое душераздирающим воплем: “Я доведен до краха, разорен в расцвете лет!” Кто знает, может, эти самые слова вертелись на языке у Адама Эпплгарта, бывшего исполнительного директора английского банка Northern Rock. Он повторил судьбу мистера Бэнкса после того, как в сентябре 2007 года у отделений банка по всей стране выстроились очереди желающих забрать свои накопления. Панике предшествовало промелькнувшее в новостях сообщение о том, что Northern Rock попросил Банк Англии о “предоставлении ликвидных средств”.

Поразивший западный мир летом 2007 года финансовый кризис словно хотел напомнить о непреложности некоторых истин, например такой: рано или поздно любой мыльный пузырь лопается. Рано или поздно быки-покупатели обнаруживают, что больше не в состоянии поднимать цену на своих рогах, и продавцы-медведи втаптывают ее в землю. Рано или поздно жадность сменяется страхом. К весне 2008 года, когда я завершил необходимые для написания этой книги исследования, уже существовала серьезная вероятность перехода американской экономики в состояние рецессии. Спустя год я просматривал предисловие перед публикацией нового издания книги, а американская экономика находилась в тяжелейшем с начала 1980-х годов состоянии, и недуг угрожал перерасти в самую настоящую и длительную депрессию. Неужели американские компании разучились производить интересные продукты? А может, виной всему было внезапное падение темпов технологического прогресса? Не то и не другое. Непосредственная причина подвешенного состояния экономики в 2008–2009 годах была финансовой по своему происхождению: если быть точным, то произошло внезапное сокращение кредитных рынков, вызванное лавинообразным ростом отказов платить долги определенного вида, обозначавшегося эвфемизмом “ипотечный кредит ненадежному заемщику”. Мировая финансовая система обросла огромным количеством сложнейших взаимосвязей. Сравнительно неблагополучные семьи из американских штатов от Айдахо до Юты могли профинансировать покупку дома (или взять новую ссуду под залог этого самого дома для погашения предыдущей) с помощью зачастую весьма хитро устроенных займов, которые впоследствии – и без ведома должников – сваливались в одну кучу с другими похожими займами. Полученные таким образом “коллатерализованные долговые обязательства” (КДО, от англ, collateralized debt obligation) банки в Нью-Йорке и Лондоне продавали среди прочих региональным немецким банкам и норвежским муниципальным властям, так что последние по сути становились ответственными за полученные американцами ссуды. Рецептура приготовления КДО из кусочков исходных займов была такова, что процентные платежи первоначальных заемщиков по своей надежности приравнивались к выплатам по государственным облигациям США со сроком погашения в десять лет, а значит, заслуживали желанного рейтинга “А А А”. Так алхимия финансов вышла на новый виток своего развития, и получение золота из свинца казалось делом времени.