Читать интересную книгу Мавзолей для братка - Андрей Ерпылев

Но возможность поохотиться на морскую живность без помех, забросить в лазурные волны уловистую блесну, а вовсе не традиционный туристический крюк толщиной с палец на леске-тросе, а потом к тому же зажарить пойманный трофей на угольях и съесть его, запивая добрым вином, и подвигла московского бизнесмена на нынешнее путешествие в глубь времен.

А еще – отколоть от кораллового куста понравившуюся ветку, скорее похожую на произведение гениального художника, чем на продукт слепого размножения микроскопических полипов, достать с сумасшедшей глубины огромную радужную раковину, схватиться с разъяренным осьминогом… Словом, проделать все то, чего дико хотелось ранее, но не всегда получалось по разным причинам, главная из которых – труднообъяснимые извивы местной логики…

Сегодня почему-то охота не клеилась. То ли погода пошаливала и вся достойная внимания добыча предпочитала отсиживаться на глубине, доступной лишь навороченному батискафу, то ли за полторы недели новый неведомый хищник в лице Сергея успел распугать старых… Одним словом, единственной за все утро потенциальной мишенью оказалась молодая акула, да и та задала такого стрекача при одном виде охотника, что преследовать ее не имело никакого смысла. Наверное, о блокбастере будущего «Челюсти» под множеством порядковых номеров она и не подозревала. А может, попросту трезво оценивала свои силы.

«Перебраться километров на десять дальше по берегу, что ли? – в сотый раз спрашивал себя Дорофеев, но перспектива убить пару дней на перебазирование всего лагеря на такое плевое, в общем-то, расстояние, ужасала. – Или подождать еще?..»

Мысли текли непривычно плавно – мозг уже перестроился на неторопливое житье отдыхающего и наотрез отказывался выдавать скоропалительные рекомендации. Да, в конце концов, и не в добыче дело, главное – процесс…

Удача, как обычно, улыбнулась именно тогда, когда пловец твердо решил поворачивать к берегу.

Крупная – более полутора метров длиной – барракуда вывернулась из какой-то неприметной расщелины между кораллами, по обыкновению – неожиданно, словно материализовалась из дымчатой глубины. Может быть, она приняла незнакомую, неуклюжую на вид живность за нечто несъедобное, а может быть, и имела уже опыт знакомства с людьми, но ей хватило одного лишь взгляда, чтобы принять верное решение. Увы, поздно…

Стрела гарпуна бесшумно скользнула к жертве и легко пробила насквозь ножевидное тело, окрасив воду бурым кровяным облачком. Будь рыба помельче, этого ей, вероятно бы, и хватило, но на сей раз хищник попался матерый и так легко расставаться с жизнью не пожелал.

Знали бы вы, сколько раз за это утро, мотаясь на хвосте разъяренной рыбины, Сергей пожалел, что отправился на охоту, сколько раз его рука тянулась к укрепленному на лодыжке ножу, чтобы перерезать прочный японский линь, сколько раз ему удалось чудом увернуться от кораллов, естественно принявших в схватке сторону раненого земляка…

Часы на запястье у Дорофеева, конечно, имелись, но следить за временем, когда пошла такая пляска, – боже упаси! И лишь когда утомленная хищница подпустила охотника на расстояние руки, а лезвие ножа, вонзившись в бессмысленно глядевший куда-то круглый глаз, поставило долгожданную точку, Сергей понял, что устал, и устал неимоверно.

За всю погоню ему удалось хлебнуть воздуха всего раз пять-шесть, и теперь легкие горели, словно он смену отработал у доменной печи (а что, бывало и такое в его весьма разнообразной и разносторонней жизни). Поэтому, бросив безжизненный трофей опускаться на дно, он поплыл вверх, к манящему ртутному зеркалу поверхности…

Сердце бухало строительным молотом, пурпурная пелена застилала глаза, и так мало что видящие из-за росы на стекле маски, и поэтому лишь хлынувший в грудь благословенно живительный воздух подсказал уставшему Сергею, что он уже наверху. И еще ворвавшийся в уши плеск волн и крики чаек… И еще чей-то тонкий заунывный голос:

– Брат! Корарр нерьзя, брат!.. Штраф…

* * *

– Слушай! Благодарен я тебе, брателло, – терпение Дорофеева было на исходе, – только отстань от меня. Чего тебе нужно-то?

Молоденький египетский рыбак, наткнувшийся на обессиленного пловца в паре километров от берега, конечно, очень помог ему, доставив к лагерю, но вот понять, чем и как отблагодарить доброхота, было выше Сергеевых сил. Не доллар же ему совать бумажный? Вообще-то, собираясь на отдых, бизнесмен специально выбрал безлюдные в прошлом берега, поэтому и не побеспокоился о местной валюте. Да, вообще-то, и не задумывался, были ли у древних египтян деньги или жили они натуральным обменом. Бартером, так сказать.

Все попытки всучить парню пригоршню завалявшейся в кармане мелочи (чем черт не шутит – авось российские рубли, «двушки» и пятерки пополам с евроцентами и штатовскими «никелями» и «даймами»[4] сойдут за какие-нибудь динарии) наткнулись на стену непонимания. Та же судьба постигла швейцарские часы и не без труда стянутую, скрепя сердце, с безымянного пальца массивную золотую «гайку». Абориген, все так же сверкая идеальным рядом белоснежных зубов, недоуменно повертел вещи в руках и протянул обратно.

– Ну и фиг с тобой! – осерчал Сергей, стягивая гидрокостюм и облачаясь в свою повседневную одежду – холщовые шорты и распашонку, пошитые каким-то модным в свое время кутюрье, чье имя Дорофеев благополучно забыл сразу же после того, как оплатил своей «Визой» счет со многими нулями, а прочитать на фирменных «лэйблах» поленился. – Созреешь – сам скажешь…

К его немалому удивлению, «древний египтянин» немного изъяснялся на русском, примерно в том же объеме, что и современный гостиничный «бой» в той же Хургаде или Шарм-эль-Шейхе. Вот только английских слов этот тощий, невысокий и смуглокожий парень не понимал напрочь, а арабского языка не знал сам Дорофеев. Да и не похоже было щебетание рыбака на гортанную арабскую речь. Тем более звук «л» в ней вообще отсутствовал.

«Вот заковыка! – размышлял путешественник, роясь без особенной цели в палатке. – Ну, средневековая Франция там, монгольское нашествие, то да се… А тут-то откуда русский знают? Да еще в эту эпоху. Я ж во времена фараонов нацелился. Тогда мои древние соотечественники с берез уже определенно спустились, но последних мамонтов гоняли еще каменными топорами… Или уже бронзовыми? В любом случае – о туризме еще и не помышляли. Ерунда какая-то…»

Он украдкой выглянул из палатки в надежде, что абориген устал ждать материального проявления благодарности и несолоно хлебавши отчалил восвояси. Но не тут-то было.

Парень присел на корточки на самом солнцепеке и, не переставая улыбаться, пялился на копошащегося в «шатре» пришельца. Жара, похоже, не производила на него ровно никакого впечатления.

«Вот же черт жароустойчивый! – ругнулся про себя Дорофеев, выуживая из давно початого ящика литровую бутылку „Смирновской“. – Остается только „огненная вода“. Говорят, дикари на нее ужас, какие падкие… А до Корана пока еще не доросли – пей, не хочу».

– Теплая, зараза…

Глушить водяру в такую рань, на жаре, да еще почти горячую, словно чай, не входило в число его привычек – то ли дело вечерком, радикально остуженную в походном холодильнике на солнечных батареях, под деликатесную закуску да приятную музычку… А придется – закон гостеприимства, едрить его…

– Будешь? – вслух спросил он парня, выбираясь на свет Божий, и с тоской поглядел в пышущие жаром белесые небеса. – На, держи. – Пластиковый стаканчик, наполненный до краев кристальной влагой перекочевал в оливковые, по-детски тонкие руки «спасателя». – За дружбу между народами, в общем!

Однако абориген сразу озадачил Сергея еще больше.

Он тут же выплеснул водку, будто простую воду, даже не понюхав, но принялся с восхищением разглядывать копеечный сосуд со всех сторон.

– Мягкий стекро! О, Исида! Чудо!..

Ошарашенный увиденным, Дрофеев хлопнул свою «рюмку», даже не занюхав ритуально «карденовским» рукавом…

* * *

Утро встретило путешественника не благословенной тишиной, обычно нарушаемой лишь плеском волн, а шумом полноценного восточного базара. Причем не за окнами отеля или туристического автобуса, а непосредственно над ухом.

В непередаваемой какофонии смешались звуки многоголосой гортанной ругани, звон металла, блеянье баранов, рев ишаков и даже какая-то заунывная мелодия.

– Кого это нечистый принес на мою голову? – простонал Дорофеев, пытаясь зажать ладонями уши, но помогло это мало.

Ладно бы он проснулся свежим и умиротворенным, готовым возлюбить этот мир, как все последние дни, так нет… Неудачно принятая внутрь на солнцепеке «микстура» усугубила последствия подводной охоты, и голова теперь трещала не хуже грецкого ореха, зажатого между дверью и косяком. Кто бы мог подумать, что эффект окажется таким смертоубийственным? Эх, знал бы, где упасть…