Все проходит когда-нибудь, прошло и у меня, попустило что называется. В глазах посветлело, зубы перестали стучать. И соображать я нормально начал. Ну, более или менее. Только идти пока не хотелось. Вот я и решил посидеть под стеночкой, пораскинуть мозгами.
Это что ж получается? Какой-то урод хотел поджарить меня в моей же собственной машине. Типа, как пицу в микроволновке. Без моего на то согласия и разрешения! Не получилось у него. Какой-то дядя вмешался в процесс и поломал уроду весь кайф. Пожалел обиженного, так сказать. Хороший дядя, добрый – конфетку дал, а ведь убить мог… Хрен его знает, кто это сказал, но, прям, в точку попал. В моем случае монетку дали, типа, живи, Леха, долго и счастливо и ни в чем себе не отказывай. А надоест долго жить – вот тебе ножичек.
Спасибо, конечно за заботу, только где жить-то? И чем? Нормальному пацану есть и пить надо, кроме всего прочего. Чего-то я не видел здесь ничего, что на зуб положить можно. Ну, и на небо хоть раз в год посмотреть надо. На травку там. Не говоря уже о нормальном общении: долго самому с собой – это вредно. Ну, а здесь мы чего имеем?
Камень сверху, камень снизу, слева-справа тоже камень.
Это не детская песенка-дразнилка, в натуре камень со всех сторон. И давит так, словно в пещеру какую забрался, глубоко под землей. Хошь, вперед иди, хошь назад – пейзаж практицки не меняется. Подходящее местечко для долгой и счастливой жизни!… И какому мудиле сказать за него спасибо? У кого тут такое больное чувство юмора?
Я, между прочим, еще не ужинал сегодня. И обед у меня был чисто символический. Заработался конкретно. Думал, вечером доберу нужные калории и вдруг такое попадалово! И я посреди всего этого. Сам. Один. Ни спросить, ни послать, как говорится. Абыдно.
А все-таки психологи не совсем психи. Не зря советуют общаться. Типа, расскажи о своей проблеме и тебя попустит. Вот и меня попустило, а ведь поговорил только с собой, любимым, да и то, не раскрывая рта. Все равно помогло. Проблема, правда, никуда не делась. Только отошла в сторону и ждет, когда я отлеплюсь от пола и пойду себе дальше.
Отлепился, пошел. Ну, направление пока менять не станем, чего там сзади я уже видел. А вот чего впереди – это будем посмотреть.
И посмотрели очень даже скоро. Только за поворот завернули и аккурат в тупик впечатались. В натуре. И в темноте.
Всю жизнь любил такие вот приколы. Очень уж они аппетит улучшают. И для нервов они того…
Постоял, вспомнил все ругательства, какие знал, и тут до меня дошло: воздух-то свежее стал. Я быстренько забежал за поворот, схватил факел – настоящий оказался, не имитация – и стал осматривать тупик.
Завал. Огромный такой булыжник и несколько камешков поменьше. Надежно они коридор перекрыли. Не раскапывать – взрывать надо. Или другой выход искать. Вот только сквозняком тянуло и весьма настойчиво.
Не сразу, но разобрался: трещина. Снизу вверх. Широкая. Скалолазы такую камином называют. Это если снизу смотреть. Ну, а если сверху, то колодцем. Из колодца, говорят, звезды видно, даже днем. Я вот тоже увидел. Где-то очень высоко. Там, куда факел и не досвечивал. Но до этого высоко, как до горизонта. Да и не большой я любитель лазать по трещинам. Без страховки. Мне руки беречь надо. Кормят они меня. Да и костюмчик жалко. Я за него зеленью платил, кровно заработанной.
Так что постоял я, подышал свежим воздухом и обратно пошел. Вместе с факелом. А то свет здесь ну прям интимный, через каждые сто шагов факел. А между ними как хошь: хоть наощупь, хоть с закрытыми глазами. Мне вот повыделываться захотелось: то шаги считал, то факел взял. Решил, мол, я самый умный. Остальные, типа, погулять вышли.
Говорили же мне: Леха, будь проще, и люди к тебе потянутся – забыл. И совет забыл и то, что я не единственный пацан в мире – все забыл. Вот мне и напомнили. Конкретно так. Спасибо, что не до смерти. Везло мне в этот день на добрых людей.
2
Голова болит так, что аж глаза дергаются. Закрытые. И тяжесть в затылке конкретная.
Это сколько ж я вчера выпил? И чего с чем намешал?
Воспоминания объявили лежачую забастовку и расползлись по углам.
А вот кантовать меня не надо! И трясти тоже. Вы чего русского языка не понимаете? Я же сейчас блевать начну. Ну, раз не понимаете, вам же и убирать. А пинать меня зачем? Я же честно-благородно предупредил…
Ну, чего теперь трясете? Работать надо? Не-е. В таком состоянии я опасен для окружающих. Мне б отлежаться денек-другой. Оставьте меня, а? Положите, где взяли. Что я вам такого сделал?! Изверги! Лучше убейте! И зачем вы меня так напоили вчера?
Или это позавчера было?… И что за повод у отмечалова? Ни черта не помню – солидный должно быть повод.
Слышь, мужики, а на каком языке вы ругаетесь? Из десяти слов я одно только понимаю. Или два. Кажется.
Во блин, чего же такого мы отмечали?! И где это я? Домом и не пахнет. И с глазами моими что? Ни хрена же не вижу!…
Ослеп, в натуре, ослеп!
Говорили мне: будешь много пить – руки дрожать станут. Фигня! Глаза первыми отказали. Как же я теперь буду? Чего я наощупь-то могу?
Ну, мужика от бабы отличу.
Слышь, ты не обижайся, это я сослепу. Мне вообще-то бабы нравятся. А, ты не обижаешься? Вот и хорошо. Вот и путем все… Эй, я же сказал, мне бабы нравятся! Ты че, глухой? И не надо меня раздевать. В натуре, останемся друзьями. Слышь, падла, и не думай даже, я не из таких…
Я прозрел! Я снова вижу!
А всего и делов-то – открыть глаза. И сразу одной проблемой меньше. И второй тоже. Извращенцу оказывается не я нужен, а мой прикид. Ну, и забирай, не жалко, новый куплю. Только трусы оставь и документы. Эй, урод, трусы мои тебе зачем?!
Удар по кумполу.
Темень.
Мне надо делать трепанацию черепа. Срочно. А наркоза нет. Закончился. Во влип…
– Ничего, мы и без наркоза обойдемся, – изуверски улыбается доктор. Брюхо его горбатится под зеленым халатом пивным бочонком или девятым месяцем. – Применим современную технологию. Можем западную, можем восточную. Больной, вы что предпочитаете?
Я невразумительно мычу, пока мои руки привязывают к шесту.
– Хорошо зафиксированный больной в анестезии не нуждается, – басом хохочет жирнопузый.
Появляется еще один персонаж. Старик азиатской наружности, упакованный в костюм нинзи. Но костюмчик не черный, а темно-зеленый. В руках старика длинный шнурок. Извивается в пальцах, как живой.
– Это наш главный анестезиолог, – говорит пузан. Старик кланяется. – Багдадский душитель.
– Потрошитель? – я зачем-то тяну время.
– Потрошитель вам не нужен. Аппендицит мы уже удалили. Или вы еще что-то отрезать хотите? Так мы завсегда, с радостью! – и жирдяй скалится так, словно вместе с аппендиксом удалил мне еще кое-что, чтоб танцевать не мешало. – А это вот его помощник – Ватсон Лондонский.
У мужика короткие рыжеватые усы, бледная, как в конце зимы, кожа и древний прикид. Не иначе как прошлого века. И тоже зеленого цвета. На голове панама-котелок, в руках дубинка. Конкретная такая дубинка. Пацаны в форме с такими по улице ходят.
Пока я разглядываю помощника (чьего я так и не понял), он снимает шляпу, кивает и опять напяливает ее на голову.
– Ватсон… – Имечко кажется знакомым. – Тот самый?
– Да. Из семьи потомственных палачей и анестезиологов. Мой отец мог пощупать голову больного, а потом так ударить, что тот приходил в себя в указанное время.
– Точно-точно, – радостно тараторит толстый. – Скажу, операция продлится до трех часов, так в три десять больной уже моргает.
– А сейчас он где? Отец…
– Вместо своего отца работает. Палачом.
– Семейная традиция, что вы хотите?…
Достал меня толстопузый со своим юмором. Чего я хочу? Домой хочу. А все это – чтоб только сном было. И исчезло, когда проснусь.
– Ну, вот и познакомились с нашей бригадой. Теперь можно и приступать…
– Подождите! А он что?… – киваю на старика.
– Он? Такой же виртуоз, как отец Ватсона. Только с удавкой. Считает, что так гуманнее. Его метод подходит всем, даже детям и беременным. И он не щупает пациента, а смотрит ему в глаза. Я лично лечу свои зубы только под восточной анестезией. Так что выбираем?
Ватсон хлопает дубинкой об ладонь. От размеренных шлепков меня передернуло. Посмотрел на азиата. И не подозревал, что во мне такой любитель Востока живет.
– Хороший выбор…
Это было последнее, что я услышал.
В глазах резко потемнело.
А потом пришла боль. Какой-то урод лупит меня по морде. Левая щека, правая, левая, правая… Блин, и когда ж ему надоест?
Открывать глаза не хочется. Чего, операция уже закончилась? Что-то очень быстро. Уберите от меня этого придурка и повторите все еще раз.
Глаза все-таки пришлось открыть. Кто-то настойчиво трясет меня за плечо.
– Блин, какого?…
– Просыпайтесь, Алексей Тимофеич! Просыпайтесь!…
– Ну?…
– Вы проснулись?
– Угу.
– Нужно срочно в операционную…
– Ну?…
– Черепная травма.
– Угу.