— Найди другого дурака, Маркейл. Прежний уже не годится.
— Уильям, ты должен выслушать меня. — Она вцепилась в подлокотники кресла. — Никто другой не может мне помочь.
— А как же твой любовник? Или Колчестер наконец пришел в себя и отказался покровительствовать тебе?
— Конечно, нет. — Она поджала губы. — Но это сугубо личное дело.
— Личное? Или секретное? Это два совершенно разных понятия.
— И то и другое. Я не могу поделиться этим с Колчестером.
— Ты ему не доверяешь?
— Доверяю, но дело может вызвать скандал, а я не хочу, чтобы он или кто-либо другой пострадал.
— А-а, — сделал вывод Уильям после того, как несколько мгновений всматривался в нее, — стало быть, Колчестер уже не может тебе помочь.
Ее щеки стали пунцовыми.
— Что бы ты ни говорил о нем, он в свое время помог мне, как никто другой.
— Если под словом «помог» ты подразумеваешь «дал большую сумму денег», то уверен, что это правда. Граф — богатый человек.
Она равнодушно пожала плечами, но лицо у нее исказилось, и Уильям получил удовольствие, ощутив, что ее потрясающее сценическое мастерство приближается к своему пределу.
Эта женщина зарабатывала себе на жизнь тем, что служила в театре на «Друри-Лейн». Маркейл Бичем была красивой, умной и, как сообщалось, величайшей актрисой, которую когда-либо рождала Англия.
Скользнув по ней взглядом, Уильям отметил, что ее элегантное платье вряд ли можно было назвать скромным. И это ее другой способ заработать себе на жизнь, твердо напомнил он себе. Она отдает себя всем, предложившим наивысшую цену.
— Колчестеру вполне по карману содержать тебя.
— Уильям, пожалуйста. Неужели ты не можешь забыть о прошлом всего на несколько минут, чтобы выслушать меня? Я… — Она замолчала, и он заметил в ней некоторую неуверенность. Но была ли она подлинной? — Послушай, я пришла попросить тебя об одолжении.
— И слушать не хочу.
Он с горечью засмеялся.
— Ты даже не знаешь, о чем я прошу.
— И не хочу знать. Все, что как-то связано с тобой, мне неинтересно.
О чем он думал, поверив словам актрисы? Просто был по уши влюблен — страстно, безумно, безрассудно. Теперь он стал старше и знал ей цену. Бросив на нее взгляд, Уильям увидел, что Маркейл так же хороша, как прежде, а возможно, черт побери, стала еще привлекательнее. Ее красота созрела, как и ее тело. Прежняя хрупкая, застенчивая девушка исчезла, на ее месте появилась очаровательная взрослая женщина, державшаяся с уверенностью, которую нельзя было изобразить с помощью актерского мастерства.
— Прошу тебя, Уильям, это важно. И для меня обращаться к тебе тоже нелегко.
— Мне наплевать, легко ли это для тебя, — холодно усмехнулся он и, отодвинув кресло, опустился в него. — Как ты пробралась сюда? Команда не предупредила, что у меня гость.
— Я поднялась на борт до рассвета.
— У сходен всегда стоит вахтенный.
— Он спал.
A-а, это именно то нарушение на вахте, о котором упомянул Макдугал.
— Я чувствую здесь какой-то подвох. Я знаю тебя, Маркейл Бичем, и не могу тебе доверять.
— Ты не знаешь меня и никогда не знал.
Она говорила с такой уверенностью, что Уильям был просто поражен.
У него неожиданно пропало желание тотчас же выгнать ее, и, откинувшись в кресле, он сложил руки на груди. Уильям, конечно, мог бы с легкостью поднять ее и вышвырнуть из своей каюты, но не хотел дотрагиваться до этой женщины, боясь пробудить воспоминания, которые снова могли всплыть на поверхность, стоит только коснуться ее кожи.
Некоторые вещи лучше не проверять.
— Значит, я зря потратила время, придя сюда?
Словно встревожившись, она поднялась и, демонстрируя свою роскошную фигуру, прошла к окну на левом борту.
— Выходит, что так.
Он крепко сжал челюсти.
— Понятно. — Прикусив губу, Маркейл потупилась, а потом грациозным жестом указала на графин и стаканы у него в серванте. — По крайней мере, давай выпьем за наше короткое воссоединение?
— Лучше за наше окончательное расставание, — огрызнулся он.
Открыв графин, она взглянула на него с грустной улыбкой.
— Вижу все того же серьезного Уильяма. — Маркейл слегка втянула запах вина. — Очень хороший портвейн.
— Благодарю, — коротко отозвался он, наблюдая, как она наполняет два стакана.
— Прежде ты не был таким требовательным в выборе напитков, — заметила Маркейл.
— Теперь я стал гораздо разборчивее в выборе всех своих удовольствий.
Она сжала губы и просто подняла один стакан, чтобы оценить цвет напитка.
— Очень впечатляет.
— Вино — из личных запасов Наполеона.
Уильям не мог бы объяснить, почему почувствовал необходимость сообщить об этом, но не смог промолчать.
— Тогда я получу от него еще больше удовольствия. — Маркейл закрыла графин пробкой, подала стакан Уильяму, а другой отнесла к своему месту и, сев, осторожно покачивала жидкость. — Существует ли какой-то способ убедить тебя изменить свое мнение? Если я скажу, что именно мне нужно, ты, возможно, передумаешь.
— Существует одна вещь, которой ты меня научила: никогда не доверять ответу, который на самом деле является другим вопросом.
Она замерла, не сделав глотка.
— Что за парадокс?
— Из твоей коллекции. Там в основном притворство. — Он сделал большой глоток портвейна и проглотил крепкий напиток. — Довольно. Мне пора работать. У тебя две минуты на то, чтобы рассказать, зачем ты здесь.
— Прекрасно. — Маркейл, прищурившись, отставила свой стакан. — Я пришла сюда, потому что кто-то шантажирует меня.
— Какое отношение это имеет ко мне?
Лицо непрошеной гостьи покраснело от возмущения так быстро, что он поверил в ее правдивость.
— Уильям, я просто в отчаянии. Не знаю, кто это делает и почему, но необходимо прекратить этот беспредел.
— Но ты, безусловно, догадываешься, какой у них есть камень за пазухой против тебя. Это кое-что из того, что не следует знать Колчестеру? Не так ли?
Следя за непроницаемым выражением ее лица, Уильям осушил стакан.
— Ты сбилась с пути, Маркейл? Это и есть твой секрет? Ты не можешь быть правдивой с человеком дольше одной минуты. В этом твоя суть.
— Боюсь, ты не понял. — Ее глаза вспыхнули огнем. — Если мой секрет раскроется, то расплачиваться придется не мне, а другим.
— Кому же это?
— Их имена не имеют значения.
Маркейл решительно сжала губы.
— Я покончил с секретами и ложью. Думаю, тебе пора идти.
Уильям внезапно почувствовал, что устал от всего этого. Устал от обманов, которые несколько лет назад заставили его чувствовать себя ущербным, никому не нужным.